— Мешает! — Ладно, Рина, заканчивай. Ритти, работу на стол и свободен! Остальным — не отвлекайтесь, ребята, времени до конца урока осталось не так много! На этих словах я снова развернулась к окну и, прижав к стеклу свою ладонь, мысленно улыбнулась. Ритти, недовольно пыхча, из-за того, что я его отчитала, хоть и в столь легкой форме, поднялся с места и шумно собрался, покидав свои нехитрые ученические пожитки в сумку. Потом прошел между двух рядов деревянных столов, за которыми все еще корпели над своими заданиями остальные ребята и остановился рядом со мной и моим столом. Листок с нарисованной на ней немного кособокой глиняной вазой, лег на краешек стола, но парень не спешил уходить, все так же шумно пыхча и переминаясь с ноги на ногу. — Ты это… — начал он, еле слышно шепча, — ты сегодня долго? — Как обычно, — я чуть улыбнулась, отвечая ему также шепотом, — постараюсь не задерживаться. Ужин на плите. — Не нужно. Я лучше у Марты поужинаю. — Как-то обиженно протянул он. После этих слов Ритти развернулся и, громко топая новыми башмаками, скрылся за дверью аудитории, а я снова повернулась к окну. Парень вот уже месяц с лишним жил в моей крохотной квартирке на окраине города. Сначала, правда, я одна снимала эту замызганную конуру, как мысленно я величала тот убогий уголок мира, в котором жила. Но с появлением Ритти, он обрел какой-то наивный уют. Мы поделили комнату и выделили ему небольшой уголок у окна, где втиснулась узкая кровать, и все. С другой стороны древнего, как сам городок и тяжёлого, словно он был сделан из камня, шкафа, обитала я. Такая же узкая кровать с тонким матрасом, стул и крохотное зеркальце на стене. Кухня наша находилась в крошечном закутке и состояла из огненной подставки, стола и двух колченогих табуретов. Холодного шкафа у нас не было, а потому если я что-то и готовила, то съедали мы все в тот же день. Проблема состояла в том, что, несмотря на все мое желание — готовить я не умела от слова “совсем”. То, чем я давилась на завтрак и ужин, так как обедать предпочитала в кафе, рядом со школой, даже если этот самый обед состоял из одного пирожка, нормальной едой назвать было нельзя. Чаще всего это была дешевая крупяная каша без всего. Ритти, безусловно, съедал все, но при любом удобном случае сбегал к Марте и притаскивал от вдовы огромную корзину разносолов, за что так же часто получал нагоняй. У меня было много разных идей о том, как именно я оказалась на окраине Тракора, и почему именно сюда выбросил меня портал, но ни одну из них я не раскрывала. Просидев несколько дней на окраине леса, скрываясь от местных жителей и ежедневных патрулей стражи, я, наконец, не выдержала. Еще неделю я совершала ночные набеги на местные помойки, в поисках пищи, так как поймать что-то в самом лесу не получалось. Оружия у меня не было, сезон для ягод и грибов еще не наступил, а жевать древесную кору, если рядом был расположен город — я не смогла. На третий день этого бесконечного кошмара и унижения, я раздобыла кусок железного прута и уже была готова вернуться в лес, чтобы продолжить скрываться, когда мне на глаза попалась замусоленная в грязи газетная вырезка, и я поняла, где именно нахожусь. Еще примерно неделя мучений и самоистязаний и однажды я решилась. Несколько часов я бродила по ночному городу, стараясь найти хоть что-то знакомое и по памяти восстановить наш с Киром маршрут. Конечно, сразу ничего не вышло и в дверь Марты я постучала под утро третей ночи поисков. Голодная, грязная, на грани полнейшего отчаяния и безумия. Когда женщина открыла дверь, слишком быстро для этого времени суток, я оказалась не готова. Ни к ее слезам и причитаниям, ни к тому, что там, оказывается, меня уже давно ждали. — Ани, девочка! Почему так долго! — Марта втащила меня в дом и, перед тем как захлопнуть входную дверь, выглянула и проверила ночную улицу. Запустила несколько сияющих нитей в темноту и только после этого заперлась. Оказывается, что меня тут ждали уже давно. Старуха, да-да, та самая, что поджидала меня на площади, что сунула мне в руку артефакт перехода, запустила врата и, главное: уже дважды спасла мою жизнь. К сожалению, ценой собственной. Страж в тот день также не промахнулся. Дважды. Просто Ритти, ударил его под локоть, чем и вызвал смещение траектории огненного шара. Парня тогда поймали и передали в руки правопорядка, где он провел около десяти дней, как он выразился: «в тепле и на жратве», а потом вытурили и из крепости, и из города. В доме Марты я просидела, словно загнанная в ловушку мышь, около месяца, боясь лишний раз высунуть нос на улицу. Все это время я только жалела себя, своих родителей, Кира и, снова, себя. Иногда ела, иногда пила воду. И больше ничего не делала, просто жалела себя и думала о том, что произошло, ровно до того момента, пока Марта, с выражением полной брезгливости на лице и ввалилась в комнату, что я все это время занимала. — И долго ты намерена жалеть себя? — Прошипела она, засучив рукава и собирая грязную посуду с пола, — Темные! Если бы все люди, что рисковали собой, видели бы тебя сейчас! Если бы они знали за что борются?! — Я никого не просила! — прошипела из угла, в котором обосновалась, — никого не просила рисковать и погибать, зачем все это было нужно?.. — Слушай! — Женщина выпрямила спину и поставила груду грязных тарелок на край нового деревянного стола, пожалуй единственной новой вещи в этой комнате, — тебя забыли спросить! Если кто-то рисковал ради тебя, если кто-то отдал жизнь за тебя, значит, это того стоило! Имей смелость принять их жертву и гордо неси этот дар! Имей совесть и возьми ответственность на себя! Слышишь?! — Я не могу! — прошипела все из того же угла. Жалеть себя было так привычно, так удобно. Даже сейчас я могла оставаться жертвой, могла холить и лелеять все эти чувства. Могла сокрушаться о том, что произошло. Могла наслаждаться жалостью и ненавистью к себе. Мне казалось, страдания, что испытываю облегчают тот неимоверный груз вины, что упал на мои плечи. — Ты права. Не можешь, и значит все произошедшее жуткая кошмарная, просто кошмарная ошибка. Все те, кто рискнул ради тебя своими жизнями — все они просто дураки. Безмозглые дураки! Слабые, жалкие людишки, поверившие в тебя… Тебе поверившие! — Я не хотела этого! Не просила! Зачем?! Кто я такая?! Чего они ожидали от простой, бездарной и бесталанной меня?! Что я свергну Его Величество с престола? А может, что я подниму и возглавлю восстание? Может они также хотели, чтобы я вышла за кого-то и нарожала кучу кровных наследников? — Я, наконец вскочила на ноги, делая шаг к румяной, то ли от гнева, то ли оттого, что последние часы она провела на кухне, женщине. — Никто и никогда бы не попросил об этом, — неожиданно примирительным тоном прошептала Марта, — никто и никогда. Все это делалось ради одной цели: чтобы ты жила, могла быть собой и найти свое счастье. Чтобы ты с открытым сердцем вступила в этот мир, чтобы могла так же открыто любить, радоваться, быть, в конце концов, свободной — ведь именно этого хотят родители для своих детей, этого желают преданные любящие своим любимым! И если они даровали тебе этот шанс, будь достаточно смелой, чтобы принять его. — Но я…, я боюсь… — я снова сникла, мои плечи ссутулились, и сама я медленно опустилась на край развороченной постели. — Я боюсь, что снова кто-то пострадает из-за меня… — Кто-то страдает каждый день. Слушай, девочка, а почему ты не страдаешь о тех людях и “нелюдях”, кого ты порешила там на дороге, еще до того, как вы с Киром попали сюда? А? Почему не страдаешь о них? Тебя не мучила совесть, когда ты убивала темного? — Это совсем другое дело! Нельзя сравнивать! Это был вопрос жизни и смерти! Я просто защищалась и защищала Кира… — Это было для тебя естественно? — голос Марты изменился, но я не заметила этого, погружаясь в странное состояние, словно сегодняшняя я и та я, что была раньше совершенно разные личности. — Д-да… — ошарашенно выдохнула, поднимая глаза на женщину, — я не понимаю… Я… я… Я поняла, что сломалась. В какой-то момент я перестала быть той, кем была ранее. А кем я была? Я была механической куклой, я даже как-то видела такую в витрине одного талантливого лавочника в столице. Та кукла могла ходить, говорить пару простых фраз, выполнять элементарные команды, такие как есть, пить, сидеть. Но она оставалась куклой и от того казалась немного жуткой. И я была такой вот куклой. Я умела бегать, прыгать, говорить, улыбаться, слушать родителей и ждать своего "звездного часа”. Этим я жила почти 19 лет — ожиданием того, что придет мой контракт. Моя судьба исполнится. Хотя уже почти перед самым появлением Кира в моей жизни я готова была жить ради еще чего-то. Готова была, хотела, но не имела такой возможности. Чужая жизнь не была для меня ценностью. Жизнь родителей — по умолчанию. Кира — безусловно, но все остальные люди… Я вспомнила те чувства, что испытывала, когда рыскала по карманам темного. Ничего, кроме легкой брезгливости из-за того, что он был уже трупом. И тут же перед глазами встало лицо Тора, после того, как лезвие моего кинжала вспороло его грудь. И потом, когда Виркур тащил меня второй раз в центр зала — мне было его жаль, ужасно жаль этого мальчика. Я сама убила его, я ненавидела его, я хотела ему смерти, но я оказалась не готова увидеть его мертвым. — Ани? Ани, ты меня слышишь, девочка? — Я не знаю, что…, но со мной что-то произошло… Что-то сломалось и все стало слишком ярким, насыщенным… Я оказалась не готова к этим изменениям, словно все мои чувства и ощущения обнажились. Каждый миг, каждая секунда…, я боюсь того, что любое мое решение причинит кому-то боль… Как Киру… Он тогда…, мне казалось, что в тот момент он, словно умер! Хотя я умерла раньше…, я просто не могу и не хочу жить дальше, испытывая все это. Слишком много и слишком больно… Я намеренно пресекала любые попытки думать и вспоминать о Берхольде. Было слишком сложно и больно, мне казалось, хотя я никак не могла понять, откуда взялось это чувство, что я предала его, разрешив снять браслет. Но я знала, что Виркур убьет его, верила словам мага, как своим. — А придется. Или ты берешь себя в руки и признаешь, что все было не зря или выметайся из моего дома. Слабакам тут не место. Будь достаточно сильной и смелой, чтобы не испугаться завтрашнего дня! — Но… — Ты не единственная, кто все потерял! — Наконец, Марта не выдержала и закричала, стискивая край фартука, — не единственная, кому было страшно даже помыслить о том, чтобы жить дальше, радоваться каждому новому дню, встречать солнце по утрам… Но… Ты не одна, Ани, слышишь?! Не одна такая! Главное, что ты не одна… Не знаю, почему, не знаю как, но я поднялась с кровати, просто сделала шаг вперед и окунулась в теплые объятия Марты, каждой клеточкой тела ощущая, что я, и правда, не одна. Ведь она смогла жить дальше, после того как все потеряла? Она смогла каждое утро вставать и радоваться дню, когда ее сын и любимый муж… Я сильно сжала ее плечи, словно в эту секунду хотела вернуть ей всю ту любовь, что она потеряла. — Ничего такого не произошло, милая, — прошептала Марта, похлопывая меня по спине, — каждый день кто-то умирает, и каждый день кто-то совершает что-то ради другого. — Мой отец… — проблеяла я, наконец, решившись, — мой папа… — Жив и здоров! — перебила меня Марта, — и, кстати, собирается переезжать на побережье! — Что? — я отступила от нее, непонимающе разглядывая женщину. — Что-что? Вот если бы ты заглянула хоть в одну из этих дурацкий газет, что Ритти и его приятели таскают мне ежедневно, то узнала бы много нового… — Да? — прижала ладонь к губам, дрожащим и еле слушающимися от нахлынувших чувств, — он… он…, а мама?.. Вторая ладонь взметнулась, ложась поверх предыдущей. Первый раз за все эти дни, первый раз с того момента, как я ступила на каменный пол храма, я подумала о маме. О той, кто потерял, должно быть гораздо больше нашего, практически все… Кто, испытал столько горя, ужаса, страха за родных, сколько я и не смогла бы себе представить… Как Марта. Я кинулась и сильно-сильно обняла женщину, пытаясь передать ей все то, что испытывала сейчас. — Да и мама. — Просто ответила Марта, вывернувшись и коснувшись пальцами уголка глаза, и будто бы незаметно, смахивая слезу. Повторила: — и мама. Еще несколько секунд нашего молчания и Марта, наконец, не выдержала, громко фыркнув: — И помойся, к темным, это просто невозможно терпеть! Фу! Я рассмеялась, утирая слезы и сопли, и снова заплакала. На этот раз открыто, истерично, стараясь освободиться от всего того груза, что сама же и навалила на свои плечи, принимая вину за решения и действия других людей. Спустя неделю, я первый раз, в сопровождении Ритти, вышла на улицу Тракора. Спустя месяц, я уже довольно неплохо ориентировалась в небольшом городке, легко уходя от внимательных взглядом стражей. Бегала вместе с группой чумазых мальчишек на рынок, училась готовить и, самое важное — посетила ратушу. Удивительно, но Марта, сумела уговорить меня, так как помнила, что в разговоре с ней, в наш первый с Киром визит я упоминала Сирвиса Кара. Я регулярно читала местные газеты и все, что попадало мне в руки с разных концов Первого Королевства. Зачем? Не знаю, просто от этого мне становилось легче. От того, что я так и не увидела ни в одной из новостных колонок упоминания заветной фамилии Риттан или имен моих мамы и папы. Несколько раз Ритти, сияя от гордости, словно золотой, приносил в дом Марты информационные издания Срединного. Где и как парню удалось достать этот контрафакт, я не знала, да и не хотела знать. Просто не смогла открыть хоть одну из иностранных газет. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, руки холодели, пальцы отказывались слушаться, а сама стопка печатных листов казалась мне ядовитой гадиной, готовой смертельно ужалить в любую секунду. Я боялась прочитать там о Кире Берхольде. Но как бы я не старалась ограничить информацию о нем, полностью этого сделать не удалось. Около месяца назад я невольно подслушала разговор двух светлых, когда мы с Ритти закупались овощами на рынке. Кумушки, что стояли прямо перед нами громко и жадно обсуждали новости о том, что в соседнем королевстве начался отбор невест для правителя, молодого наследника, готовящегося взойти на престол. В моей груди что-то лопнуло, что-то невероятно сильное и при этом очень хрупкое. Как мы вернулись домой я не помнила, да и не хотела помнить. Кажется, я снова изменилась, очередная «я» была уничтожена этими словами. Кем я была? Бездушной «недозащитницей», возомнившей себя тем, кем не являлась? Недоучкой и выскочкой? В кого превратилась потом? Стала эмоциональной и бесхребетной мямлей? Той, что не могла и не хотела принимать обрушившиеся на нее знания и ответственность — ведь как я могла принять тот факт, всю ту тяжесть простого слова — ты истинная наследница, ты — королевская кровь и ничего в тебе нет: ни ума, ни магии, только твоя кровь. И вот снова. Очередной надлом и я, кажется, уже не смогу пасть ниже. Больше во мне просто нечему разрушаться. Я испытываю одновременно так много чувств и эмоций. И все они такие сильные и, одновременно с этим такие болезненные. И закрыться от них больше не получается. А потом, в один из бесконечной череды дней, Марта принесла невероятные новости — в городе, по распоряжению Его Величества, снова готовятся к открытию две бесплатные школы и приют для беспризорных детей. А это означало, что те ребята, хотя бы часть из них, заботу о которых взяла на себя Марта, смогут снова обучаться. Ее воодушевление передалось и мне, а спустя еще несколько недель, она привела мне в такую школу. С тех пор, как я впервые ступила на порог жуткого темного здания, не знавшего ни ухода, ни ремонта, кажется с момента сотворения богами этого мира, я нашла тот самый, скромный смысл своего дальнейшего существования. Со временем, безусловно, под недовольные комментарии Марты, я нашла в себе силы и сняла собственное жилье. Не знаю как, но благодаря связям вдовы бывшего коменданта, меня взяли на работу в школу, даже не проверив документы, которых у меня и не было. Деньги же платили регулярно, а потому с оплатой своей «халупы», как называла ее Марта, проблем не возникло. Часть денег я пыталась отдавать ей, желая отблагодарить за все то, что сделала для меня вдова, но она отказалась и у нас на этой почве даже состоялся первый, после памятного разговора, эмоциональный скандал. Деньги она не взяла, но вот ящика фруктов для ребят, что, как и прежде приходили к ней — отказаться не сумела. С тех пор и повелось, что раз в неделю я покупала корзинку яблок и приносила ей. * * * Я быстро собрала работы со стола, когда за последним учеником закрылась дверь, и сложила их в одну стопку. На сегодня занятия закончились и я, быстро поднявшись, поторопилась покинуть неуютное серое здание бесплатной школы. Пересекла улицу и поспешила в сторону городской ратуши. Удивительно как это место помогало мне успокоить собственное сердце, раз за разом возвращало мне уверенность в том, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего. Странное, неприятное, но уже знакомое чувство, словно между лопаток уткнулся тупой нож, появилось практически сразу после того, как я вышла на улицу. Это чувство, будто кто-то внимательно смотрит мне вслед, первый раз появилось с пару недель назад. Вначале это длилось лишь несколько минут, затем, примерно неделю спустя, уже дольше. И вот, практически каждый день, после занятий, этот внимательный, но при этом не становящийся менее пугающим взгляд, провожал меня до самой ратуши. Как только я скрылась за высокими дверями, зудящее чувство между лопаток исчезло, как и не было. Резко выдохнув и уже в сотый раз пожурив себя за излишнюю мнительность, я устроилась в дальнем углу зала. Достав из холщовой сумки тонкую дощечку размером с две книги, с закрепленным на ней белым листом, уставилась на огромное, подсвеченное с четырех сторон магическими шарами, полотно. Через пять минут я уже забыла и о странном буравящем спину взгляде, и о чувстве паники, что охватывало меня каждый раз при его появлении. Когда я покинула стены ратуши, солнце уже село, а улицы озарились светом магического огня. Торопливо преодолев пару небольших улочек, я, коря себя за то, что вновь буду дома слишком поздно, а потому не успею приготовить своему подопечному ужин, остановилась. Это неприятное чувство, зудящее между лопаток, словно рой диких пчел, появилось вновь. А потом мир на несколько мгновений померк. — Занятно. — Послышалось со стороны переулка, рядом с которым я остановилась и оттуда, под небольшой золотистый шар света, выступил высокий, стройный мужчина в темной куртке с капюшоном. — Удивительно, я бы даже сказал. — Что? — я резко развернулась и прижалась спиной к стене. — Что вы тут?.. — Делаю? — закончил за меня Эрик, делая шаг ближе. Время было довольно позднее, а потому прохожих на улице уже не было. Мужчина склонил голову к плечу и сделал еще один шаг. — Не подходите ближе! — прошептала, практически справившись с первым шоком и беря себя в руки. Что-что, а появление Эрика я никак не ожидала, да у меня и в мыслях не было, что маг может предстать передо мной. Каждый день, каждый час я ожидала только одного — Кира. Ежесекундно мне казалось, что он возникнет на пороге кабинета, посреди темной улицы или прямо в моей коморке появится. Ждала и не ждала. Не верила. Знала, что это невозможно. — Что? И это ваша благодарность, уважаемая? — ехидный и явно обиженный таким непочтительным отношением, тон. — Я… п-простите, конечно, я благодарна вам! — наконец, я отлепилась от холодной кирпичной стены, — спасибо! Спасибо вам за помощь, Эрик! За все спасибо! За меня и за папу, за шанс и за…