Я пожала плечами: — Знаю и всё. Они переглянулись с Ганной: — Может, и кто отец знаешь? Я засмеялась: — Нет… Но я думаю, он отец — Берси. Я смотрела на Сигню, Ганна тоже, наши взгляды скрестились снова. Что-то необычное, чего раньше не было, появляется в нашей Лебедице. Ганна рассказывала мне о том, что она при Норборне делала. Человек такого не может. Небывалое что-то стало появляться в девочке, которую оставила нам Лада, сила, какой не обладал никто из нас. Может родители, уходя, оставили с ней рядом свои души… Почему же так долго… Я вышел из дома на крыльцо. Было очень холодно. Так, что не укрытая снегом земля застыла и блестела кристалликами льда при свете огромной луны. Я сел на крыльце, упирая локти в колени. Я запретил себе думать, что Агнета умрёт, потому что от этой мысли у меня останавливалось сердце. Да и как я с дитём без матери? Я сам рос сиротой с семи лет и знал как это несладко, особенно, когда отец женился во второй раз. Как же долго… скоро утро уже… Наш в Агнетой дом был подарен нам на свадьбу йофурами, располагался далеко от терема в хорошем месте на краю города, вокруг у нас были берёзы, а летом трава, шиповник цвёл. Сейчас всё застыло, зима придвинулась. И я застыл будто в омертвении. Как долго… Я вернулся в дом и сразу почувствовал: произошло что-то, что-то изменилось. Это сразу чувствуешь, когда кто-то умер… Или родился. Будто изменение в соотношении живых и мёртвых… Мысль о смерти так испугала меня, что я бросился в ту горницу, где рожала Агнета, не думая уже, я рванул за железное кольцо, служившее ручкой… — Что ты, бешеный! Куда несёт тебя?! Что глаза-то вылупил? Нельзя! Нельзя сюда! Вот мужики… — напустилась на меня Ганна с выбившимися из-под плата волосами, вся красная и потная, будто в бане. — Сын у тебя! А сейчас выдь! Выдь, бесстыжий! — она вытолкала меня. Но я всё успел увидеть… и Агнету на ложе, среди кровавых тряпок, Хубаву торопливо прикрывающую её круглые белые коленки, тоже всю красную и лоснящуюся от пота. Агнетино красное и потное лицо, прилипшие прядки к щекам, глаза закрыты, но она жива, в забытьи, должно быть. В комнате было невыносимо душно: натоплено, надышано, над небольшой лоханью поднимается пар. Девки в серых, промокших на спинах платьях возле Хубавы. И Сигню, обернувшуюся на открытую дверь, держащую на руках моего сына. Ещё не завёрнутого в простынки, но обмытого, мокрого, яростно кричащего, сжимающего сморщенные кулачки. Сигню, краснощёкая, как и все, прядки волос завились от пота у лица, на шее. Она улыбнулась, когда увидела меня. Подняла немного мальчика, показывая мне: красного, малюсенького с завязкой на пупке через животик. Внутри помещения густой воздух пахнет кровью, травами, паром и женщинами… Я засмеялся и заплакал одновременно, выходя в сени…Ни одной мысли не было в голове. Только в груди, где сердце, что-то огромное, горячее, живое. Будто радость стала чем-то осязаемым, большим, тёплым. И счастье… Какое же счастье! Так странно… Ещё до возвращения Сигню, я знал, что Агнета родила сына, Берси прислал гонца конунгу. Я не спал всю ночь. Почему именно в эту ночь мы оказались разъединены с Сигню? Именно в эту ночь, когда я особенно нуждался в ней? После этого проклятого разговора с Гуннаром? Жена Берси родила сына… Почему Сигню не рожает? Почему она даже не тяжела? Неужели я или она, или мы вместе так нагрешили, что Боги карают нас… А что если моя мать права насчёт Сигню, что если она просто хитрая гро и не хочет рожать от меня… Эта мысль была такой ужасной и такой…открывающей целый огромный и страшный мне до сих пор незнакомый мир лжи и притворства. Сигню оттуда?! Вернулась. Удивилась, что я не сплю. Но я не говорил. Я не знаю, что случилось вдруг со мной: я подошёл к ней, стащил рывком меховую тужурку с её плеч, содрал буквально платье и овладел ею немедля ни мгновения больше, повалив на ложе. Она вскрикнула только, стискивая меня руками, не сопротивляясь, и ничего не говоря, и через ещё какое-то мгновение кончила бурно, алея, почти искусанными мной губами, заливаясь слезами чуть-чуть опередив меня… Я лежу рядом с ней, смотрю на её профиль с этим чуть-чуть привздёрнутым маленьким носиком, на ресницах ещё блестят слёзы, волосы, мокрые от пота, спутались под шеей. — Прости меня, — говорит она, поворачивая лицо ко мне. Я думал это сказать, лишь собирался с духом. — Я знаю… почему ты… почему злишься… — прошептала она. — Я… — я хотел оправдаться, но она накрыла мои губы рукой. — Подожди… Ненавидел меня, да? Я знаю почему. Прости меня, Сигурд, мой конунг, что я не могу родить тебе сына. Боги! И я мог не верить в её любовь? Я мог думать хоть миг, что она лжёт мне?! Из-под её ресниц выкатилась огромная слеза. — Ты должен прогнать меня. Должен взять себе другую дроттнинг, которая родит тебе детей. Если тебе нравится, я стану спать с тобой, когда захочешь, но… Я притянул её к себе, прижимая её лицо к своей груди, заставляя умолкнуть. Мне так хочется плакать, слёзы душат меня. Я не могу сделать, что должна, главное, зачем вообще нужна дроттнинг. Почему? Почему?! Никто не может сказать, и Ганна не может этого понять. И ты, мой любимый, мой Сигурд, не можешь не думать об этом. Конунгу нужны наследники… — Замолчи! — горячо шепчет Сигурд мне на волосы. — Прости меня… Прости, я ревновал… С ума тут сходил один. И тут весть от Берси… Прости меня. Никогда не будет у меня другой дроттнинг. Только ты. Без тебя… я не могу даже дышать без тебя. Без мысли о тебе не бьётся моё сердце. Ты во мне как моя кровь. Не будет тебя, не будет и меня… Глава 7. Крылья Свана Сигню Кто хочет величия, не боится крови. Кто хочет славы, вынимает меч. Мечи не куют для покоя, Мечи куют для войны. Мы хотим победить — мы видим свет победы. К ногам любимой бросает весь мир тот, кто любит. Ты можешь добыть весь мир — пусть любимая царит в нём. Мечи не куют для покоя, Мечи куют для войны. Кто хочет победы, идёт к ней. Победа разжигает сердца. Победа даёт жизнь земле. А дальше нужны будут плуги, У нас есть руки и есть железо, чтобы выковать их. Мы выступили в поход за четыре недели до Зимнего Солнцеворота. Было морозно, но снега пока не было, зима пустила вперёд холод, но не снег. Поэтому продвигались мы быстро и легко по сухой твёрдой земле. Впереди войска Сигню и Сигурд, алаи, Гагар, далее легкая конница — лучники, за ними — тяжёлая конница, мощные кони, огромные мечи, длинные пики. Пешие воины тоже делились на отдельные части, тоже лучников тяжёлых и лёгких, несколько сотен, вооружённых копьями и мечами, боевыми топорами и шестипёрами. Все хорошо вооружены и одеты в новые латы, сделанные по мысли дроттнинг из двойного слоя кож с железными тонкими пластинами внутри. Надо сказать, я как воевода восхитился этим изобретением Сигню. — Асгейра благодари за это, его рана навела меня на мысль, — улыбнулась тогда Сигню. Это было ещё летом, когда начали готовить этот сегодняшний наш поход.