*** В себя приходила почти счастливая — шенге был рядом. Орк бережно растирал мои ноги, руки, убирая боль и возвращая мышцам подвижность. Так что в какой-то момент я смогла сжать его пальцы, но не могу сказать, что это принесло мне радость – меня мгновенно приподняли и в рот полилось что-то горькое настолько, что появилось желание снова упасть в обморок. Но папа сказал: — Утыррка должна пить, — и я послушно все выпила. Хотя вообще хотелось плеваться. Но вместо этого, я откашлялась после невероятнейшей гадости и задала первый вопрос: — Где кесарь? Вторым моим действием была попытка открыть глаза. Удалось, не с первого раза, но удалось — я настойчивая. Обнаружилось, что я лежу уже не в саду, в котором пришла в себя, а в императорской спальне. Рядом со мной сидел папа, у окна обнаружился Рхарге, радостно оскалившийся едва я на него посмотрела, а вот с другой стороны стоял огромный лесной орк, которого я помнила еще совсем орченком. — Рух… — прошептала потрясенно, глядя на огромгого орка повыше даже Рхарге. — Утыррка, мой любимый веселый орк, — прорычал Рух, подавая шенге вторую порцию явно гадости. Гадость была зелено-болотного цвета, пахла так, что хотелось нос закрыть рукой, и в целом не вызывала аппетита вообще никакого. — Утыррка пить, — непреклонно сказал шенге, приподнимая мою голову и заставляя вот это вот пить. Дохлые гоблины, на дне чего-то там, где было темно, оказывается, собственно было еще не так плохо. Но папа был суров, непреклонен и вообще вождь, так что мне пришлось все выпить. И после, лежа на подушках и мечтая сдохнуть, я вот искренне недоумевала почему это мне приходится пить всяческую гадость, а кесарю нет? Где справедливость вообще?! — Шенге, Ледяной Свет тоже пить всякую гадость? — доглотав оную, поинтересовалась я. Суровый вождь Лесного племени отрицательно покачал головой, и произнес: — Ледяной Свет приходить, когда Утыррка перестать дышать полностью. Сидеть рядом. Долго. Сражаться со смертью за Утыррка. Потом начать умирать. Много крови, долго. Утыррка вернуться к жизни три дня назад. Я не видеть Ледяной Свет с этого момента. И мне стало нехорошо. Как-то вот очень нехорошо. Вообще и так не то чтобы было отлично — тело болело, затекшие мышцы ныли все и каждая, казалось в них впиваются сотни тонких игл, и это было гоблински больно, но я была жива. Я жила, и точно знала, что теперь буду жить дальше, а кесарь? — Шенге, — я попыталась сесть, и мне это удалось раза с пятого, и то, потому что папа поддержал, а Рух пару подушек подложил под спину, — нужно найти Ледяного Света. Очень нужно. Менее всего я ожидала, что после этих слов папа нахмурится, и прорычит: — Ледяной Свет убивать Утыррка! Приносить в жертву! Ледяной Свет… Недоуменно глядя на папу, я переспросила: — Что?! Ответил Рхарге. — Утыррка, мы знаем, что Ледяной Свет принес тебя в жертву, нарушив данное племени обещание. Теперь я очень недоуменно смотрела на Рхарге. Орк, тяжело вздохнув, подошел, присел на корточки перед кроватью, взял меня за руку и рассказал: — Когда Ледяной Свет принес тебя, умирающую, в охт, Джашг не мог тебя спасти, без силы Ледяного Света. Ледяной Свет давать силу и давать клятву, говорить, что никогда не причинит вред Утыррка. Он нарушить клятву. Он убить тебя. Ммм, не то чтобы я любила кесаря, а даже и наоборот, если честно, но справедливости ради: — Шенге, — я виновато опустила взгляд, — Ледяной Свет не убивал меня, я вспомнила твою великую мудрость, призвала силу, когда он думал, что у меня ее больше нет, и убила себя сама… И вот после этих слов смотреть на папу мне лично было страшно, особенно когда я услышала глухой полный ярости рык. И нет, к папе у меня претензий не было, я бы тоже была в ярости, если бы моя дочь себя очень неслучайно взяла так и убила, но и легче мне от понимания его чувств не было. Все так же виновато глядя на собственные руки и только, добавила: — Кесарь убивал Динара, что мне было делать? — Утыррка! — в бешенстве прорычал мой папа. — Утыррка очень, очень, очень глупый орк! – не сдержался Рхарге. Я вообще считаю, что нет… но вот если бы у меня была дочь, и она себя зарезала ради любимого – вряд ли я бы порадовалась факту ее жертвенности, так что папу понять было можно, конечно, но с другой стороны… что сделано, то сделано. — Зато Динар жив…- выдвинула я робкий аргумент. На мой аргумент, раздался еще более явственный рык шенге. Я подняла взгляд на папу и поняла, что меня будут воспитывать. Сурово и жестко воспитывать, и, кажется даже прочтут лекцию на тему излишнего стремления протыкать себя всяческими ржавыми мечами и прочая. Но так как в данный момент я едва ли была в состоянии подобную лекцию выслушать, папа лишь прорычал укоризненно: — Утыррка! Я улыбнулась — это было самое любимое из всех моих имен. — Утыррка сожалеть, — на оркском солгала я. — Утыррка не жалеть ни единой секунды, — возразил Рхарге. — Утыррка быть маленький влюбленный орк, и поступить как влюбленный орк. — Утыррка любить Алое пламя? — удивленно переспросил Рух. И я поняла что никакой он не взрослый — вымахал больше Рхарге, это да, но похоже еще совсем подросток. — Утыррка ребенок, — вставил свое весомое слово шенге, — и Утыррка так и не слушать свое сердце. Я почему-то почувствовала себя виноватой. А папа, глянув на Рхарге и Руха, вот одним этим взглядом, выставил обоих за дверь. И когда та за ними захлопнулась, великий вождь Джашг повернулся ко мне и началось. — Как ты могла? — на оитлонском, чистым, не исковерканным произношением языке, вопросил папа. — Как ты могла?! Я невольно сжалась под одеялом, а шенге продолжил: — Утыррка, дочь моего сердца! – он ударил себя могучей рукой в волосатую грудь. — Дочь моей души! Моя дочь! А дети не должны умирать раньше родителей! Такого не должно быть, Утыррка! Он свирепо смотрел на меня и был так зол, как не был даже когда застукал нас сАршханом там, под водой. — Пять десятков лет я думал, что Ледяной Свет убил тебя. Каждый день просыпался с воспоминанием о белой шкуре, залитой твоей алой кровью! Пятьдесят лет ощущения вины, за то, что не уберег, поверил врагу, позволил себя обмануть! Я винил себя в твоей смерти! — Шенге… — потрясенно прошептала я. — Джашг был плохой отец для Утыррка! — вновь перешел он на оркский. – Джашг смотреть на других детей каждый день, и думать про Утыррка! Видеть счастливые улыбки, и вспоминать кровь Утыррка. Много крови… Я быть могучий дерево сломленный утратой! Утыррка поступать плохо! Я опустила голову, скрывая слезы. — И не учить ошибка прошлого, — продолжил устало папа. — Ничему не учиться. Зачем Утыррка оживлять Джашга? Чтобы он, узнав о том, что она жива, видеть ее медленный смерть?! А, то есть за, то, что я их спасла, мне сейчас тоже достанется. Так и вышло: — Джашг стар! — прорычал папа. — Рхарге и Рух связаны кровью, их жизнь продолжилась бы, но Джашг готов был умереть, Утыррка. Я узнал, что ты жива. Что ты на острове Свободных людей и мир слушает тебя, я был счастлив и готов умереть… но я не готов был видеть как умираешь ты! Шенге потянулся, сгреб меня оромными лапами, прижал к своей груди и прорычал, укачивая как ребенка: — Утыррка, любимый дочь Джашга, видеть твою смерть невыносимо. Зачем Утыррка отдавать все? Зачем? Чувствуя, как глаза жгут слезы, тихо ответила тоже на оркском: — Потому что Джашг любимый шенге Утыррки, Утыррка не могла иначе. Просто не могла… Папа глухо простонал, прижимая меня к себе, и не сказал больше ничего. Мы просидели так долгое время, пока я вновь не заснула на руках у шенге, ощущая себя все еще безумно слабой, настолько, что даже лечь обратно я не смогла бы. *** Следующее мое пробуждение было на закате. Точно на закате, потому что вся спальня окрасилась в нежно-розовые тона, и поэтому открыв глаза я даже не сразу поверила увиденному — в спальне сидел Адрас, рядом с ним висели Мрак и Тень, а огромный шенге стоя у окна осторожно держал махонького, вообще очень крохотного особенно в сравнении с орком младенца. — Адрас, — прошептала я, улыбнувшись брату. — Мрак… Мрак метнулся ко мне быстрее, обнял, невесомо, отстранился, вглядываясь в меня алыми прорезями глаз, и посторонился, уступая место принцу Мрака. Темный подошел, присел на край постели, протянул руку, коснулся моего лба, погладил по щеке, и спросил: — Как ты, Катрин? — Понемногу прихожу в себя, — улыбнулась ему. Мрак устроился на постели с другой стороны, лег, подпирая голову монстрической лапой и тоже внимательно смотрел на меня.