– Ватсон! Он даже не подумал меня послушать, но не успел преодолеть и половины разделявшего их расстояния, как птица вспорхнула и улетела. В том месте, где сойка перед этим долбила клювом, Ватсон остановился, я наконец подбежала к нему и схватила поводок: – Что ж ты такое делаешь, а? Хочешь, чтоб тебя сожрали? С каких это пор ты стал гоняться за птицами? Или заигрывать с ними, если уж на то пошло? Ватсон бросил на меня взгляд, лишенный даже намека на извинения, обиженно фыркнул и сел в снег. Сверху опять донесся щебет, я подняла глаза и увидела, что сойка взирает на нас сверху с ветки. Она явно издевалась, но на кого из нас двоих было направлено ее осуждение – на меня или на Ватсона, – я понять не могла. Вспомнив, что в тот момент, когда птица клевала землю, у нее под лапкой что-то блеснуло, я стала шарить по земле. Нашла несколько камней, бесчисленное количество шишек и примерно столько же веток. И в этот момент, поймав лунный луч, блеснул какой-то предмет, наполовину погребенный под снегом. Я стащила перчатку, потянулась к нему, взяла в руку холодную металлическую вещицу, стерла с нее о куртку снег и поднесла к свету. Серебряная брошь. Сродни той, что теперь была у Кэти. Она представляла собой причудливой формы птицу с зеленовато-коричневыми камушками в качестве перьев. Я понятия не имела, что это за пернатое, но это и не имело значения. Определять птицу было совсем необязательно. Главное, я знала, кому брошь принадлежит, что представлялось гораздо важнее. Хотя именно эту я на ней, похоже, не видела, по стилю она соответствовала тем, которые так любила носить Миртл. Когда я постучала в дверь квартиры, Ватсон в предвкушении заскулил. Затем все вокруг нее обнюхал и возбужденно глянул на меня. Уж чего-чего, но этого его возбуждения я не разделяла, потому как разрывалась между двумя чувствами: с одной стороны, нервничала, с другой – боялась, что совершаю глупость. Лео открыл дверь, и вся моя тревога улетучилась как дым. Хотя, по сути, из пучины размышлений меня, вероятно, вырвал не он, а неистовый лай Ватсона. Лео хотел было со мной поздороваться, но потом благоразумно передумал и щедро одарил вниманием того, кто больше в нем нуждался, – опустился на колени и почесал Ватсону брюшко, доставив самое незабываемое в жизни наслаждение. – Теперь ты неделями будешь находить в квартире, причем в самых неожиданных местах, шерстинки корги, – сказала я, обогнула их и вошла в теплое помещение. – Добро пожаловать в мою жизнь. Лео широко улыбнулся и поднял на меня глаза, почти такой же довольный, как Ватсон. – Это совсем не высокая цена за то, чтобы тебя вот так осыпали любовью. И то правда. Я не относилась к числу тех, кто полагал, что если человек нравится собаке, то его автоматом надо считать хорошим. Аналогично не разделяла мнения о том, что наши братья младшие от рождения наделены способностью определять людей добрых и злых. И могу поспорить на что угодно, что Ватсон простил бы все грехи незваному гостю, за две минуты до этого совершившему убийство, если бы у того в запасе было достаточно собачьего угощения. Но в целом я всегда видела добрый знак, когда мой маленький брюзга выказывал в чей-нибудь адрес одобрительное отношение. Когда Лео встал, запер дверь и проводил нас в свою квартиру, Ватсон недвусмысленно дал понять, что не желает от меня далеко отходить, и потрусил рядом, ухитряясь не путаться под ногами. Но при этом не сводил с Лео своего восторженного взгляда. – Располагайтесь, будьте как дома. У меня, конечно, не ахти, но уж как есть, – сказал он и махнул в сторону кухни. – Пить что-нибудь будешь? Я небольшой любитель спиртного, но вода у меня имеется… Может, даже остался клубничный лимонад. – Клубничный лимонад? – захохотала, помимо своей воли, я. – У меня такое ощущение, что в последний раз мне его предлагали в десять лет. Он пожал плечами: – Отличная вещь. Сплошной сахар, зато навевает приятные воспоминания. Вот и говори теперь о наслаждении совсем другого порядка, которое ты получила от бутылки вина за триста долларов, заказанной Брэнсоном в день нашего первого ужина. Хотя по классовой принадлежности меня скорее следовало отнести как раз к девушкам, потребляющим именно клубничный лимонад. – Спасибо, мне не надо. Но если не возражаешь, налей небольшую мисочку воды Ватсону. – Разумеется. Я сейчас вернусь. Пока Лео отправился на кухню, я оглядела его квартиру. Почему она выглядела именно так, сказать было нельзя – может, Лео был моложе, а может, просто придерживался стереотипов. У него царила чистота, можно сказать – даже безупречная, но смотреть особо было не на что. Мебель, казалось, стояла больше для удобства, нежели соответствовала эстетике того или иного дизайна. Кое-где можно было увидеть фотографии, по всей видимости, членов его семьи, но весь уют, собственно, ими и ограничивался. Не прошло и минуты, как Лео вернулся, поставил у ног Ватсона мисочку с водой и махнул рукой на диван: – Ну, выкладывай. А то в твоем голосе чувствовалось некоторое волнение. Я села на диван, поближе к Ватсону, Лео устроился с противоположной стороны, и теперь нас разделяла свободная подушка. Смысл его комментария о «волнении» я решила не прояснять. Пусть лучше думает, что на меня произвела впечатление находка, сделанная во время прогулки в свете луны. По правде говоря, я изнывала от желания позвонить Брэнсону и показать ему брошь, но боялась опять из-за этого поссориться. Лео в качестве варианта казался мне естественнее, хотя по какой-то странной причине где-то в закоулках моей души билось чувство вины за то, что моими стараниями он окажется во все это втянут. Решив сразу взять быка за рога, я вытащила брошь из кармана и сказала: – Мы с Ватсоном немного пошарили в лесу, где вчера убили Генри. И нашли вот это. Лео взял у меня брошь, и у него тут же расширились глаза. – Миртл? – Да. Мне тоже так показалось. Не думаю, что видела когда-либо именно эту на ней, но вещица определенно в ее стиле. – Я у нее такой, похоже, тоже не видел. Но ведь их у нее тьма-тьмущая, – сказал он и внимательнее присмотрелся к украшению. – Это новозеландский совиный попугай. Вид на грани исчезновения, еще чуть-чуть – и не останется ни одной особи. – Ну что же, значит, это одна из тех птиц, о которых Миртл наверняка позаботилась бы. Лео равнодушно пожал плечами. – Не думаю, что на свете существует хоть одна птица, до которой Миртл не было бы дела, – произнес он и тихо засмеялся. – Она в равной степени беспокоится и о тех, что уже вымерли, и о тех, которые еще остались… Он повертел брошь в руках, на его лице на миг отразилась печаль. – И эту брошь ты нашла на месте убийства Генри? Я кивнула: – В паре футов в стороне, но в общем и целом да. – Следующая мысль, по какой-то непонятной причине, пришла мне в голову только теперь. Непонятно, почему я не подумала об этом раньше. – Нам ее отыскала чубатая сойка. В случае с Миртл – самое то, правда? Лео опять улыбнулся: – Ну да. Но если я в тебе не ошибся, тебе сейчас кажется весьма прискорбным, что к погибели Миртл может привести не что-то, а именно птица. Я уже и сама не знала, что думать. Пока мы ехали сюда, в голове промелькнуло столько вариантов, что мне никак не удавалось остановиться на каком-нибудь одном, в котором присутствовал бы смысл. – Знаешь, когда я ее подняла, мне в голову пришла точно такая же мысль. Что Миртл если и не убила Генри, то, по крайней мере, при этом присутствовала. Но ведь эта брошь не стала орудием преступления, да и лежала не совсем там, где он упал. К приезду полиции «Бригада друзей пернатых» в полном составе там все затоптала. И украшение просто могло слететь с ее пальто и упасть. Это соображение не давало мне покоя и вечером, по возвращении домой. Я была дочерью полицейского. И как минимум могла бы получше оградить место преступления. А когда ехала к Лео, поняла, что опять вляпалась. Хотя бы потому, что подняла пальцами без перчаток брошь и унесла ее. Впрочем, в мою защиту можно сказать, что там уже все осмотрели и с формальной точки зрения это уже не было местом совершения убийства. Так или иначе, но теперь на броши было полно отпечатков пальцев – и моих, и Лео. – Насколько я понимаю, ты занялась расследованием убийства Генри? Я взяла секундную паузу, пытаясь определить, наличествует ли в тоне Лео осуждение. Похоже, что нет. – Скажу честно, даже не знаю. Никаких причин для этого у меня нет. Никто из тех, кого я хорошо знаю или кто мне небезразличен, под подозрение не попал. И с моей стороны это, вероятно, глупо. Я не могла заставить себя признаться Лео, что отчасти занялась этим делом только потому, что мне пытался это запретить Брэнсон. Хотя если быть откровенной до конца, то это «отчасти» было далеко не самым значительным. Лицо Лео на мгновение приняло выражение, не поддающееся никакому определению. Не волнение, но… что-то… такое… Наконец он облизал губы и прищурил глаза: – Я знаю, что вы с Брэнсоном поддерживаете довольно близкие отношения. Поэтому не подумай, что я что-то против него имею, но общение с полицейским департаментом города никогда нельзя было назвать лучшими моментами моей жизни, – сказал он и поморщился. – Выделять его отдельно было бы нечестно. Мне, вполне естественно, приходилось с ним сталкиваться, ни к чему хорошему это ни разу не привело, но то же самое относится и к многим другим полицейским. Дело не только в Брэнсоне. Стоит мне заговорить о браконьерстве, как меня тут же посылают куда подальше. Когда ты нашла ту сову, это стало первым нашим успехом за все время. Мне известно, что от подобного отношения страдают и члены орнитологического клуба. – Я понимаю, но винить в этом Брэнсона нельзя. Я присутствовала на двух их сходках – а если учесть перепалку на торжественном открытии книжного магазина, то на всех трех, – и каждый раз там выдвигались обвинения в адрес самих членов. Но, если учесть, что высказывал их всегда Генри, их вряд ли можно было принимать всерьез. – Отчетливо увидев, что за глазами Лео стала твердеть стена, я дернулась вперед, не желая нанести ущерб, пусть даже и непреднамеренно, и между делом, случайно и лишь на долю секунды, коснулась его бедра. – Нет, я говорю так совсем не для того, чтобы защитить Брэнсона. У нас с ним из-за этого вышла ссора. Я видела вполне достаточно, чтобы понимать – даже если бы «Бригада друзей пернатых» преподнесла им на блюдечке готовое дело, между орнитологическим клубом и департаментом полиции сложились столь паршивые отношения, что стражи порядка все равно их проигнорировали бы. Где-то внутри у меня кольнуло чувство вины за предательство, хотя это было просто смешно. Потому что, во-первых, я его не предавала, а во-вторых, ничего не была ему должна. Стена тут же раскрошилась. – Это точно. – Лео опять засмеялся, и к нему вернулась прежняя безмятежность. – Не пойми превратно – я не могу во всем винить Брэнсона или полицию. Поднимать ложную тревогу без конца нельзя, в противном случае тебя просто перестают слушать. Ведь Генри в тот самый вечер хотел поделиться со мной своими мыслями о браконьерстве. А я от него отвернулся. Хотя это еще не значит, что в этот раз он был прав. Но если обвинять поголовно всех и каждого, то в какой-то момент вполне можно попасть в цель. Я села прямее. Мне подобные мысли в голову не приходили. – Значит, ты думаешь, что на этот раз он действительно узнал, кто браконьер, и этот человек его убил? – Может быть. Хотя лично я в их группе никаких браконьеров не вижу. Большинство из них действительно питают к птицам неподдельную страсть. Некоторые, такие как Поли, примкнули к ним из-за своих социальных проблем, но это редкость. В моей душе забурлило возбуждение, и если до этого момента вопрос о том, продолжать дальше или нет, еще сохранялся, то теперь от него не осталось и следа. – А кого в последний раз обвинил Генри? Оуэна, так? Лео наморщил нос и задумался. – Да, думаю, что да. За два дня до этого он говорил о Роксане, а на прошлой неделе опять выдвинул обвинения против Миртл. – Он снова поднял совиного попугая, будто пытаясь узреть в этой вещице лик Миртл. – Между ними сложились непростые отношения. Генри по меньшей мере относился к ней странно. То она казалась ему спасительницей, заслуживавшей поклонения, то превращалась в предательницу, использовавшую клуб только для усиления своей власти. – А ты что по этому поводу думаешь? Лео вернулся в настоящее и широко улыбнулся. В его взгляде явственно проглядывала нежность. – Опрашиваем свидетелей, детектив Пейдж? – Ой, прости, мне не стоит себя с тобой так вести. Лео засмеялся и покачал головой: – Это я так, чтобы тебя немного подразнить. Ладно, все хорошо. А вообще тебе идет.