Скегги засмеялся: — Это для Сонборга рано. А мы куда севернее. Да, думаю, и Сонборг накроет. Зима подходит. — Да… — я протянул руки к огню, правда было зябко и пахло морозом в лесу. Надо, чтобы шубы следующим обозом привезли. — Ты не бойся, хакан, никто не проболтается, что у тебя и Свана здесь. Здесь всё можно стало. А ЕЙ вообще можно всё. Вон что… Они решили, что мы с Сигню… Боги! Почему люди видят то, чего нет?!.. Лучше бы всё было, но никто не знал… — Ты ошибаешься, Скегги, — сказал я, чувствуя, как приятно огонь согревает ладони. — Свана Сигню не надо то, что всем, чтобы не сойти с ума, — сказал я. Он смотрит на меня изумлённо, даже рот приоткрыл: — Значит, она — Асс. — Конечно. Ты просто подзабыл со времени войны. Но Скегги всё же качает головой: — Но ты-то как выдерживаешь рядом с ней каждую ночь? Я посмотрел на него: — А ты решился бы коснуться Асса? — усмехнулся я. Скегги улыбнулся: — Ну…Так стало быть… стало быть, железный ты, хакан Торвард. Скоро все стали называть меня в этом походе Ярни («Железо»). Я и гордился и горевал из-за этого… Глава 6. Хорошая свадьба Зима подошла раньше, чем всегда. Или мне просто казалось, что рано. Что ещё не время. Моя берёза облетела. Мотались теперь голые ветки на ветру. Было холодно, все жаловались, жаровен дополнительных принесли в горницы. Но я не чувствовал этого холода. Холод в меня вошёл ещё летом, когда ОНА уехала. Я не мог ни сочинять мои вирши, ни музыку, ни петь. Хубава первой заметила это. — Ты что так тоскуешь, Боян? Совсем больным глядишь, — хмурится она. — Весь Сонборг… — Не надо, меня не проведёшь, — отмахнулась она, вглядываясь в меня пристальнее. — Скажи мне… Ты с Сигню… — Да ты что?! — воскликнул я. Но Хубава и не ждала моих признаний, по мне поняла всё сама. — Ах ты… вон оно что…Ай-яй-яй, — Хубава схватилась за щеку, глядя на меня и говорила уже сама с собой. — Случилось всё-таки… Так я и знала… Ещё тогда, шесть лет назад… И когда она приходила… Конечно… Ай-яй-яй, конечно… Девочка ты моя, ай-яй-яй… Потом опять посмотрела на меня, снова меняясь лицом: — Ты вот что, Боян, ты… к девкам сходи. Верное средство. В этом деле, знаешь, что одна, что другая… — С ума ты сошла? — А чего? Раз уж… Мужик же ты. Ничего такого… — Не хочу я к девкам! — возмутился я её то ли простодушной, то ли нарочитой, прикрывающей что-то в её душе, грубой бесцеремонностью. — А я капель тебе дам, захочешь. Давно тебе надо было подсыпать, жил бы как все, горя не знал… И я увидел, что она пытается скрыть от меня за пустым разговором этим: она испугалась. Испугалась этого поступка Сигню со мной, не потому, что он был чудовищен в чём-то, а потому что она что-то поняла за ним то, чего я не понимаю. Я вскочил на ноги, сжал её плечи. Заглядываю в убегающие глаза её: — Ты что знаешь, Хубава?! — Пусти, безумный! Ишь, руки-то как клещи! Иди-иди, к девкам сходи! Силу некуда девать, вот и порасходуй! Я вырвалась и убежала буквально из его комнаты. Что я могла ему сказать? Он с тоски сник и так, просто от разлуки, а узнает, что я думаю, что будет? В петлю полезет? Угораздило же тебя, Боян, в Сигню нашу влюбиться, не мог другую выбрать… А и не выбирал он. Пришло и настигло его. Всегда говорила, от любви этой горе одно… Она-то… значит вернуться не рассчитывает. Вон как выходит… Ах ты, касатка… Сигурд помрёт, если она не вернётся. И этот тоже. Почему ты мне-то не сказала, что Смерть почуяла близко? Слёзы задушили меня. Рвались наружу из моей груди, из горла. Надо было скорее, скорее спрятаться, чтобы никто не видел, чтобы Ганна не увидала… Почему, Боги, вы отбираете всех, кого я люблю?.. Я заперлась и не выходила до следующего утра. А утром сам Сигурд позвал меня к себе, глядел внимательно в распухшее моё лицо, расспрашивал. Тоже как и Боян что-то прочесть во мне хотел. Но я болтала без умолку какую-то ерунду, чтобы только сбить его сердечное чутьё… и кажется, смогла. Не пытайте меня, мужчины, ждите сами своей судьбы… Я знаю, она жива. Через все эти расстояния, я знаю, я её чувствую. Обозы подвозят им провизию и хмельное, много. Вначале вообще вина и браги не просили. Но она не пьёт. Её ум, её сердце трезвы. И не страшится. Сигню, уже зима, вьюга воет так, что у меня болью сводит душу. Жарко пылают жаровни, ярко и весело оранжевые огоньки выглядывают в прорези крышек. Боян хотя бы песню спел. Пусть самую печальную, но голос его живит, как волшебство. Я вообще не вижу его. Пойду, окажу честь, навещу скальда в его горнице, может, заболел? Я застал Бояна лежащим поверх покрывала на ложе. Без дела, почти без движения и жизни в глазах. — Болен, что ли? — Боги, сам Сигурд в моей горнице. Я сел на постели, спустив ноги на пол. Может он узнал что-то, убьёт тогда — вот хорошо-то… Но что он спросил? Болен? — Нет, конунг, я здоров вполне. — Это хорошо. Сигню мне не простит, если с тобой что-то не так будет в её отсутствие. Я вижу, как Боян вздрогнул и покраснел от упоминания её имени, что ж, нормально, что скальд влюблён в дроттнинг. А в кого ещё? — Я люблю Сигню, Сигурд! — А кто не любит её? — Ты… не понял… — выдохнул я. — Я всё понял, — спокойно говорит Сигурд. Смотрит мне в глаза, — кого ещё тебе и любить как не Прекрасную Свана. — Но хмурится всё же. Впрочем, он всё время нахмурен с тех пор как уехала Сигню, будто тучи на его лбу. Волосы отросли, а в последние годы коротко стриг… Да и я не брит. Распустились. — Вставай, Боян, идём. У каждого своё дело, — он встаёт с лавки, на которую было присел. — Дело… Ты отпустил её! Рисковать жизнью, её бесценной жизнью, ради горстки норборнских бондеров! — не выдержал я. Он, почти открыл уже дверь. Поворачивается через плечо: