— Чтобы дарить дыхание, нужно дышать самому. Утыррка дышит с трудом, что если у Ледяного Света не хватит сил вдохнуть в нее жизнь в следующий раз? И, наверное, только после слов папы я поняла, что все действительно плохо. Со мной все плохо. И Араэден не стал опровергать моих подозрений. — Спи, любовь моя, — тихо сказал он, касаясь губами моих губ, вдыхая в меня жизнь и одновременно с этим погружая в сон. *** И снова омут беспамятства. Мне казалось я нахожусь в темной холодной воде, где-то там наверху был свет, но у меня больше не было сил оттолкнуться и поплыть к нему, я оставалась сидеть на дне. Сидеть, думая, вспоминая, осознавая, просчитывая… Больше всего меня в данный момент беспокоил почему-то именно Акъяр. Не знаю, почему. Мне казалось, что он придет и разрушит то хрупкое равновесие, что сейчас сложилось на Сатаренэ. Что он убьет Динара, убьет Адраса, Юранкара и даже Аршхана. Я была абсолютно уверена, что убить кесаря и шенге он не сможет, но в остальном… Мне очень не понравилось то, что он исчез. Потому что казалось бы он был жертвой своего отца, но жертвы не исчезают после освобождения. Они обычно пытаются помочь остальным жертвам, восстановить свой дом, мир, государство… А он исчез. Это пугало. Очень пугало. А все остальное — радовало. Лапы шенге, прижимающего меня к своей груди и продолжающего мерить спальню кесаря широкими шагами — я чувствовала папу, слышала как бьется его сердце… жаль я больше не слышала его слов, очень жаль. В какой-то момент я пришла в себя от того, что задыхаюсь, открыла глаза, увидела подскочившего с постели кесаря, с сожалением поняла, что он так толком и не поспал, не успела повернуть голову и посмотреть на шенге и снова провалилась в беспамятство. Кажется, этот темный омут уже практически стал мне домом. И я практически примирилась с этим, когда вдруг в воде появилась рыбка. Маленькая, серебристая, странной приплюснутой с боков формы и с одним глазом. Рыбка приплыла и посмотрела на меня этим самым, очень знакомым глазом. «Здравствуй, мир», — улыбнулась я. «Пробился!» — гордо заявил мне Сатарэн. Я не совсем поняла, что он имел ввиду под этим словом, но была очень рада новому собеседнику. «Как у нас дела?» — спросила, приподнимаясь и устраиваясь удобнее. «У нас… — протянул Сатарэн.- У нас хорошо!» И рыбий глаз, стремительно увеличившись, показал мне бескрайние степени Миграна… на которых теперь виднелись стада белоснежных лошадей, огромный белокаменный город, и дороги! Там были дороги! Не белые, которые эллары строили для собственных нужд, а нормальные каменные дороги! Для нормального перемещения! «Свободные острова», — попросила я. Моя столица ИратАни распускала паруса многочисленных кораблей, сверкала штандартами императорской власти, горела огнями зажженных крепостных огней — оплот свободного человечества и лорд Алар, сверяющий свой план дел на день, с моим планом. Все работало. «Второй свободный город», — попросила я. Мастер Соно, уже не раб — мужчина в одежде по обычаям людей, истово спорил с Юранкаром по поводу насколько я разглядела содержимое пригнанных телег — древесины. У мастера Соно был план постройки мануфактуры, уже восьмой по счету — первые семь работали. «Динар», — озвучила следующую просьбу. И пожалела, что попросила. Динар был рядом. Молодой медноволосый правитель Далларии не постарел за пятьдесят лет, он возмужал, стал старше, но не более того — вероятно сказалась кровь ракардов. Глядя на него, я вдруг подумала, что в его жизни было мало поводов для улыбок — на лице оставили печать лишь злость, упрямство, упорство, сосредоточенность. Словно всю свою жизнь он прожил в попытке достижения лишь одной своей цели… и этой целью была я. — Сколько? — услышала я его полный боли вопрос. — Семнадцать ночей, — глухо ответил шенге. Динар вскинул лицо, с тревогой вглядываясь в стоящего рядом со мной орка, и хрипло вопросил: — Она не отвечает даже кесарю? — Нет… — совсем тихо ответил папа. И я не смогла смотреть на них обоих — я посмотрела на себя. Я лежала на тахте под деревом в саду во дворце кесаря. Наверху радостно сияли оба солнца и светлое и черное, от которого становилось тепло. Правда едва ли этот свет согревал меня… Моя кожа была белее белоснежной сорочки и белого, укрывающего по плечи покрывала, или казалась такой, оттеняемая черными волосами. И глядя на себя сверху, я бы сказала, что я труп… если бы точно не знала, что это вот я, и я сейчас себя вижу. «Кесарь», — вдруг неожиданно попросила я. Сатарэн послушно отразил высокого светловолосого императора Эррадараса, стоящего у окна в нашей спальне, заложив руки на за спину и глядя вниз… на меня, шенге и Динара. Прочитать что-либо по выражению его лица было невозможно, и как оказалось не только мне. — Сын? — услышала я голос пресветлой Эллиситорес. Араэден лишь мотнул головой, пресекая вопросы, и продолжая смотреть вниз. На меня, которая сейчас очень была похожа на труп. С такого расстояния так вообще – явный такой труп. — Моя вина, — вдруг тихо сказал кесарь. Пресветлая хотела было возразить, даже сделала шаг, но кесарь остановил ее злым: — Синее пламя следовало уничтожить еще в Рассветном мире. Следовало… а я оставил врага за спиной. — Разве он был твоим врагом? — тихо спросила Эллиситорес. — Нет. Но разве от этого сейчас легче? — прозвучал ледяной ответ. Пресветлая не стала спорить. Мягко подойдя, она осторожно коснулась руки сына, и едва слышно спросила: — Она будет жить? Кесарь не ответил. И светлая, вдруг нарушая все правила этикета дочерей Света, обняла его со спины, крепко прижавшись и пытаясь разделить эту боль с сыном. Я не смогла смотреть больше… Просто не смогла. «Эдогар!» — почти выкрикнула. Глава моей канцелярии безбожно пил. Он, дракон Тэхарс, огромный лысый гном Ошрое и не такой уж огромный на их фоне орк, сидели и пили в моей канцелярии. Нагло вообще сидели и пили! Сдвинув мой стол в сторону, мешая остальным сотрудникам канцелярии работать, и выражаясь такими выражениями, что у меня вяли уши. — Да ослицу тебе в…(пусть будет жены), — рычал незнакомый мне орк, — двести голов в полугодие и точка! — Сам с ослицей… (пусть будет женись), мы платим драконьими шкурами! — Да мы их с вас одним щелчком снимем! — взъярился орк. — Господа, я предлагаю снизить градус эмоциональности переговоров, — собственно предложил Эдогар, вопреки собственному предложению, добавляя каждому в гномий взвар еще и драконьего спирта. Все выпили, после чего Ошрое важно напомнил: — Как дипломатический посредник на данных переговорах, присоединяюсь к предложению светоностного коллеги… хотя он и бесит. — Спасибо, коллега, я тоже от вас не в восторге, — оскалился Эдогар. Я же попросила у Сатарэна: «Покажи ближе договор». Договор мне не понравился сразу. Драконы, следуя моему совету, действительно пытались договориться с орками о поставках поголовья скота на убой, и, судя по всему, передо мной сидел глава орков Хагартар Жрец Солнечного полумесяца (понятия не имею где тут логика в его имени), но вот условия… условия были странными. И я, как-то даже не задумываясь, потянулась к писчему перу Эдогара, выхватила его из дрогнувших рук, и на свободном листке написала вопрос: «Тэхарс, как часто драконы меняют кожу?» За столом, пьющие в этот момент представители разных народностей разом и застыли. «Тэхарс, не заставляй меня вспомнить о жгучем желании прикопать тебя под кустом по-тихому!» — раздраженно потребовала я. — Эээ… — протянул дракон. И потрясенно вопросил: — Императрица? «Ответ, Тэхарс. Я просила ответ, а не вопрос!!! Ослицу тебе в… пусть будет спутники жизни!» — Эээ… — пить дракон передумал, и даже отодвинул кружку подальше. — Примерно раз в сто лет… пресветлая императрица. «К гоблинам условности. Уважаемый Хагартар Жрец Солнечного полумесяца, как часто производят потомство ваши коровы?» Могучий, раза в полтора больше моего шенге орк с чертами лица чем-то напоминающими лица ракардов, выпрямился, став еще больше и могучее и с достоинством ответил: — Не коровы – буйволы! Да мне без разницы вообще. «Благодарю за пояснение, — вежливо отписалась на листке. — Так как часто производят потомство ваши буйволы?» Орк почему-то оглядел всех присутствующих, прежде чем ответить: — Раз в год.