Расбах понимал, что ребенок мог пропасть в любой момент перед вечеринкой. Ему еще предстояло допросить родителей о подробностях прошедшего дня, предстояло выяснить, кто, за исключением их самих, последним видел ребенка в живых. И он выяснит. Возможно, обнаружится няня, или домработница, или соседка – кто-нибудь, кто видел девочку целой и невредимой до ужина. Он установит, когда именно ее в последний раз видели живой, и будет от этого отталкиваться. Включенная видеоняня, проверки каждые полчаса, не работающий датчик движения, открытая входная дверь – все это могло быть лишь спектаклем, скрупулезно выстроенной постановкой, чтобы обеспечить себе алиби и сбить полицию со следа. Они могли убить ребенка в любое время – умышленно или случайно, – положить в багажник и избавиться от тела, прежде чем идти к соседям. Или, если они на тот момент способны были мыслить ясно, они вообще могли положить его не в багажник, а на заднее сиденье. Мертвый ребенок не слишком отличается от спящего. Смотря каким способом его убили. Расбах знал, что это цинично. Он не всегда был таким. Он сказал Дженнингсу: – Ведите собак для розыска трупов. 4 Пока Дженнингс разговаривал на улице с полицейскими, Расбах вернулся в дом. На диване плакала Энн; рядом, обняв ее за плечи, сидела женщина из полиции. Марко в комнате не было. Привлеченный запахом свежесваренного кофе, Расбах пошел на кухню в глубине длинного узкого дома. Здесь явно был ремонт и притом сравнительно недавно: на всем лежал отпечаток качества – от белых шкафчиков до дорогостоящей техники и столешниц из гранита. В кухне был Марко; он стоял, понурившись, у кофеварки и ждал, когда приготовится кофе. Когда Расбах вошел, он поднял глаза и отвернулся, возможно, смущенный своей настолько очевидной попыткой протрезветь. Повисло неловкое молчание. Потом Марко тихо спросил, не отрывая глаз от кофеварки: – Как вы думаете, где она? Расбах ответил: – Пока не знаю. Но выясню. Марко достал из кофеварки чайник и разлил кофе по трем фарфоровым кружкам, выставленным на безукоризненно чистую мраморную столешницу. Расбах заметил, что у него дрожат руки. Марко предложил детективу кружку, и Расбах с благодарностью ее принял. С двумя кружками в руках Марко вернулся в гостиную. Расбах посмотрел ему вслед, стараясь отбросить сочувствие. Дела о похищении детей всегда сложные. Во-первых, они вызывают ажиотаж в СМИ. Во-вторых, исход почти никогда не бывает счастливым. Он понимал, что придется надавить на супругов. Это часть его работы. Каждый раз, когда Расбаха вызывали на задание, он не знал заранее, чего ожидать. Но пазл всегда складывался предсказуемо, и удивляться было нечему. Как будто способность удивляться просто выветрилась. Но ему всегда было любопытно. Ему всегда хотелось знать. Расбах добавил в кофе сахар и молоко, которые ему оставил Марко, и помедлил в дверях кухни с кружкой в руках. С того места, где он стоял, были видны обеденный стол и буфет, явно винтажные. За ними – обитый зеленым бархатом диван и затылки Марко и Энн Конти. Справа от дивана – мраморный камин, над каминной полкой – большая картина. Расбах не совсем понимал, что на ней изображено. Напротив дивана – окно, а между ними – кофейный столик и два удобных глубоких кресла. Расбах прошел в гостиную и сел в то же кресло, что и раньше – ближайшее к камину, напротив супругов. Он отметил, что руки Марко, когда тот подносил кружку к губам, все так же дрожали. Энн отрешенно держала свою кружку в руках, поставив на колени. Она перестала плакать. По стенам все еще плясали огни полицейских машин, припаркованных снаружи. Криминалисты тихо и методично делали свою работу. Настроение в доме царило деловитое, но подавленное, мрачное. Перед Расбахом лежала непростая задача. Ему нужно было донести до супругов мысль, что он работает на них, что полиция делает все возможное, чтобы найти их пропавшего ребенка (это действительно было так), пусть даже он знал: в большинстве случаев ответственность за пропажу ребенка несут родители. И во всем этом деле, несомненно, было что-то, что вызывало у него подозрения. Но он решил быть непредвзятым. – Я вам очень соболезную, – начал Расбах. – Даже представить не могу, как тяжело вам сейчас приходится. Энн взглянула на него. От сочувствия, прозвучавшего в его словах, ее глаза снова наполнились слезами. – Зачем кому-то наша малышка? – спросила она жалобно. – Нам это и предстоит выяснить, – ответил Расбах, ставя кружку на столик и доставая блокнот. – Возможно, вопрос прозвучит банально, но есть ли у вас предположения, кто мог ее похитить? Оба взглянули на него расширенными от возмущения глазами: что за нелепое предположение! Но ребенка-то нет. – Вы в последнее время не замечали, чтобы кто-нибудь бродил рядом с вашим домом, интересовался ребенком? Оба покачали головами. – У вас есть какие-нибудь предположения, хоть какие-нибудь, кто мог бы желать вам вреда? Они снова, одинаково растерянно, покачали головой. – Пожалуйста, подумайте, – сказал Расбах. – Не спешите. Должна быть причина. Всегда есть причина, нам просто нужно понять, какая. Марко приоткрыл рот, потом как будто передумал. – Вы что-то хотели сказать? – спросил Расбах. – Сейчас не время умалчивать. – Твои родители, – наконец произнес Марко, поворачиваясь к жене. – При чем тут мои родители? – с явным удивлением произнесла она. – У них есть деньги. – И что? – кажется, она не понимала, к чему он клонит. – У них много денег, – сказал Марко. А вот это уже что-то, подумал Расбах. Энн ошеломленно посмотрела на мужа. Возможно, она первоклассная актриса. – Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Ты же не думаешь, что ее похитили ради… – Расбах внимательно наблюдал за ними обоими. Выражение ее лица изменилось. – Это было бы хорошо, – сказала она, глядя на детектива. – Правда? Если им нужны только деньги, они же вернут мне моего ребенка? Они не причинят ей вреда? Ее голос прозвучал с такой надеждой, что Расбаха переполнило сострадание. Он был почти убежден, что она к произошедшему не имеет ни малейшего отношения. – Ей, наверно, так страшно, – сказала она и, потеряв всякое самообладание, разрыдалась. Расбах хотел спросить ее о родителях. Время в делах с похищением на вес золота. Но вместо этого он повернулся к Марко. – Кто ее родители? – спросил Расбах. – Элис и Ричард Драйз, – ответил Марко. – Ричард – ее отчим. Расбах записал сведения в блокнот. Энн взяла себя в руки и добавила: – У моих родителей много денег. – Сколько? – спросил Расбах. – Точно не знаю, – ответила Энн. – Миллионы. – А если все-таки точнее? – попросил Расбах. – Думаю, их состояние можно оценить миллионов в пятнадцать, – сказала Энн. – Но об этом не всем известно. Расбах посмотрел на мужа. Лицо Марко казалось совершенно безучастным. – Я хочу позвонить матери, – сказала Энн. Она перевела взгляд на часы, и Расбах сделал то же самое. Пятнадцать минут третьего ночи. У Энн сложные отношения с родителями. Когда она и Марко вступают с ними в конфликт, а это случается довольно часто, Марко повторяет, что у Энн с родителями все страшно извращено. Может, так оно и есть, но других родителей ей не досталось. Они нужны ей. Она старается, как умеет, поддерживать мир, но это нелегко. Марко рос в совершенно другой среде. Его семья большая и шумная. Они все добродушно кричат друг на друга при встречах, которые случаются не так уж часто. Родители Марко эмигрировали в Нью-Йорк из Италии еще до его рождения и теперь держат ателье и химчистку. Не те деньги, которыми можно похвастать, но на жизнь хватает. Они не настолько вовлечены в дела Марко, как богатые родители Энн – в ее. Марко и четверых его братьев и сестер вытолкнули из гнезда в юном возрасте, им пришлось самим себя обеспечивать. Марко с восемнадцати лет живет один и на своих собственных условиях. Он самостоятельно получил высшее образование. С родителями он видится время от времени, они занимают не слишком много места в его жизни. Никто не считает его происхождение зазорным, кроме родителей Энн и их состоятельных друзей по клубам «Грандвью Гольф» и «Кантри». Марко из трудолюбивой законопослушной семьи среднего класса, которая живет достойно, но не более того. Никто из друзей Энн и ее коллег по художественной галерее не считает его человеком из низшего общества. Только старая денежная аристократия видит его в таком свете. И мать Энн из таких. Отец Энн, Ричард Драйз (на самом деле он ей отчим: родной отец трагически скончался, когда ей было четыре года), – вполне успешный бизнесмен, а ее мать, Элис, владеет миллионами. Ее богатые родители наслаждаются положением состоятельных людей, общением с зажиточными друзьями. Дом в одном из лучших районов города, членство в «Грандвью Гольф» и «Кантри», роскошные автомобили и отдых в пятизвездочных отелях. Энн отправили в частную школу для девочек, потом – в хороший университет. Чем старше отец становится, тем больше ему нравится воображать, что это он заработал их состояние, но это неправда. В результате он зазнался. Стал слишком самодовольным. Когда Энн «связалась» с Марко, ее родители вели себя так, будто это конец света. Марко казался типичным плохим мальчиком. Он был опасно красив: слишком светлая для итальянца кожа, темные волосы, угрюмый взгляд и слегка бунтарский вид, особенно когда он не брился. Но при виде Энн его глаза озарялись нежностью, и улыбка у него была ослепительная. А когда он называл ее «малыш», она просто не могла устоять. Его первое появление в доме родителей Энн – он пришел забрать ее на свидание – стало одним из решающих мгновений ее взрослой жизни. Ей было двадцать два. Мать только что рассказала ей о славном молодом человеке, юристе, сыне друзей, который хотел бы с ней познакомиться. Энн нетерпеливо объяснила, что она уже встречается с Марко. – Да, но ведь это… – сказала мать. – Что «это»? – спросила Энн, скрещивая руки на груди. – Это же несерьезно, – сказала мать. Энн до сих пор помнит выражение лица матери. Тревога, смущение. Наверняка она представила, как это будет выглядеть в глазах общества. Как объяснить друзьям, что ее дочь встречается с молодым человеком из низов, который работает барменом в итальянском районе и ездит на мотоцикле. Она, конечно, и не вспомнит, что Марко получил диплом в сфере бизнеса в том же самом университете, который они сочли вполне подходящим для собственной дочери. Они с отцом и знать не желали, насколько достойно восхищения, что он работает по ночам, чтобы оплачивать учебу. Вряд ли кто-нибудь вообще окажется когда-нибудь достаточно хорош для их дочурки. И вот тогда (это было идеально!) Марко с ревом подкатил на своем «Дукати», и Энн выбежала из родительского дома прямо в его объятия, а мать смотрела из-за занавесок. Он страстно поцеловал ее, не слезая с мотоцикла, и передал запасной шлем. Она села на мотоцикл, и они умчались прочь, и гравий разлетался из-под колес. Именно в тот момент она решила, что влюблена.