Я отложила перо, закрыла чернильницу, сдвинула свеженаписанную сказку, сложила руки на груди и холодно глядя на Динара ответила: — Знаю. — Вот как? — в его взгляде стылый лед, медленно затягивающийся изморозью. — Именно, — подтвердила ледяным тоном. Верный Мрак словно ощутив, что мне становится холодно, примчался с темного берега Эхеи, теплом окутал мои плечи, теплой шалью опустился на руки, скрывая побледневшие пальцы, осторожно положил на стол передо мной цветок — белую, тронутую синим свечением по краям лепестков лилию. Очередной подарок от Къяра. — Я вижу у вас поклонники на обоих берегах реки, — как-то странно произнес Динар. У меня дыхание оборвалось. Бросила на него пытливый взгляд, взгляд, пытающийся увидеть хоть что-то, хоть какую-то тень осознанности, узнавания, хоть… — У меня с лицом что-то не так? — насмешливо поинтересовался даллариец. — Если бы только с лицом, — грустно усмехнулась я. И вновь потянулась к перу, но была остановлена едва слышным: — Нельзя убивать старых людей, Кат. Особенно женщин. Особенно столь позорным образом. И как минимум по той причине, что у старух обыкновенно есть дети и внуки. Ты опозорила не старую женщину, ты опозорила весь род. Закрыв папку с отчетом о состоянии западной береговой линии, я развернулась к Динару и стараясь говорить мягко, не выдавая собственных эмоций, сказала: — Нельзя убивать детей, император Грахсовен! Он шумно выдохнул, устроил могучие мускулистые руки на спинке стула и произнес: — В этом случае достаточно было ее просто казнить, Кат. Это была бы достойная смерть, соразмерная преступлению. — Соразмерная ли? Он молча изогнул бровь, жестом Динара, того Динара кто был мне так близок, и вероятно именно поэтому я была предельно откровенна в разговоре. — У Сенмы Хаен семнадцать внуков, Динар, троим из них сейчас четыре года, то есть столько же, сколько и малышу, которого Сенма выкрала утром из дома отлучившейся по делам молодой матери, из-за попытки темных атаковать в прошлом году острова оставшейся без мужа и защитника. И лицо императора Прайды мгновенно изменилось. — Ты же не думал, что она собственного внука мне в жертву собиралась принести? — язвительно поинтересовалась я. Промолчал. А я с тоской подумала — Великая Мать Прародительница, почему мы спорим там, где так хочется просто поговорить?! Прижав ледяные пальцы к ноющим вискам посидела несколько секунд молча, затем устало продолжила: — На Свободных островах, к моему искреннему сожалению, прижился культ жертвоприношения. Судя по строению храма, люди переняли его от светлых, некогда, похоже, именно таким образом открывавших переход высшим. Как ты понимаешь терпеть убийства на религиозной почве я не намерена. Но есть проблема мировоззрения островитян, искренне считающих, что ритуальное убийство почетно. Понимаешь? Почетно убивать ради богов. Ритуальное убийство стало чем-то вроде социальных ступеней, и свершившийся убийца возносился над обычными людьми. Даже у жрецов обнаружилась та же иерархия — убийцы противопоставляли себя тем жрецам, кто еще не убивал. Осознав это я пришла к единственному варианту – уничтожению жрецов-убийц как класса. Казнь Сенмы Хаен не единственная публичная казнь с момента моего воцарения на островах, Динар, до того прилюдно, но отнюдь не позорно были казнены жрецы местного бога. Я искренне надеялась, что на этом любые жертвоприносительные наклонности людей покинут. Но нет. Они возомнили что бог теперь я. В смысле богиня. А раз теперь властвует богиня, то ей положены не жрецы, а жрицы. Именно так рассуждала старуха Сенма, воруя ребенка у беззащитной матери, и надеясь, путем убийства ребенка на моих глазах, заполучить пост верховной жрицы. Нехилые были цели у старушки, не правда ли? Динар задумчиво кивнул, продолжая молчать. — Но позорная смерть… — произнес он, наконец. — Была единственным вариантом, — тихо ответила я. – На убийство ребенка ее толкнуло тщеславие, Динар, и не прекрати я это, то же самое тщеславие могло заставить других женщин попытаться заполучить милость богини все тем же проверенным способом, причем в любом обществе хватает тех, кто готов возложить на алтарь и собственных детей. Именно поэтому приговор был назначен за попытку жертвоприношения, а не за похищение чужого ребенка. Именно поэтому казнь была позорной. Чтобы о ней помнили. Чтобы осознавали, что жертвоприношение не благое деяние, а преступление, за которым неизменно последуют позор и наказание. И позор в данном случае ключевое слово. Он вновь задумчиво кивнул, а я, не выдержав, так же тихо спросила: — Динар, зачем ты здесь? Быстрый взгляд синих глаз… а я помнила, что они серые, синими становились только когда Грахсовен был зол. Что ж, я тоже не в лучшем расположении духа пребывала. — Ради Аджаны? — поинтересовалась с саркастической усмешкой на губах. Ответа не последовало. После бывший правитель Далларии тяжело поднялся, вернул стул на место и, направившись к двери, бросил через плечо: — Доброй ночи, Кат. Но прежде, чем за ним закрылась дверь, я все же высказала: — Надеюсь, в Рассветном мире каждая из твоих ночей была доброй, особенно когда ты проводил их со своей женой. Он замер. Я пожалела о том, что сказала… Динар все же ушел. Не обернувшись. А я осталась сидеть, неудержимо делая выводы. Итак — он помнит. Не знаю, что именно, но как минимум он помнит меня и мое имя… Это несомненный плюс, а минус… минусов хватало. К примеру, я точно знала, где он ночует — и это была не выделенная ему комната, это была спальня Аджаны. Помимо знания о том, что спят они вместе мне хватало ее смущенной улыбки каждый раз при виде Динара, ее алеющих щечек… на Свободных островах до брака нравы царили свободные, так что никто не осуждал… Ну кроме меня. Впрочем, до моих чувств этим влюбленным не было никакого дела. Мои чувства вообще в принципе мало кого интересовали… Мрак соскользнул с плеч, частью лег на стол передо мной, с тревогой взглянул, пугая алыми прорезями глаз. Почему-то Мрак напомнил Локара… даже не знаю почему, но внезапно я очень отчетливо осознала – они дьявольски похожи. Мрак и Локар. Удивительно похожи, особенно если учесть, что Локар в переводе с эларского будет Тень. И к слову, тень Анрахара принца этой самой Тени – разговаривала. — Скажи, — я подалась вперед, и коснулась ледяными пальцами лица Мрака, — есть ли шанс для тебя обрести голос? Мрак прищурил алые глаза и отрицательно мотнул головой. — Но Тень Анрахара говорила, — напомнила я. — И Локар говорил так же. Мрак пристально посмотрел на меня, а затем из его рванного созданного из тьмы тела создалась руна «Высшие». И я поняла, что заинтригована. — Вы высшие? — спросила, менее всего рассчитывая на утвердительный ответ. Но Мрак к моему искреннему удивлению кивнул. Как интересно. — Ми-и-и-ир, — осторожно позвала я. Знакомый огромный глаз появился тот час же. Я вздрогнула, едва Сатарэн одноглазо на меня уставился, и подумала, что никогда не привыкну к данному сюрреализму. — Мрак утверждает, что он бывший высший, это возможно? – поинтересовалась я. Сатарэн сменил глаз с рыбьего на драконий, полыхнувший алым серебром, и сообщил: «Это факт. Темные были способны выпивать сущности. Выпивая, привязывать к крови и передавать в наследие». — Очень в этой фразе меня порадовала часть про «были способны», — нервно произнесла я. Мрак заулыбался жуткой алой улыбкой, мир отдаленно рассмеялся, кажется, невольно совершив горный обвал где-то, я же подумала о высших. Успокоившись, мир произнес: «Я ослабил как мог и темных и светлых. Светлых было легче, у темных сила оказалась подпитана иными сущностями». — Но, как я понимаю, сущность кесаря осталась в моем мире, — задумчиво, сказала я. Мир не ответил, полагаю просто не знал, но если так подумать, то «привязывать к крови и передавать в наследие». Темное наследие кесаря пробудилось уже в Рассветном мире, возможно тогда же к нему и пришла Тень, то есть Локар. И кесарь каким-то непонятным мне образом умудрился наделить свое наследие способностью видеть все происходящее в мире. Интересно как? «А что ты хочешь увидеть?» — спросил мир. — То, что кесарь сотворил с Динаром, — предельно честно ответила я. Но мысли уже неслись дальше, гораздо дальше. К примеру, я знаю, что Динар явившись в этот мир… еще бы он вспомнил за чем, и каким-то образом обозначил его для высших. А кесарь нет. В чем отличие открытия пути в мир?! Додумать не успела, Сатарэн ответил: «Не вижу. Не могу увидеть. Сын этого мира скрывает события. Много событий». Я напряженно взглянула на глаз, глаз ответил мне все тем же напряженным взглядом, затем передал видимо то, что увидеть смог — как Динара волокут в тюремную камеру, следом с ледяным спокойствием входит кесарь и видение заполняется тьмой. Я как сидела, так хорошо, что и сидеть осталась. Следующая картинка — кесарь, в одних брюках, медленно подходит к горному ручью, присаживается на корточки, протягивает пальцы к вспыхнувшему синим пламенем ручейку… и видение затопляет тьмой! «Исток Эхеи» — нервно сообщил Сатарэн. И я поняла то, что хотел сказать мир — кесарь медленно, но верно захватывал контроль над ним. Кесарь… Ну что ж, триста лет опыта, несгибаемая воля, абсолютная уверенность в себе — стоило ожидать в общем. Поднявшись, обошла стол, достала из устроенного в стене тайника кристалл, и, активируя, вернулась на свое место за столом. Кристальные грани, раздвигая пространство, открыли моему взору спальню. Нашу с кесарем спальню, ныне абсолютно пустую. И все бы ничего, но я поставила точкой открытия самого кесаря! А значит… — Сатарэн, кесаря нет в тебе! — поняла мгновенно. Глаз удивленно моргнул, закатился, видимо полностью уйдя в себя, и стремительно вернулся, подтвердив: «Его нет в этом мире». В следующее мгновение я рванула к Аджане!