Часть 10 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я выполняю спецзадание СМЕРШ, — нашёлся Холодов. — И не в моей компетенции раскрывать служебные тайны, — веско добавил он, тут же забыв об обещании.
Хохлов немедленно замолчал, услышав название грозной организации, и знаком велел следовать за ним. Виктор мысленно поблагодарил авторов последних поправок к Исторической доктрине. Кто-то из очень высокого руководства страны был ярым поклонником всякого рода спецслужб, поэтому в Доктрине в статьях, посвящённых войне, про контрразведку было сказано только хорошее. Смелые находчивые смершевцы слегка диссонировали с тупыми садистами из НКВД и добавляли остроты в пёструю военную мешанину из горластых политруков, воинственных священников, уголовников-патриотов, «простых мужиков», пригнанных на убой курсантов, бездарных командиров-истеричек, репрессированных комбригов и интеллигентных эсэсовцев.
— И воинства небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в виссон белый и чистый, — пробормотал им вслед батюшка.
Странно, что никто не обратил внимания на недавние выстрелы и на орущего благим матом раненого уголовника неподалёку.
Холодов с командиром штрафбата направились к небольшому лесочку, где при полевой кухне (для чего штрафбату две полевые кухни, интересно?) чистил картошку к ужину рядовой Твердынин. Интеллигент, оборванный и потрёпанный до потери человеческого вида, затравленно озираясь, неловко и терпеливо скрёб картофелину штык-ножом.
Виктор глянул на Хохлова, и тот, понимающе кивнув, ушёл к бойцам. Повар, равнодушно глянув на комиссара, продолжал мешать в котле гигантским половником.
— Исчезни! — приказал Холодов повару, решив не церемониться с прошляками.
Тот ухмыльнулся и продолжил кашеварить.
— Спецотдел контрразведки! — крикнул тогда Виктор дерзкому повару. — Имею право расстреливать на месте за неисполнение приказа!
Холодов коснулся кобуры, и повар бросился в лес, размахивая на бегу половником. Виктор подождал, пока тот скроется и обратился к Твердынину:
— Здорово, Антон Иваныч! Привет тебе от жены Любы и дочки Тамары. Ждут папу к ужину и ничего не подозревают.
Тот подскочил, будто обожженный снизу угольком, бросился к Холодову и вцепился ему в гимнастёрку, едва не оторвав петлицы. Такой бурной реакции интеллигента Виктор не ожидал.
— Родненький!! Соврушка!! Помоги выбраться из этого ада!
Меморист шарахнулся от безумного, отдирая пальцы от гимнастёрки.
— Да погоди ты! Мне сперва кое-что выяснить надо…
Но Твердынин, словно утопающий, совершенно потерял над собой контроль. Он, взвизгнув, попытался снова ухватиться за Виктора.
— Я не отпущу тебя, пока с собой не возьмёшь! Не отпущу! Вместе пропадём в этой мясорубке!
В пылу схватки они вдвоём выкатились на поляну, на которой подтянутый старший политрук, по-видимому, Москаленко, выстроил подчинённых и читал им зажигательную речь. Виктор фамильярно подмигнул комиссару. Тот, взглянув на форму Холодова и истерику Твердынина, понимающе усмехнулся и продолжил разглагольствование. Меморист, стукнув друг о друга носками сапог, активировал силовую подкачку и, почуяв прилив сил, легко скрутил меминженера.
— Наступление через полчаса! — крикнул комиссар вслед Виктору, когда тот поволок трепыхающегося Твердынина назад к полевой кухне. — Поторопитесь!
И продолжил зажигательную речь перед строем:
— Мы все умрём в этом бою, потому что нас бросили на прорыв обороны противника. За нами пойдут автострадные танки. Мы вооружены только дужками от кроватей, поэтому, чтобы выжить, каждый должен обзавестись трофейным оружием, добытым в бою. Но далеко не всем это удастся…
Виктор схватил Твердынина за грудки и как следует тряхнул, едва не задушив меминженера, так как забыл в пылу схватки о своей чудовищной силе.
— Хочешь в наступление? Шансов выжить — ноль целых одна тысячная. Для советских командиров люди — расходный материал, дешёвый и легко пополняемый. Не то, что танки…
Интеллигент отчаянно замотал головой, не желая идти в атаку.
— Я могу тебя выгородить, — предложил Холодов. — А ты мне за это кое-что расскажешь.
Виктор оставил инженера и вернулся к старшему политруку, который заканчивал речь:
— Мы за Россию воюем!.. — Холодов был готов поклясться, что комиссар сейчас поцелует крестик перед строем. — За берёзки наши…
Ура-патриотические излияния пришлось прервать:
— Товарищ старший политрук, на секунду!
— …за просторы родные! — торжественно проговорил комиссар и неожиданно закончил:
— Ну, и так далее по тексту! — И вопросительно посмотрел на батальонного комиссара.
— В этот бой Твердынин не пойдёт, — с металлом в голосе сказал Виктор. — Он будет выполнять спецзадание СМЕРШ!
Снова услышав название авторитетной организации, комиссар вытянулся и козырнул. Затем быстро закивал, пробормотав: «Надо только Хохлова в известность поставить».
— По местам! — раздался зычный голос возникшего на поляне майора, и штрафбатовцы, крестясь и матерясь, бросились разбирать дужки от кроватей, сваленные кучей неподалёку. А на дороге уже показались гигантские паруса со свастиками, укреплённые на вражеских танках.
Через два часа Виктор знал подробности ареста Твердынина в далёком тридцать седьмом. Они сидели в полуразрушенном блиндаже, и меминженер, вхлипывая, сбиваясь и часто останавливаясь, рассказал свою грустную историю с самого начала. К счастью, Холодов вовремя обнаружил на поясе флягу с трофейным шнапсом, который послужил антидепрессантом для невезучего «инженера-сталевара».
Беседа затянулась: инженер периодически взывал к мемористу, умоляя вытащить его в реал, чего Виктор не мог сделать физически. Единственное, чем он мог помочь несчастному — выпросить для него по мемсвязи у Бурлакова дополнительный обвес: неплохую защиту от пуль и осколков и практически нулевую чувствительность к боли на случай попадания в лапы особистов.
Потом Холодов отпустил Твердынина и полдня слонялся по окрестностям в ожидании выгрузки в реал, ускользая от патрулей с помощью стелс-режима. Его немного мучила совесть: как меминженер вернётся назад в штрафбат, что он расскажет командиру Хохлову. А если весь батальон полёг в неравном бою с немецкими танками? Но тут же меморист утешал себя, что он и так сделал всё, что мог по максимуму.
* * *
Тридцать седьмой год встретил Виктора унылым дождём и сумерками. Виктор переместился примерно за неделю до ареста Твердынина. Прекрасные капсулы Мемконтроля позволяли перемещаться между эпохами без промежуточного выхода в реал: достаточно было об этом попросить Бурлакова, следящего за операцией из уютного кабинета, чтобы он перебросил тебя в нужное место.
На этот раз мемтехники нарядили Виктора в милицейскую форму. Белая гимнастёрка (интересно, носят ли её в тридцать седьмом милиционеры?) моментально промокла под дождём, и меморист начал дрожать. Он спрятался под козырёк подъезда дома, в котором жил Твердынин. Черти, осень ведь на дворе, не могли в шинель нарядить! Теперь мокни, как дурак, в летней гимнастёрке!
В кармане тёмно-серых галифе Холодов нащупал пачку «Казбека» и современную китайскую зажигалку. Ай да техник, молодец какой! Позаботился о табачном довольствии сотрудника внутренних органов. В реале Виктор бросил курить, а в мемориуме иногда баловался; благо, здоровью это не вредило. Он решил перекурить, а затем подняться в квартиру Твердынина и найти загадочного соседа из третьей комнаты. Прикурив, Виктор вспомнил, что в советские годы можно было смолить где угодно, включая подъезды, поезда, самолёты, кабинеты без страха быть оштрафованным. Он даже позавидовал немного жителям тридцатых годов, у которых было больше свобод, нежели у граждан двадцать первого века, затюканных борьбой с курением, здоровым образом жизни, толерантностью и разными санитарно-эпидемиологическими ограничениями.
Поднявшись по скользкой широкой лестнице на третий этаж, Виктор остановился у двери в квартиру номер семь и некоторое время изучал длинный список жильцов — в тридцатые годы защита персональных данных никого не волновала. Он нашёл строчку со знакомым Твердыниным, а вот фамилии таинственного жильца из третьей Виктор не знал. Поэтому он решил действовать «по ситуации», то есть наобум.
Он нажал кнопку звонка и держал до тех пор, пока из-за двери не отозвался грубый женский голос.
— Какого чёрта?! — вежливо спросили из-за двери.
Вероятно, это была сама начальница квартиры: в списке она шла первой — «начквар тов. Марфуткина, один звонок».
— Откройте, полиц… э-э-э… милиция! — отозвался Виктор.
Дверь распахнулась, и в проёме в клубах папиросного дыма появилась коренастая женщина с грубым лицом базарной торговки, одетая в полувоенную форму. Она вопросительно посмотрела на Холодова, и он сообразил, что нужно представиться. Но тут же понял, что не успел впопыхах рассмотреть свои регалии. Да если бы и рассмотрел, толку не было бы никакого: Виктор совершенно не помнил систему званий и знаки различия тогдашней милиции.
— Виктор Николаевич Холодов, ваш новый участковый, — выкрутился меморист и попытался раскурить погасшую папиросу.
— А где товарищ Неустроев? — удивилась Марфуткина, давая прикурить Виктору от своей папироски.
— На больничном, — соврал Холодов. — Подозрение на ковид.
И осёкся. Начквар не отреагировала никак. И к форме не придралась, значит, мемтехники на этот раз не напутали с одеянием. Товарищ Марфуткина посторонилась, пропуская мемориста в прихожую.
— Цель вашего визита? — деловито осведомилась начквар.
— Проверка паспортного режима, — сухо ответил Виктор, решив больше ничего не уточнять, чтобы не болтануть лишнего.
Цель Марфуткину не удивила.
— Есть незаконно проживающие в данной квартире? — спросил Холодов, озабоченно нахмурив брови, стараясь придать лицу официальный вид.
— Никак нет, — отчеканила собеседница, метким плевком загасив папиросу и растоптав окурок кирзачами. — Все проживающие прописаны и поставлены на учёт.
В коридор высунулось несколько любопытствующих. В одном из них Виктор узнал Твердынина, ещё свежего, не такого измочаленного и затравленного, каковым он станет в сорок втором. Прищурившись, Холодов увидел жёлтую ауру над головой будущего штрафника. Всё нормально, порожденец.
— А в третьей комнате кто у вас проживает? — решил форсировать расследование Виктор. — Сигналы, знаете ли, поступают на него нехорошие.
Неожиданно он понял, что с загадочным жильцом не всё чисто: товарищу Марфуткиной этот простой вопрос оказался не под силу. Она растерянно улыбнулась, закатила глаза, вспоминая, а потом виновато развела руками. Ну что ж, начнём тогда!
— Всем оставаться на местах! — властным голосом скомандовал Холодов. — Товарищ начквар, оружие при себе имеется?
Марфуткина кивнула и выудила из-под юбки маузер.
— Ведите меня к третьей комнате! — приказал Виктор.
Начквар послушно зашагала по коридору, на ходу снимая маузер с предохранителя. Виктор тоже вынул свой ТТ. Дойдя до двери таинственной квартиры, товарищ Марфуткина забарабанила стволом маузера в филенку.
— Откройте, милиция! — крикнула она за Виктора.
— Минуточку, одеваюсь! — раздался из-за двери приглушённый голос.
Они некоторое время подождали, потом начквар постучала снова. На этот раз никто не отозвался. Решительная женщина отодвинула Виктора в сторону и плечом легко высадила дверь. Меморист, держа пистолет наготове, ворвался в комнату. Пусто… Он заглянул под кровать, подбежал к окну, подёргал створки, запечатанные на зиму. Таинственный незнакомец, донёсший на Твердынина в НКВД, таинственно исчез.
— Нечистая!.. — прошептала товарищ Марфуткина и, переложив маузер в левую руку, размашисто перекрестилась.
7