Сам Сигурд был похож сейчас на Асса. Он тряс её и тёр ей грудь горячей тряпицей… — И-и… — Сигню вдруг вдыхает с шумом, со звуком, со свистом, выгибаясь в его руках. — Нет, стой!.. Не отпущу!.. Стой!.. СТОЙ!!! — кричит он, удерживая её. Я обернулся: все здесь. Весь наш лагерь. Все воины, что отказались уйти. Что прошли здесь с ней ад. Огонь, ужас, крики, проклятия, вопли, кровь и смерть, столько смерти… И все стояли здесь, полные сил, жизни, молодой крови и все как один, как тот, что удерживает и не отпускает её, все души наши вместе с ним кричат: «Стой!» … Я слышу. Я слышу тебя…Твой голос… Ты не видение и не сон, ты здесь… Я не хочу от тебя! Я не хочу в Покой… там нет тебя… ТЕБЯ, Сигурд!.. Как мне вернуться?… Как вернуться?… Помоги мне, Сигурд!.. Помоги… Я не могу… я не вижу пути… Сердце к сердцу… сердце к сердцу… СЕРДЦЕ К СЕРДЦУ… Я всё понял… Я вспомнил!.. такой был холод… иней на траве… Вдруг Сигурд разрывает рубаху на себе, и мы видим огромного чёрного орла, раскинувшего крылья во всю его спину. Орёл смотрит на правое его плечо, на правую руку, где всегда была ОНА, Сигню, его дроттнинг… Он отбрасывает тряпку с груди Сигню, рвёт рубашку с её плеч и прижимает её к себе. Тело — к телу. Её грудь — к своей груди. Сердце — к сердцу… — Слушай! Сигню… Слушай сердце! Слушай моё сердце сердцем!.. Услышь моё сердце!.. Я зову тебя! Я зову тебя!.. Я — СИГУРД!.. Услышь меня, Сигню, иди за мной!.. Иди за мной!.. Верни-и-и-ись! …Со всего маху, слёту я врезаюсь в моё тело… Сигурд! Я обнимаю тебя! Я чувствую тебя… ещё не вижу… но я чувствую тебя… Твоё сердце… Сигурд, как хорошо… Я обнимаю тебя. И мы все видим её руки, поднявшись, обнимают спину, плечи Сигурда. Тонкие белые руки обнимают огромного орла… Ожила?.. Ожила. Ожила! — А- ха-ха, Сигню!!! Она обнимает меня! Обнимает меня! — Сигню! — кричу я во всё моё сердце. — Что ж ты… так… громко… орёшь… — её хриплый шёпот слаще соловьиных трелей. Я смотрю в её лицо. — Сигню, ты?… — шепчу я. Теперь это она. Вот, когда она пришла в себя… Сигню. Теперь не мираж. Не обман. Я прижимаю её к себе. И спиной слышу: — Живая! Живая, братцы! Многоголосый радостный крик разлетается до неба сотрясая его громом. — Свана Сигню! Живая! Свана Сигню!!! Я поднимаюсь на ноги, продолжая прижимать ЕЁ к себе и вижу десятки пар глаз, радостно горящих, улыбки и счастливые крики: «Свана Сигню!.. Свана Сигню!.. Жива!.. Жива!.. Победа!.. Победили! Кай Сигурд!.. Победил!». Я держу её, все видят нас. Все видят нас обнажёнными. И не только тела йофуров Свеи обнажены в этот момент перед Золотой сотней. Вот наши два сердца. Вы видите их… Дождь хлынул стеной, под хохот и счастливые крики накрывая двести с лишним человек. Но никто не спасается от дождя. Носятся и скачут под тёплыми струями, крича, обнимаясь… … Я лечу на север к этим грозовым тучам. Я знаю, она здесь… Я вижу её! Как легко и быстро всё находишь, когда ты мёртв… Я вижу её. Она… Жива. Жива! В палатке, в руках Сигурда, он держит её и ликующая улыбка на его лице. Я никогда не видел, какой он красивый!.. А вокруг них волнующаяся счастливая толпа ратников, целое море, все кричат, хохочут, обнимаются: «Свана Сигню! Победили!!!» Они живы! Все они живы! Все живы и ОНА и он живы! Живы… Надо вернуться. Надо вернуться до грозы… Вернуться! Теперь вернуться… — Ах ты, паршивец! Чёртов ты поросёнок! — голос Хубавы, она сидит надо мной. Я чувствую какой-то резкий запах и слышу всё, что она говорит, но ещё не вижу её… — Что ж ты удумал! — она касается меня. — Нешто можно такое делать? Ах ты… Птаха сизокрылая… Её руки, тёплые, с пухлыми ладонями мягко гладят мой лоб, проводят по волосам. — Ганна, давай ещё… — Не… надо… — говорю я, выныривая, наконец, из чёрной мути… — Заговорил! — это уже голос Ганны. Её сухая рука треплет меня по волосам, любят за волосы хватать тётки… обрадовались. — Ну и напугал ты нас, Боян. Нельзя же так! — Она живая, — говорю я. — Они оба живые… И… Ох и ливень там!.. Женщины переглянулись, посмотрели на меня. Помолчав Хубава говорит: — Ты знаешь чё? Ты поспи давай. Я на сундуке лягу. Я не умер. Я остался жить. Потому что и она жива, Лебедица. Как я обрадовался, узнав о болезни Сигню! Мне даже стало стыдно. И с каким злорадным удовольствием я отправил служанку отдать Сигурду письмо Сигню, в котором она прощается с ним. Я знал, что это письмо может сделать с ним. Я читал это письмо, конечно. Но чего я не ожидал — это, что он кинется спасать её. А когда он уехал, я замер в ожидании хороших для меня новостей. Если чума задушит их обоих, я воспряну опять из ничего, куда меня отправил уже Сигурд. Если конунгом станет Рауд, а это вполне вероятно, это будет лучший вариант. Он относится ко мне как к Фроде, для него я остался тем, кем был в их с Сигню детстве. И ничего об опале, которую мне устроил Сигурд, он тоже ещё не знает. И первый, к кому он придёт, буду я. Я оставался за йофура, когда они ходили воевать или уезжали вместе с Сигню по йордам. Я йофур… Сигурд оставил власть мне, а не Фроде, как обычно, когда им случалось отсутствовать обоим с Сигню в Сонборге. И я растерялся. Я не был готов к этому. Я никогда не готовился к трону и не думал о нём, даже когда мечтал жениться на Сигню. Я хотел жениться на ней, чтобы владеть ею, а не троном. Но и это было в другой жизни… Первым делом я поехал к матери. А к кому ещё я должен был обратиться, как не к ней, бывшей двенадцать лет линьялен Сонборга. Мог бы, конечно пойти к Фроде, но то, что Сигурд не ему доверил трон подсказало моему чутью, что это неспроста. К тому же его не было на Советах с самой зимы. Если Сигурд почему-то изменил отношение к Эрику Фроде, мне стоило принять это во внимание. Своему конунгу я доверял во всём и в его уме и прозорливости не сомневался. Моя мать, едва узнав новости, нахмурилась и стала вновь похожа на себя прежнюю, линьялен Сольвейг. — Если чума вошла в их лагерь, оттуда может никто не вернуться… — сказала она. — Очень плохо для Свеи. И для тебя плохо и для Свеи. Ты не готовился к трону… Помолимся Богам, чтобы хотя бы Сигурд вернулся… А пока я помогу тебе. — Жены своей не слушай, — добавил мой отец. — Она не умна и не добра. Могла быть ближней дроттнинг, а оказалась отлучена от терема. — Не надо, отец, — поморщился я. Меня огорчало то, как сложились отношения Сигню и Астрюд. И моё собственное разочарование в жене только росло. Отец был прав, она правда оказалась не умна и не добра. К тому же изводила меня злобной ревностью к Сигню. А как я любил её вначале! Я никак не мог подумать, что она куда больше дочь своего подлого отца, чем прелестная нежная девушка, которой я видел её. Сейчас она была снова беременна и говорила чуть ли не каждый день, что она забеременела благополучно потому именно, что Сигню нет в Сонборге.