— О, поверь, мне со стороны было виднее, — продолжала вредничать я. И я даже восстановила в памяти картинку бьющегося в цепях Аршхана и с самым каменным выражением на лице высасывающего из него энергию кесаря… — Нежная моя! — очень ласково произнес Араэден. Убийственно ласково, тоном который был хорошо знаком не только мне, но и всем айсирам Рассветного мира, это была та ласковость, за которой неизменно следовал удар, но… — Эротично! – откровенно обнаглела я. И с вызовом посмотрела на кесаря, ожидая санкций. Санкции последовали незамедлительно – рука императора очень плавно переместилась с моей талии, чуть пониже, я бы даже сказала существенно ниже. Но после всего, что между нами уже случилось, это не напугало вообще ничуть. — А если бы сжал грудь, было бы прямо как с Аршханом, в смысле — ну очень эротично! – и я мило улыбнулась супругу. Кесарь в демонстративной ярости сузил глаза, но после наклонился и поцеловал, так бесконечно нежно, что я сходу поняла – можно наглеть и дальше, и больше, и в целом практически бесконечно уже. Но мысли о том, что наглеть можно запредельно, исчезли почти мгновенно, их смыло как пыль с травы теплым летним дождем, их унесло быстрой рекой, и они исчезли где-то там, в океане той нежности, которую могло подарить только настоящее чудовище, самый жестокий из монстров этого мира. Удар застиг врасплох нас обоих! Я замерла, еще до конца не понимая, что происходит, и широко распахнутыми от потрясения глазами глядя на кесаря, который навис надо мной, удерживая вес собственного тела на вытянутых руках. И в этот миг удар нанесли повторно! Ощутила его и содрогнувшимся подо мной каменным полом, и увидела трещиной, зазмеившейся по стене башни. — Акъяр? — выдохнула встревожено. — Или Динар, — хрипло ответил Араэден. И посмотрел на меня. Сотня дохлых гоблинов, мне не хотелось, чтобы он останавливался. Не хотелось, чтобы все это прекращалось. Мне слишком хорошо было в этом состоянии безумного омута нежности, что дарил кесарь, чтобы думать о чем-то еще. Но реальность, будь она проклята. — Что значит «или Динар»? — пытаясь отдышаться, спросила я. Он не ответил. Закрыл глаза на миг, пытаясь сдержаться, затем вновь посмотрел на меня и предупредил: — Будет больно. — А когда оно было легко? – раздраженно спросила я. Кесарь посмотрел на меня так, что сходу стало ясно — боль это в принципе последнее, что он хотел бы мне причинить. Но есть наши желания, а есть реальность, и я прямо спросила: — Ты еще не забрал у меня защиту этого мира, да? То есть ты все еще смертный? Он промолчал. Судорожно выдохнув, посмотрела в его нечеловеческие ледяные глаза, и честно призналась: — Я могу тебя любить или ненавидеть, но только ты моя каменная стена, и ты же единственная защита. Сжал зубы, на скулах дернулись желваки. Я подняла руки, прикоснулась к его лицу, и прошептала: — Мой кесарь, давай откровенно, тебе в гораздо большей степени подходит роль неубиваемого монстра! Усмехнулся, глядя на меня с бесконечной нежностью, наклонился и прикоснулся к моим губам. Боль… ну, богинями не рождаются, ими становятся путем страданий и боли, собственно обратный путь перерождения в нормальную императрицу тоже был не прост… И вообще становиться женщиной мне понравилось больше… дохлый гоблин, надеюсь меня впереди не ждет ничего вроде превращения из женщины обратно в девушку? — Нежная моя, иногда твои рассуждения ставят меня в тупик, — прошептал кесарь, нежно целуя и пытаясь забрать мою боль. — Араэден, будем откровенны, ты вообще меня из тупика всем своим существованием не выпускаешь!- прошипела, стараясь сдержать стон, потому что боль была адской. Легкое прикосновение к губам, и он поднялся, попутно преобразуя перину на которой мы предавались не самым целомудренным вещам в кровать, а декор стен, попытался изменить на что-то более приятное, но… — Оставь, мне все нравится, — повернувшись на бок и сжавшись, попросила я. Он остановился, напряженно и с явной тревогой глядя на меня, я же с некоторым отрешенным интересом наблюдала за тем, как на безупречном теле императора Эрадараса словно из серебряных искорок формируется одежда. — Правда, нравится, — попыталась слабо улыбнуться, и мстительно добавила: — К тому же мир давно принадлежит мне, иди и спасай его уже, наконец! Араэден укоризненно посмотрел на меня, наклонился, поцеловал, поправил мои волосы, убирая влажные пряди с лица, и исчез в портале, оглянувшись, раз десять напоследок. А я осталась дышать, очень маленькими вдохами и очень осторожно, как-то странно, непривычно и в целом некомфортно ощущая свою наготу под одеялом. «Мир принадлежит мне». Снова, снова и снова… Я прочитывала каждую запись, с низу, там, где почерк был еще неуверенным, и до верху, где тот, кого сделали монстром, выводил каждый символ уверенной сильной рукой. И я пыталась думать об этом, а не о Динаре, но мысли вновь и вновь соскальзывали на рыжего полуорка, которого кесарь, так же как и меня, научил никогда не сдаваться. И с одной стороны это было правильно, а с другой… шенге доверял Динару. Я знала это. Папа бы не доверился Адрасу, или любому другому темному, но Динару он доверял. А значит, вероятнее всего Динар знал, что кесарь уязвим в данный момент. Знал и нанес удар. И это… с одной стороны было логично и правильно, а с другой… «- Утыррка идти к Ледяной свет? — Утыррка знать, что Ледяной свет любить умирать, время от времени». И последовавший вопрос шенге: «Утыррка хотеть, чтобы Ледяной Свет жить?» Папа знал. Знал о том, что сделал для меня кесарь, вытащив из объятий смерти. Знал о том, что Динар этим воспользуется. И, боюсь, в отличие от Динара, папа отчетливо знал, что я не оставлю кесаря умирать. Просто не смогу. Если бы в моей жизни не было шенге, не было той доброты и понимания, которым он научил, я бы… я бы поступила иначе, а так… «Я у тебя очень плохая дочь, прости». Внезапно поняла, что, обернись я в тот момент — увидела бы его улыбку. Улыбку отца, который понял, что научил дочь поступать правильно. «Утыррка слушать свое сердце» — я услышала. И поступила не так как должна была, не так как было бы логично, и не так как политик. Я поступила правильно… И вот он печальный итог – лежу голая, пусть даже и под одеялом, в жуткой искореженной башне, исписанной жутким, но очень уверенным почерком, любуюсь основательной трещиной в стене, и понимаю, что так я гораздо счастливее, чем если бы мне пришлось жить с мыслью, что самое страшное зло моего, да и этого мира тоже, умерло здесь в одиночестве, чувствуя себя никому не нужным и решив, что мне без него будет лучше. Не будет… Сильно сомневаюсь, что с ним все будет просто, легко и в целом замечательно, но без него лучше точно не будет… А еще нужно будет как-то не покраснеть окончательно, когда меня увидит шенге, потому что папа он такой, он все сразу поймет, и о способе оживления сильно подозреваю, что так же догадается. Я полежала еще несколько секунд, водя пальцем по белоснежной простыни, и позвала: «Сатарэн». Мир откликнулся привычно возникшим в пространстве сюрреалистичным глазом чудовища, и я попросила: «Покажи, что происходит». Происходящее отразилось существенным разломом возведенной под базу дворца горы, так что… у меня снова не было озера! Да достали уже! Рывком села, просматривая происходящее далее. Они ударили разом с трех сторон — Динар и человеческие маги, Акаъяр и Араэн Принц Ночи, к моему искреннему удивлению — местные орки. Цель? Целью была конкретно логово монстра, в смысле башня кесаря, в которой сейчас пребывала я. Но нападающие едва ли могли об этом знать, и они продолжали крушить МОЙ мир с трех сторон, используя все более и более сильную магию! Какого дохлого гоблина они вообще объединились?! «Что с дворцом и шенге?» — задала следующий вопрос. И не сдержала улыбку — папа держал замок. Держал как мог, он и Рхарге оплетали все стены зелеными побегами отркской защиты, а потому из населяющих Радужный Дворец не пострадал вообще никто. Но и сдаваться тут не думали — спешно выстраивали боевое построение Снежные Братья, рассредоточивались по двору светящиеся серебром военачальники кесаря, через массированный портал перегонял своих воинов мой любимый Алрас, и темные без вопросов группировались в единые войска со светлыми, готовясь вероятно к открытию порталов, к нам летели драконы. И даже не будь кесаря, с такой армией, полагаю, мы бы победили. Вопрос лишь в том какой ценой, и сколько осталось бы лежать в крови удобряя окружающую почву собственной же кровью.