Старую «беретту» – подарок Энвера Ходжи – ни на участке Первомайских, ни на прилегающей территории полицейские во время обыска не нашли, хотя перекопали, как кроты, с металлоискателем почти гектар леса. Маленький мальчик пошел в огород, грядки копал он лопатой, как крот… Сказочница-пропагандистка Клавдия Первомайская как в воду глядела, сочиняя свою «нетленку». Катя в тщете поисков даже не сомневалась, но Гущину свои соображения не высказывала. Они оба напряженно ждали известий из больницы. Полковник Гущин договорился с центральным госпиталем МВД – он планировал забрать туда Лидию Гобзеву, подключив программу защиты свидетеля, как только раненую возможно станет перевезти. Хотя в больнице у реанимации круглосуточно находилась охрана из областных полицейских, Гущин хотел подстраховаться на все сто. Убийца дважды покушался на жизнь Гобзевой. И мог предпринять и третью попытку. А сделать это в госпитале МВД ему было бы очень трудно. Новости из больницы поступили лишь на вторые сутки к вечеру – Лидия Гобзева пришла в себя. И они помчали туда, умоляя врача дать им хотя бы десять минут на разговор с раненой. – Семь, – ответил врач. – Она до сих пор в тяжелом состоянии. И неадекватная. Такое ранение и сильная контузия – что вы хотите. Ее счастье, что ваша сотрудница так быстро ее привезла к нам. А то бы… Семь минут вам на общение с ней. И предупреждаю – она неадекватная, у нее спонтанный бред. Гобзева лежала на кровати, накрытая до груди простыней, с подключенными проводами, вокруг мониторы. Все пищало, мигало, пикало. На полковника Гущина вся эта больничная обстановка действовала угнетающе. А Катя сразу подвинула стул к кровати Гобзевой и взяла ее за руку. – А, это ты, – сестра Изида ее узнала. – Я. Вы живы, Лидия. Все хорошо. – Ты меня в больницу везла. Спасибо. И ты здесь, мент, – она перевела взгляд на массивного Гущина. – Опять. – Расскажите нам, что произошло 25 июля на Истре, – Гущин наклонился к ней. – Вас уничтожают из-за этого преступления. Ваши подруги мертвы. В ваших интересах рассказать нам всю правду. – Вы в полной безопасности, – прервала его Катя. – Вы мне сказали, что не вы утопили детей. – Нет! Я их не убивала! – А кто? Кто из ваших подруг? Горгона? Виктория Первомайская? – спросил Гущин. – Я не знаю. Я не видела. – А что вы видели? – Качели, – глаза Лидии Гобзевой затуманились. – Над водой… тьма… – Качели на огромном дереве над рекой? – Катя тоже наклонилась к ней, стремясь уловить ее шепот. Луна… луна высоко в небе… Костер горит на поляне, они разожгли его сразу. Откупорили бутылку джина, выпили. Приняли наркотики. Сначала немного. Потом еще. А потом сестра Горгона пустила круговую чашу. И они пили из нее – она намешала туда много всего. Она была великая мастерица понтов… – Мы посвящали Вику, – шептала Лидия Гобзева. – Горгона приняла ее в Орден. Я-то всю подноготную знала, всю фальшь, а Вика… она… она жаждала чудес, пусть и страшных… в пику матери. Она верила, что Горгона визионерка… что может что-то открыть, научить… Поэтому Горгона и старалась перед ней вовсю там, на реке… Они сбросили одежду. Горгона надела ритуальную маску из выдолбленной свиной головы и ударила в барабан. Сестра Изида – Лидия Гобзева первая ощутила действие наркотика и одурманивающего коктейля подруги. Она захохотала и ухватила первого кролика из проволочной сетки, выволокла его за уши. Кролик дрожал… Кровь на поваленном дереве, кровь на чурбаке. Тельце кролика бьется в агонии, рассеченное надвое. Горгона зачерпывает кровь ладонями и поливает ею Викторию – новоявленную сестру Пандору Ордена Изумруда и Трех. И вот уже новый кролик пищит и бьется, когда его рвут на части… – Качели, – снова прошептала Лидия Гобзева Кате. – Я еле дошла туда до берега. Она качалась на качелях… читала мантру… – Кто? Горгона? – Да. – А кто фотографировал ее на качелях? – Вика. Она хотела снимки со своего посвящения… – А дети? Малыши? Мальчик и девочка? Они уже были на тот момент с вами у реки? Вы их забрали из Затона? – Нет. Не было детей. Никаких детей еще не было. Не знаю… Там – нет. Точно. Я видела качели. Дерево наше… Горгона говорила, что в нем сила… Она дала Вике нож и научила знаку… как резать по живому… – По стволу дерева? Это Виктория вырезала на коре тот знак? – Знак Ордена. И луна зашла, стало темно… Катя напряженно слушала ее горячечный шепот. – Но это не помеха… у нее, у Горгоны, был дар, она видела все, даже когда не было луны, а при луне – как мы в ясный полдень… Обычные люди так не могут, а она могла. Видела. Говорила – это дар духов. Третий глаз. Вещее зрение. Она начала откалывать этот свой фокус перед Викой, а та перепугалась. Она поцеловала ее. – Кто? – Вика… Горгону… Ангелину… в губы… это такой ритуал… Она признала ее власть над собой. А потом они обе пошли в воду… – Купаться? – Вода очищает, придает силы. Она так говорила. Учила нас… Обряд очищения, перерождение. Новый путь… Они поплыли на другой берег. Я не могла с ними плыть. Я ослабела… наркота… я тогда крепко сидела на коксе и на всем, что могла достать… и того, что она дала мне в чашке, было слишком много… Я лежала в траве никакая… ни рукой, ни ногой, как ком ваты… Я их видела – они переплыли речку и вышли на тот берег. В свете показавшейся из-за туч луны – две смутные фигуры на фоне леса… Голые… с распущенными волосами… кривляющиеся в диком ритуальном наркотическом танце… Луна скрылась за тучей. Тьма… – Я не пошла с ними, – повторила Лидия Гобзева настойчиво, цепляясь за Катю рукой. – Если и было что с теми детьми, если это они… то только тогда… без меня. Верьте мне! – Я верю, – Катя старалась не упустить ни слова. – А что было потом? Холодно… роса на траве… Чьи-то руки подхватили сестру Изиду под мышки и поволокли. Тепло затухающего костра. В него подбросили поленья… Тепло… жар… – Я очнулась уже у костра. Не знаю, сколько времени прошло, что они делали, пока я отключилась, – шептала Гобзева. – Потом они вернулись – все мокрые, словно опять из воды… Там, у костра… они притащили меня туда обратно… Я видела топор… Горгона взяла в руку топор… они что-то говорили про топор… Женщина на фоне костра – с распущенными волосами, голая, хищная. Босой ногой наступила на мертвую голову свиньи… В руках у нее топор… Сестра Изида ткнулась головой в траву. Ее начало сильно тошнить. – Меня вывернуло там… это все кокс… но детей я и тогда не видела… их же расчленили, да? Катя молчала. Что это? Бред? – Я не видела ничего… только кроликов… как она их… Я больше ничего не знаю, клянусь вам! Я тогда и следователю так сказала, и тому менту… – Начальнику истринского розыска Шерстобитову? – Я не помню… наверное, так его звали… Я потом впала в забытье, уснула. А потом, утром, нас задержали там, у костра. К ним подошел врач. – Пора, она обессилела. – Еще две минуты, – попросил полковник Гущин. Еще ниже наклонился к Гобзевой, спросил тихо: – Вы не все нам сказали. Вас ведь не трое было там. А четверо. – Нет, только мы… Я, Вика и она… Как ее убили? – Жестоко. А перед смертью пытали. – Пытали? – Да. Поэтому скажите нам всю правду. Не лгите. Не скрывайте ничего. С вами там на Истре был кто-то еще. Четвертый. – Нет! Да нет же! – На вас дали показания. Кто-то говорил. Кто-то что-то видел. Кто это был, Лидия? – Говорил? О нас? – Да. Может, это был какой-то ваш ухажер? Или член Ордена? Может, там с вами был этот ваш любовник Арнольд-Дачник? Не выгораживайте никого. Речь о вашей жизни идет. Кто-то убивает вас всех. Заметает следы или же… – Нет, Сашка… то есть Арнольд… нет! Не был он с нами. Он был такой крутой тогда, важный. Он следил, чтобы на нас никто не наезжал… на Орден… – Литсекретарь матери Виктории Эсфирь Кленова – она общалась с вами, когда шло следствие по делу? – Нет. Я… я ее видела несколько раз, но это было еще зимой…