– Да, утверждаю. И хотя не могу понять, к чему эти вопросы, но заверяю, что ее нелюбовь ко мне могут подтвердить многие люди, – заявила я. – Вот как? А кто именно? – прихлебывая кофеек, спросил мой собеседник. – Послушайте, капитан, по-моему пришла пора раскрыть суть ваших расспросов? – вклинился в беседу, доселе молчавший Мирослав. – Дело в том, уважаемые, что во время беседы со мной гражданка Коржикова всячески подчеркивала собственную лояльность к вам, Ксения Робертовна. Она утверждала, что всегда вас жалела. Подчеркиваю: жалела, а ненавидела. И хотя она была не в восторге от предстоящего брака сына, ведь каждая мать желает своему ребенку чего-то лучшего, но и запрещать ничего не запрещала. Ее дословные слова: «Это его выбор, ему с ней жить, а не мне. И я смирилась, что в нашу семью войдет девочка из народа.» Как видите, у вас могла бы быть превосходная, терпимая свекровь! – Да скорее крокодилица стала бы мне терпимой свекровью, чем эта анаконда! – воскликнула я в сердцах. – Я не понимаю, зачем ей понадобилось играть в смиренную мамашку, но она меня на дух не выносила и никогда этого не скрывала. После того, как наша первая свадьба сорвалась, она охаяла меня по всему городу! – Я побеседовал с несколькими ее приятельницами. И знаете, они подтвердили ее слова. Она вас не хаяла, а просто сокрушалась, что вы неподходящая пара. Но она никому не говорила, что выступает против вашей свадьбы. Наоборот, она всячески подчеркивала, что собирается поддержать своего сына, помочь вас «дотянуть» до их уровня, потому что он, якобы, ее об этом попросил. Вот так-то! – Бред! Бред какой-то! Спросите Ритку, спросите Громова. В каком я была состоянии после той сорвавшейся свадьбы. Что она мне наговорила, когда приехала отнимать подарки Костика! Ужас! Да с ее высказываниями не смогли бы состязаться портовые грузчики! – Это все эмоции, – отрезал Бочкарев. – Перечисленные вами люди были свидетелями при этом разговоре? – Нет, – растерялась я. – Вот видите, – злорадствовал капитан, – а вообще свидетели есть? – Есть! Есть такой свидетель, – обрадовалась я, – это Феофан Леопольдович Коржиков, дедушка Костика. Он не боится свою невестку и все вам расскажет. – Ну что ж, я обязательно с ним побеседую, – кивнул Бочкарев. – Дело в том, что после ваших показаний главной подозреваемой стала как раз гражданка Коржикова. Но это если подтверждается мотив. Но после разговора с ней и людьми, которые с ней плотно общались, мотив исчез. Одно дело, когда человек вас ненавидит и готов на все, лишь бы разорвать ваше бракосочетание. И этот человек – немного сдвинутая мать взрослого сына, которая, как вы утверждаете, полностью им управляет. Тут, конечно, прорисовывается состояние аффекта. Женщина сдвинулась и решила убрать с пути нежеланную невестку. Но картинка не складывается. Потому что нет свидетелей ее дурного отношения к вам. – Подождите, – перебил его Мирослав, – а почему вы не побеседовали с самим Коржиковым-сыном? Уж кому как не ему доподлинно известно отношение матери к Ксении, а также к их свадьбе. – Совершенно справедливое замечание, – кивнул Бочкарев, – только вот какая незадача. Коржиков заявил, что отказывается обсуждать со мной свои личные дела и возжелал быть вызванным повесткой. Так что нам еще предстоит с ним общаться сегодня после обеда. – Вам не кажется, что это несколько странно? – Нет, почему. Он мне сказал, что его невеста предательница, поэтому он не желает о ней разговаривать. А когда я попытался на него надавить, вот тогда он и сказал, что будет разговаривать только в присутствии адвоката и в моем кабинете. Как видите, сейчас адвокаты просто нарасхват. Я даже сам подумываю, а не сменить ли мне род деятельности. – Очень здравая мысль, – одобрил Мирослав. Я же сидела, вся сжавшись в комок. Неприятно слушать о себе подобные отзывы, тем более, что они в какой-то мере весьма справедливы. На эту тему можно было подумать и подольше, да Бочкарев засобирался уходить. Я напоследок посоветовала ему как можно скорее переговорить с дедушкой Кости, потому что он – моя последняя надежда. И не то, чтобы я всерьез думала, что Стела сошла с ума и, оседлав «Победу», помчалась меня давить перед загсом, но я была возмущена ее хамелеоновской натурой. Это что же получается, значит, в глаза она говорила мне гадости, натравливала против меня Костика, а на людях выставляла себя моей благодетельницей, готовой меня «дотягивать» до своего аристократического уровня. Тоже мне Екатерина Великая, царица Савская и еже с ними! Воспитательница девочек из народа выискалась! Я была возмущена и жаждала справедливости. – О чем задумался, кроль? – спросил меня Мирослав, обнимая. К нам тут же присоединился Бегемот, покинувший свой пост на комоде, он залез на колени к Мирославу, чтобы тот его приласкал. Совсем животное от рук отбилось! – О чужом коварстве и хитрости, – честно ответила я. – Чтобы не заслужить подобного отклика в свой адрес, признаюсь сразу. Мне звонили из Москвы и пришлось сознаться, что задание выполнено. Я оттянул время своего возвращения до вечера, сославшись на уточнение всяких нюансов. Мое сердце совершило отчаянный прыжок, но я вовремя захлопнула рот, и оно не смогло выпорхнуть наружу. Все кончено. Он уезжает. – Ксюнчик, не хнычь, я скоро вернусь. Обещаю. Как только закончу с этим делом, сразу приеду за тобой. – Что значит за мной? – дрожащим голосом спросила я. – Заберу тебя в Москву. Поедем в стольный город, покажу тебе его лучшие стороны. Так, все понятно, он приглашает меня на экскурсию. – Спасибо, но я бывала в Москве не раз. Можно даже сказать, что знаю столицу нашего государства совсем неплохо. Что ж ты будешь себя утруждать? Это, конечно, говорила не я. Такого никогда бы не позволила себе сказать женщина образованная, взращенная на лучшей литературе пера американских психологов, коей я себя считала до недавних пор. И еще меня тревожили мои нервы, я как-то совершенно перестала о них заботиться последнее время. Расходовала их килограммами, нет километрами или чем там измеряются человеческие нервы? Ай-я-яй, как все нехорошо получается! – Ксюнчик, не злись, но я не могу тебя забрать прямо сейчас. На самом деле тебе лучше не уезжать из города, побыть здесь, зачем давать твоему Бочкареву лишний повод для размышлений. Слишком многое неизвестно милиции из того, в чем ты напрямую задействована. А я вернусь через день, максимум через два. Клянусь тебе! Но два дня ничего не решают. Мы сейчас сменим замки, и ты временно поживешь у Риты. Я оставлю здесь Серегу или Сашку, они тоже с вами поживут. – Как ты ловко всеми тут распоряжаешься! Ты стой тут, ты иди туда! А может, Ритка не захочет, чтобы у нее в доме жили посторонние мужчины? – Ксюша, ты ведешь себя, как ребенок. Я полагаю, что твоя подруга согласится помочь тебе в беде, поэтому примет и тебя, и охранника в своем доме, – строго сказал Мирослав. – Я же хочу тебе помочь, неужели не видно? Я даже свою машину оставлю тебе в залог. Ну, теперь ты мне веришь? При этих словах я сумела взять себя в руки. Обидно, конечно, что возлюбленный линяет с поля битвы, оставляя взамен себя своего оруженосца. Но, как говорится, не до жиру, быть бы живу. И после очередного неудавшегося покушения на твою жизнь нужно что-то предпринимать в целях самозащиты, хотя бы воспользоваться навыками профессионала. – Понимаешь ли, необходимо быстро вычислить, у кого оказались ключи от твоего дома, гаража и машины. Теперь мы знаем, что их украли из квартиры твоей матери. Давай думать, кто это мог быть: соседка, приятельница мамы или твоя, сослуживцы или родственники. Среди ваших знакомых завелась крыса, которая стащила для убийцы эти чертовые ключи! Меня поразила мысль, что круг подозреваемых так широк, а ведь мои подозрения зацикливались конкретно на одном человеке. Но, может быть, Мирослав и прав. Может быть, это действительно была соседка тетя Люба или мамина приятельница Сонечка. Вдруг они как-то связаны с убийцей. Я попыталась вычеркнуть из головы тайные подозрения и сосредоточиться на новом направлении. Увы, ничего не получалось. – Ты можешь связаться с мамой и выяснить, кто бывал у нее в доме в последнее время? А заодно и сама вспомни, ты с кем-нибудь приезжала к ней? – Только с Громовым, – выдавила я, наконец, из себя. – Ну, Мирик, он тут не при чем. Это совершенно нелепо, нелогично, невозможно! Ему незачем все это затевать. Озвучив тайную мысль, которая пришла мне в голову, я осознала, что этого быть не может. Даже Бегемот, почувствовав мое смятение, жалобно замяукал и стал тереться о ноги. – Хорошо, хорошо, – закивал Мирослав, – я все понял, не надо так кричать. Одно утешает в данной ситуации. – Что?! – воскликнула я, не видя ничего утешительного. – То, что эта сладкая парочка Свиридовых угомонилась. Сереге будет проще, не надо отвлекаться на побочные эффекты. – А да, – рассеянно кивнула я. В моей голове упорно стояла картина. Мы приехали с Громовым к маме, он должен был посмотреть, почему барахлит их компьютер. Мы тихонечко общались с мамой в другой комнате. Потом решили перебазироваться на кухню, попить чая. И там застукали Громова, он рылся в ящиках буфета. В тот момент он объяснил, что ему понадобился нож, и он решил его найти на кухне сам, не пожелав нас беспокоить. В принципе, такая бесцеремонность вполне в его духе. Но теперь эта картина не идет у меня из головы. Громов МОГ взять эти ключи, в том смысле, что у него была такая возможность. – Нет, он не мог этого сделать! – Мне нравится, что ты так пылко защищаешь своего друга, признаться, я даже немного ревную, усмехнулся Мирослав. – Но парня придется проверить на вшивость. Мы с тобой не знаем доподлинно, есть ли у него на то причины или нет. Ты даже себе не представляешь, с какими случаями я сталкивался по роду своей работы. Братья предавали друг друга, сестры отбивали у сестер мужей, матери собственноручно сдавали милиции или бандитам сыновей, а сыновья сживали со свету родителей. Человек человеку – враг. Не каждый, конечно, далеко не каждый. Но полностью игнорировать подобную возможность в отношении твоего Громова нельзя. Я потухла. Боже мой, неужели это правда? Но ведь он же мне помогал: труп прятал, советы давал. С другой стороны, не мог же он отказать мне в помощи, я бы тут же насторожилась, вот он и носился с трупом, тем более, что покрывал свое собственное преступление. Мама моя родная, неужели он – оборотень? Кстати, я вчера пыталась дозвониться маме, чтобы уточнить, когда именно она видела мои ключи в последний раз, вдруг она зачем-то лазила в тот ящик уже после посещения Громова, и ключи лежали на месте? Это была очень хиленькая надежда, но и ее не хотелось полностью исключать. – Я позвоню маме, может быть, она вспомнит какие-то подробности. Хотя очень не хочется ее волновать. Она ужасно мнительная! – сказала я. – Дорога, ситуация весьма серьезна, поэтому нужно маму потревожить. Ибо, если с тобой что-нибудь случится, то мама будет гораздо более взволнованна. Как ты считаешь? – Думаю, ты прав, – кивнула я и направилась к телефону. В этот момент он и зазвонил. Выяснилось, что пробудились наши собутыльники. Ритка довольно жизнерадостно сообщила, что они все пьют пиво, потому что головки бо-бо. Сообщение не порадовало Мирика, так как выходило, что он будет шофером. И, чтобы испортить им настроение, он велел трубить общий сбор. Я не стала по телефону рассказывать о газовой атаке, которой мы подверглись этой ночью. Порадую при встрече. Меня гораздо больше волновало то, как я расскажу подруге о своих подозрениях в отношении Громова. Марго его всегда недолюбливала, поэтому эта версия у нее протеста не вызовет. И все же страшно неприятно представлять тот момент, когда ребята будут допрашивать Андрея. Мирослав прав, обстоятельства в жизни бывают всякие, и кто знает, может быть, у Громова не было другого выхода. Нет, наверное, мы ошибаемся. Я готова дать голову на отсечение, что помогал он мне от чистого сердца. И я не знала, как интерпретировать все эти факты. Главное, меня мучил вопрос – зачем? Зачем Громову все это надо? – Скоро они приедут, – промурлыкал мне в ухо Мирислав. – И что? – поежилась я. Его шепот щекотал мне ухо, по коже побежали мурашки. – И то, у нас есть время побыть наедине, – пояснил он и принялся меня выцеловывать. Я не стала сопротивляться. Вы бы стали отказываться от воды, пройдя через Сахару, отпивая время от времени по глоточку из бурдюка? Вот и я не стала. Но к тому моменту, когда наши друзья стали звонить в дверь, мы почувствовали полное утоление своей жажды. – Отлично выглядишь, – отметила Ритка, шагнув через порог. – Ты тоже ничего, – не осталась я в долгу. Ритка действительно цвела, как майская роза. Зато Серега выглядел несколько пришибленным. Я тихонько вздохнула. Тем временем в квартиру просочились оба Сашки, и моя гостиная сжалась в размерах. Мирослав доложил о ночном происшествии, и мужики стали держать совет. Вопреки моим ожиданиям, Ритка идею с виновностью Громова не восприняла. – Глупости! Громов какой угодно, дурак, только не убийца. В этом деле чувствуется личная заинтересованность, а у Громова такой и быть не может. Он, извините, Ксению Робертовну, как женщину, никогда не рассматривал, гонялся, в основном, за молодым мясом, без мозгов, но с сиськами. Соответственно, ревности и любовь-морковь отпадают. А чтобы его использовать в этом деле, кому-то третьему нужно иметь на него рычаги воздействия. Андрей в этом городе птица залетная, и живет он тихо-смирно, откуда взяться компромату? Так что, ребята, расслабитесь в ягодицах, Громов не наш клиент! – Во дает! – восхитился Сашка красный. – Это все звучит отлично, я тебе как адвокат говорю, – отметил Мирослав, – да только Громов попадает в группу риска, и не помешает его прозондировать. Кто ж говорит, что надо будет из него душу вытрясти. Нет, просто прощупаем осторожненько. После этой успокоительной речи он сообщил о дальнейшем плане действий. Они уезжают в Москву, Серега (интересно почему именно он?) остается караулить меня с Риткой. Я переселяюсь к подруге, а в моей квартире меняются замки, тем же Серегой. Через день, максимум два он возвращается, и они с Серегой начинают искать убийцу Жаткина и моего врага в одном лице. Всем все было ясно, можно было приступать к выполнению. Я пошла складывать вещи, правда, Ритка порекомендовала мне вслед не брать слишком много, но лучше все же мне захватить мои вещи, чем облачаться в то, что носит чересчур экстравагантная подруга. Мирик потащился за мной и всячески мешал мне складывать одежду, то что-то из вещей пытался примерить на меня, то прижимал к сердцу какую-нибудь блузку и шептал, что заберет ее с собой, чтобы не забыть моего волнительного запаха. А потом утянул на кровать, навалился сверху и, глядя мне в глаза, заявил, что влюбился. Я замерла на миг, боясь спугнуть минуту счастья. Господи, ну что же там пишут в этих книгах о таких моментах, что нужно сказать ему в ответ? Ничего в голову не лезло. «Двойка тебе, Аверская!» – прозвучал строгий голос с американским акцентом откуда-то из-под потолка. И я, мысленно махнув рукой, выдохнула. – Возвращайся ко мне, Мирик! Приезжай скорей. – Обещаю, – сказал он. Мы упоенно целовались, не обращая на возмущения окружающих, которые так и лезли в дверь спальни. – Сташевский, пора ехать. Мне уже звонили из агентства, спрашивали, где мы находимся и почему молчит твой сотовый, – гудел над ухом Сашка зеленый. – Ну что за люди, – оторвался от моих губ Мирослав, – чужому счастью завидуют! – Злыдни! – согласилась я.