– Она бросила меня почти сразу после рождения. Как я могу по ней скучать? – спросила Деметра, глядя ей в глаза. – Что вы скрываете, Мия? И сейчас, и тогда, когда вы пришли ко мне в коттедж. – О, тогда это был сущий пустяк, невинное любопытство, – пожала плечами Юфемия. Она прошла к окну и откинула бархатную ткань с предмета, стоящего на специальной подставке, – Деми не заметила его в полутьме. Под тканью оказалась викторианская круглая клетка с маленькой птичкой, сидящей внутри. – Мы всегда скучаем по своим матерям, даже если не помним и не знаем их, – с грустью сказала Мия, глядя на птичку. – Это происходит подсознательно, проявляясь только во снах или в минуты слабости. – Что это за птица? – спросила Деметра, решив перевести тему, – от слов женщины она почувствовала, что на глаза навернулись слезы. – Скворец, – просто ответила Юфемия. – Мне нравится смотреть на него. Птица чирикнула и, повернув голову, уставилась на Деми будто бы совсем осмысленно, по-человечески. «Превратилась Оза в маленькую птичку и навсегда ей осталась», – вспомнила Деметра, и по коже ее пробежали мурашки. Что за чертовщина здесь творилась?! Десятки вопросов терзали ее, и уже готовясь их задать и все выяснить, Деми остановилась. Ей стало страшно не от того, что она могла спросить, а от того, что ей могли ответить. Она посмотрела на чертову птицу и на Мию, снисходительно наблюдающую за ней, на пляшущие тени от свечей на стенах… и, резко развернувшись, выбежала в коридор. Сбежала вниз по лестнице – сердце ее при этом бешено заколотилось, – свернула направо и очутилась в гостиной. Там она смогла отдышаться и сделать вид, что ничего странного не произошло. На первом этаже играла инструментальная музыка, доносившаяся из библиотеки, а гости смеялись и праздновали вовсю. В гостиной подавали напитки, гадали на рунах и картах Таро. Чуть дальше, в столовой, подавали ужин. Возле окна размещался алтарь предков, оформленный веточками и драпировками из красных и оранжевых тканей и освещенный свечами разных форм и размеров. Каждый мог оставить на нем фотографию умерших родственников и поднести им угощение или подарки. Деметра пожалела, что никто не предупредил ее о таком обычае – фотографий опекунов у нее с собой не было. Она рассмотрела содержимое банкетных столов – яства на них расставили на манер фуршета. Чего там только не было! Всевозможные блюда из тыквы и яблок – пироги, булочки с сахарной глазурью и корицей, печеная тыква, яблоки в карамели. Кушанья, которые было принято подавать на Самайн, и простая английская еда. Суп из птичьих потрохов и печень с травами, яйца по-шотландски, шеффердский пирог и маленькие круглые пирожки с мясом, картофельное пюре, овощное рагу и грибной паштет. Даже горячий хлеб и масло! Не то чтобы Деми ожидала увидеть паучьи кексы и печенье в виде пальцев ведьм – это были детские забавы, – но и не подозревала, что магам и волшебникам настолько важно чтить свои традиции. Она не увидела ни одного деликатеса. Даже на десерт предлагали жареные каштаны, закаленную карамель из темной патоки, орехи и мед. И гости в кои-то веки пили не вино и шампанское, а тыквенный пунш и яблочный сидр, хот-тодди[3] и глинтвейн. Решив, что ей как члену Верховного Ковена важно хоть немного принять участие в праздновании, Деметра положила себе кусок яблочного пирога и взяла бокал с сидром. Она хотела выкинуть из головы встречу с Мией и ее странного питомца и продолжала убеждать себя в том, что новая знакомая не опасна. Не успев распробовать мякоть печеных яблок и сахарную корочку, Деми почувствовала, как что-то хрустнуло у нее на зубах. Она тут же выплюнула кусочек себе на ладонь и обнаружила маленькое серебряное колечко. – К скорой свадьбе, – презрительно выговорила Руби, оказавшаяся рядом. – Это традиционный пирог с предсказаниями. Ты что, не знала? Осуждающе покачав головой, сестра вышла прочь. Деметра, так ничего не ответив, посмотрела ей вслед. И в этот момент в столовую зашла целая делегация в костюмах девятнадцатого века, возглавляемая Шерлом Прамнионом, – пожилые мужчина и женщина с лиственными масками на лицах, светловолосый мужчина в маске из серых перьев и парень лет двадцати в маске из папье-маше. Глава Ордена рассказывал им историю создания этого дома, а гости глядели на все как-то неодобрительно. На всякий случай Деми отставила тарелку с пирогом в сторону. И не зря, как оказалось мгновением позже, – Шерл повел делегацию прямо к ней. – Мисс Лоренс! Я знал, что вы будете здесь, – сказал он и обвел рукой свою компанию. – Позвольте познакомить вас с вашей семьей. – Вы шутите? – спросила Деметра. Она начинала понимать, что не готова вообще ни к чему, связанному с этим вечером. А ведь Ричард Хаттон говорил, что ее родственники до сих пор жили в Ордене… Просто она не ожидала увидеть их так внезапно. – Ваш дедушка – Альберт Бланшар, бабушка – Мари-Лор, дядя – Бриан и его сын – Леон, – с беззаботной улыбкой продолжал Шерл, представляя каждого по очереди. – А это – Деметра Лоренс, дочь Аланы. – Дочь Аланы от охотника Сэмюэля Вэлфорда или от организатора геноцида Винсента Ларивьера? – терпеливо поинтересовалась бабушка Мари-Лор. – Или еще от кого-то другого? – уточнил дедушка Альберт. – Не слушайте их, мы рады знакомству, – заверил дядя Бриан, пожимая ее руку. Деми перехватила сочувствующий взгляд Леона, судя по всему, приходившегося ей двоюродным братом, и неуверенно кивнула. – Не будем ворошить прошлое. Главное, что Деметра – светлая. Она унаследовала лучшие ваши гены, – сказал Шерл, не давая беседе перерасти в скандал. От нее явно ждали каких-то слов, но Деметра не знала, что могла им сказать. Почему-то захотелось перед ними извиниться, не только за мать – вообще за все. Как и в случае с Мией, она совершенно растерялась. – Простите меня, – выдавила она, пробираясь между ними и выходя через гостиную в холл. Она считала себя сильной, повзрослевшей, не страшащейся опасностей, была готова противостоять убийцам, вела собственное расследование, заключала союзы с людьми, проникала в чужие дома… И продолжала совершать ошибки, в то же самое время оставаясь маленькой испуганной девочкой. Что мешало ей прижать Мию к стенке и все у нее выспросить? Или гордо ответить новым родственничкам, что поступки ее родителей не ее личная вина? Проблемы с парнем и сестрой – в ту же стопку. Все у нее выходило как-то неправильно. Как-то не так. Единственное, что получалось отлично, так это злиться на саму себя. Под лестницей она увидела Кэрри Райнер в зеленом пышном платье, с большим карамельным яблоком в руках, и прошла мимо нее, уже не пытаясь выдумывать новых вопросов. В библиотеке устраивали танцы. Точнее, в помещении, которое раньше называлось библиотекой. Юфемия Лайз убрала из него все книжные шкафы и прочую мебель, выкрасила стены в светло-бежевый, соорудила сцену для музыкантов, расставила стулья возле стен, и получился настоящий, хоть и небольшой, бальный зал. Музыканты играли менуэт, а парочки в карнавальных костюмах чинно вышагивали в такт. – Деми, вот ты где, – отвлек ее подошедший Дрейк. – Я искал тебя по всему дому, куда ты пропала? – Общалась с родственниками, – ответила Деметра. – Жалею, что согласилась на это приглашение. Не стоило сюда возвращаться. Никто ведь не заметит, если я просто пойду домой? – Да ну, брось. Сегодня ведь все-таки праздник, – нахмурился Дрейк, беря ее за руку. – А как же сюрприз Адамсон, все ее старания? – Романтика, да? – невесело хмыкнула Деми. – И что ты предлагаешь? – Идем танцевать, – сказал Дрейк и потянул ее к центру зала. Менуэт, игравший до этого, уже завершился, и объявили «Павану» Форе. Из своих уроков Деметра знала, что павана – придворный танец шестнадцатого века – была такой же медленной и церемонной, как менуэт. Учить ее было просто, танцевать – скучно, хотя со стороны, должно быть, она смотрелась красиво, особенно когда все пары двигались одинаково. Движения состояли из скользящих церемонных шагов, обходов партнерами друг друга, поворотов и поклонов. Однако музыка, заигравшая со сцены, была вовсе не похожа на простоватые мелодии эпохи Возрождения. Зазвучала музыка времен Антуанетты и Людвига. Тягучая, печальная и мрачная. Идеально соответствующая этому месту. Дрейк нежно сжимал ее ладонь, когда они медленно проходили по залу, описывая круг. Наверное, он думал, что помогает ей. И она должна была почувствовать ту самую романтику, которой им так не хватало. Ромео и Джульетта, из разных, противоборствующих семей, танцующие в масках на балу… Все как в пьесе. Но Деметра не могла думать об этом – она пыталась определить, где именно в этом зале обнаружила тела опекунов. Из-за новой отделки сделать это было непросто. В любом случае танцы проходили буквально на их крови, даже если ее и выскоблили с паркета. Звучало это так же отвратительно, как и ощущалось. Романтики не вышло. Дрейка тоже явно одолевали свои мысли. И потому, когда они, поклонившись друг другу, начали танцевать, он тихо сказал: – Год назад все было проще. – Что ты имеешь в виду? – спросила Деми, изящно описывая новый круг. – Тогда перед нами стояла только одна задача – выжить, – ответил он, приближаясь. – Да, и тебе почти ничего не угрожало, – с улыбкой заметила Деметра. Она взяла его за руку. – Ты мог легко остаться в стороне и не почувствовал бы никаких последствий. – Но я ведь решил остаться с тобой, – улыбнулся Дрейк какой-то печальной, почти сожалеющей улыбкой. – И признался мне в любви, – с ностальгией вспомнила Деми, делая шаги в сторону. – Почему, кстати? Я ни разу этого не спрашивала. – Нужно же было что-то придумать, чтобы ты от меня не сбежала, – усмехнулся он и вдруг помрачнел. – Мне показалось, что я все делаю правильно, что я должен был сказать именно так… Но оказалось, что именно этого и добивалась старуха Рейвен. Деметра склонилась в реверансе, не чувствуя ничего, кроме горечи. Он признал, что совершил ошибку, и на самом деле жалел об этом. – Дрейк, – протянула она, поднимаясь и заглядывая ему в глаза. – Ей требовалось, чтобы все было по-настоящему, иначе наша кровь не помогла бы. – Значит, все было по-настоящему? – тяжело спросил он. – Да, – сказала Деметра, хотя и понимала, что ее слова представляли собой лишь часть истины. Всю истину она раскрыть не могла, даже самой себе. Они вновь прошлись по залу уже в полном молчании. Деми отметила среди танцующих леди Джорджи в черном платье и маске из серебряной фольги, а затем заметила Дориана, прислонившегося к стене, – его она видела сегодня впервые, хотя и знала, что он точно появится. Бывший охотник вновь проигнорировал все правила дресс-кода – надел простой черный смокинг, хоть и чуть более старинный на вид. Он не сводил взгляда с танцующих. В какой-то момент Деми показалось, что он наблюдает только за ней. И этот взгляд – пристальный, серьезный и напряженный, натолкнул на мысль. Она боялась всех обидеть – вот в чем крылся корень ее бед. Деметра не опасалась ничего, когда речь шла о ком-то чужом, не являющимся близким человеком. Но как только речь заходила о Руби, Дрейке, ее матери или родственниках, она тут же тушевалась и отступала, боясь причинить им боль. И, сама того не осознавая, начинала вести себя как приемные родители – недоговаривать, отмалчиваться, утаивать правду и уходить от ответа, надеясь таким образом защитить. Они вырастили ее среди тайн и недомолвок, к этому она привыкла. Деми разозлилась на них, когда узнала правду, так же как разозлился на нее Дрейк. И кто его знает, возможно, настало время прекратить жалеть их, а саму себя считать доброй? Может быть, именно это решит все проблемы? Танец закончился в тот же момент, когда у Дрейка зазвонил телефон. Он ответил на него, пока они отходили в сторону. Разговор получился коротким. – Кто это был? – поинтересовалась Деметра, заметив, с каким раздраженным видом парень завершал вызов. – Ричард Хаттон, – поморщился Дрейк. – Он выяснил, почему проклятие не влияет на кота Моргана. – Что, есть какая-то причина? – О да, – протянул парень и закатил глаза. – Морган сделал его своим фамильяром, вот почему кот стал таким живучим. Это очень старый ритуал, сейчас так никто уже не делает… Прости, но я должен позвонить ему и объяснить все как следует…