Каждую ночь я засыпала и видела его во сне. Пробуждаясь, ещё не открыв глаза, я видела его лицо, мне даже казалось, я чувствую его тепло, его запах. Это было моё наслаждение, эти краткие мгновения между сном и пробуждением, будто он рядом. Я слышу его голос. Я вижу его улыбку, от которой у меня кружится голова. Без этого я, наверное, не выдержала бы и недели здесь. И даже часа. Всё, что я делаю весь этот ужасный год, спасая страну от чумы, я делаю для тебя, мой любимый, мой муж, мой конунг. Но это не всё, я должна буду открыть тебе правду о Ньорде. Ты должен принять меры. Ты должен знать, кто напал на тебя. А это нападение. Неужели я, правда, вернусь? Неужели я увижу тебя мой бесценный? И как я выдержала столько времени без тебя? Правда, вернусь?! Неужели мои предчувствия тогда, тем летом, они были об ужасе, что я переживаю целый почти год здесь? Я вижу Смерть каждый день… Но почему я чувствовала, что я умру? Умру. Не ужасы, не испытания, о серьёзности которых я не подозревала даже, когда собиралась в путь. Нет, я предчувствовала свою смерть… Мы стояли лагерем уже больше месяца, отрядами выезжая осматривать очищенную землю. Иногда отряды отсутствовали несколько дней — концы немаленькие, но присылали вестовых гонцов каждый вечер. И мы знали, что происходит. На рассвете я проснулась рано, щебетание птиц, солнечные лучи скользят по стенам палатки. Я знаю, под холмом, на котором наш лагерь — ручей. Пойти искупаться. — Подожди, Свана, — говорит ратник, увидев меня на карауле у границы лагеря, это Скегги, сотник, караулит, как и все, здесь никто не гнушается никакой службы. — К ручью пойдёшь? Я людей пошлю с тобой, нельзя одной. Я не спорю, но он идёт со мной сам, на своём посту оставив другого ратника. — Купаться будешь, дроттнинг? Холодно. Простудишься. Я засмеялась: — А ты заметил, Скегги, за целый год никто не чихнул ни разу. Все так чумы боялись, что ни одна другая хворь не взяла. — Какая теперь нас хворь возьмёт?! — смеётся Скегги. — Нас всех теперь вообще ничто не возьмёт. Мы спустились со склона. — Только не подглядывай, — говорю я. Он засмеялся: — Ох, нет, Свана, себе дороже на тебя глядеть, умом поедешь, — хохочет, зубы квадратные скалит. — Да и невеста у меня в Сонборге. Я бросилась в воду. «Поедешь умом»… Ох, Скегги, добрый ты малый. Я-то знаю, что от былой красы одна тень осталась, так я исхудала. На дне ручья я поранила ногу об острый камень. Мало этого, подвернула так, что не наступить… В лагере, среди других проституток, присланных из Сонборга по просьбе Сигню, я нашёл Трюд. Я так удивился, увидев её, что она хохотала надо мной: — Что так удивляешься-то, хакан? Знаешь, сколько нам серебра за это конунг отсыпал! За всю жизнь не заработаешь! Словом, у меня опять появилось с кем проводить ночи. Ведь в деревне, где спасались мы с Исольфом, было не к лицу хакану, алаю и воеводе по бабам тшастать. Это Исольфу повезло, полюбился он одной вдовушке. Но Трюд слишком увлекалась хмельным тут, мне не нравилось, когда я заставал её нетрезвой. В ответ на это она распускала язык: — Иди-иди к своей Свана. Думаешь, я глухая и слепая. Не знаю, что ты со мной, на самом деле каждый раз с ней спал! Ха-ха-ха! — она глотнула ещё из фляги. Запах браги распространился по палатке. — Ты о ней мечтал, а её тут Торвард Ярни пашет, как отменный конь! Думаешь «железо» он с чего зовётся?! А-ха-ха! Теперь вы втроём? Или вчетвером? — Прекрати! У тебя тут разум помутился, я смотрю, — сказал я. И подумал, что конунг зря платить не станет, в этом аду, даже шлюхи боятся, если позволяют себе произносить такое. Даже спьяну. — Ты думаешь, ты спасал меня тем, что выкупил у казны? — продолжает хохотать Трюд, будто брешет дурная собака. — Да я знаешь, сколько поскидывала ублюдков ваших?! И не сосчитать. Как и вас, кобелей! Это стерва эта, твоя Свана проклятая, поймала. А так… я и другим помогала. А она «пожалела» ещё, не казнила… Я не слушал её больше и ушёл. А уходя, думал, может, задушить надо было?. Глава 8. А вот и смерть Кровь капала с моей ступни, когда Скегги нёс меня до палатки. — Не весишь-то совсем ничего, Свана, — сказал он, — помогу, давай. И он помог. Мы обработали и перевязали рану. Бальзам снял боль. А поскольку весь день мы провели в седле, я вообще забыла об этом. Вечером обработала и промыла сама… Я никогда не болела. Ни разу. С детства Хубава и Ганна оберегали меня от всех болезней. Да и природного здоровья, вероятно, было достаточно. Все силы моих братьев, моих родителей будто остались мне. Поэтому я даже не представляла, что такое жар, лихорадка и прочие подобные вещи. Со мной такое происходило впервые. И когда на третий день, я догадалась, что больна, я поняла и то, что мои предчувствия смерти были не напрасны. Первое, о чём я подумала, что всё же заразилась чумой. А потому приняла меры: я приказала принести ко мне в палатку горючего масла побольше, и сказала, что теперь, если кто-нибудь войдёт ко мне, я подожгу здесь всё. Мои алаи и Скегги, как сотник, присутствовали при этом. — Да ты что, Свана, это от раны на ноге ты заболела! — воскликнул он первый. — Сигню, этот не может быть чума! — побелел Исольф. — Мы не можем это проверить, — сказала я. — У меня лихорадка, а значит, мы предположим худшее. Словом, приказываю я. И мой приказ: не приближаться. Через три дня сожгите палатку. Правильнее было бы сейчас же и сделать это… Всё, уходите, нечего вам тут… Пошли! Пошли прочь, иначе сейчас же подпалюсь! Не знаю, что они там делали дальше, что решали, как сокрушались обо мне, я позволила себе уснуть. Больше я себя не помню. Только сны… …Снег. Красивая деревня на отдалении от леса… Но что это?… Алые дымящиеся полосы крови на снегу, таящем от неё, горячей, ещё живой… …Ребёнок бежит, он босой почему-то… по снегу босой… капли крови как бусинки сыплются за ним… А-А-А! как страшно! Как страшно! Как страшно! Вы пришли теперь за мной… да… Чёрный дым ползёт по снегу, превращая и его в чёрную грязь… «Сдохни, ведьма!» «Сдохни!» «Сдохни!»… Громадный, до неба костёр, стирающий хутор… разбегаются горящие куры… Страшно… как страшно… я совсем одна… Нет, Сигурд, милый, ты здесь, ты со мной…Ты всегда со мной, иначе меня вообще нет… Весть, радость от которой сравнима только с вестью о смерти Лады Рутены, донеслась до нас в Брандстан. Расстроенный Ингвар пришёл ко мне сообщить её, чуть не плача сказал, что наша невестка заболела в Норборне. Всегда был слабаком, Эгилл, одно слово… Но при нём я сделала приличествующую горестную мину. Однако едва я оказалась со своей верной Лодинн наедине, я не скрывала больше своей радости.