– Тогда кто с вами был там, на Истре? Кто был четвертым? – Не было никакого четвертого! Мы были втроем! – Но на вас давали показания тогда. И поэтому забрали, арестовали Горгону-Мокшину. Посадили, хоть и ненадолго. – Так это из-за парня… – Какого парня? – спросила Катя. – Парень… мальчишка… – Мальчишка?! – полковник Гущин снова охрип. – Что за парень? – Сосед… или их родственник… я не знаю… Горгона говорила Вике… – Вы его видели? Как его имя? – Не знаю, ничего больше не знаю… Да это и не важно… Нас отпустили, и больше никаких допросов. – Это ваш любовник Арнольд помог прекратить дело? Он кому-то заплатил? – Нет, – Лидия Гобзева шептала уже из последних сил. – Он бы всю жизнь потом мне этим хвалился… Нет… Это она сделала… вытащила нас. – Кто? – Викина мать… Клавдия Кузьминична… Они оставили ее. Прекратили расспрашивать. Она лежала на больничной кровати. Она вновь вернулась в полузабытье. И там, на грани яви и сна, боли и тьмы, смерти и чего-то другого, чему она в горячечном бреду так и не смогла подобрать имя, скрипел сук старого могучего дерева, на котором раскачивались качели. И луна то выглядывала из-за туч, то пряталась вновь, вода плескала, когда ее рассекали руки пловцов, и тлел, тлел костер в лесу. Багровые угли… жертвенный трепещущий кролик… теплая соленая кровь на губах… и что-то еще во тьме, чего она так боялась всю жизнь, не признаваясь в этом самой себе. Мертвые дети. Призраки с горящими глазами. Они тоже видели в темноте как днем. И она всегда знала это. Они следили за ней. Даже сейчас… – Надо просмотреть дело, – сказал Гущин Кате уже на пути в Главк. – Не ОРД на этот раз. А то, уголовное, которое мы посчитали малополезным. Прямо сейчас, не откладывая. – В ее словах много противоречий, Федор Матвеевич. В какие-то моменты – просто бред. Например, что она там говорит о расчленении? На телах детей не было никаких ран, мы же сами об этом читали. Ни ран, ни повреждений. Причина смерти – утопление. Вода в легких. Расчленены были кролики. Она, Лидия, путает жертвенных животных этой дикой оргии и детей. Она и еще что-то могла перепутать в бреду. В кабинете Гущина они начали лихорадочно листать уголовное дело. – Парень… парень… значит, там был еще парень… мальчишка… сосед или родственник, – Гущин листал протоколы допросов. – Помните, когда мы приехали в эту деревню Затон, там все окрестные дома были заколочены, заброшены. И только у дороги… помните соседей? – спросила Катя. – Женщина с яблоками. Она знала Сониных. Якобы училась вместе с матерью детей. И там был ее муж. Он в разговоре не участвовал. Возился с машиной. Но я помню его лицо. Он нас очень внимательно слушал. – Он ровесник матери детей Галины Сониной. Ему было в то время за двадцать. А у нас мальчишка… И это, Катя, не соседское дело. Если что, то… – Что? – Катя смотрела на Гущина. – Это дело родственное. Это… вот… вот этот протокол допроса. Катя сначала увидела справку о смерти бабушки детей, скончавшейся через два дня после их гибели, не пережившей шока и горя. Но в деле был подшит ее первичный допрос. Катя скользила взглядом по строчкам, написанным шариковой ручкой. «На берегу обнаружила бидон, в котором ягоды черники»… Нет, раньше – «Она вернулась домой из Конаково утром и обнаружила…» – Нет, не здесь, да где же это? Я же видел, читал, – Гущин переворачивал страницу за страницей. – Тогда в доме вместе с матерью детей Галиной Сониной был ее бойфренд! – воскликнула Катя. – Как же мы о нем забыли? Это он и есть тот четвертый. Молодой парень. – Он тоже ровесник Галины Сониной, он был студентом на тот момент, я это помню из протокола. Студент, не мальчишка… Однако… вот протокол его допроса… Олег Жданов. Смотри, что здесь он говорит: «Приехал к своей знакомой Галине Сониной в деревню Затон на Истре… Она жила вместе со своими детьми и матерью, которой в тот вечер дома не было – она уехала в Конаково на первую годовщину со дня смерти своей старшей дочери и ее мужа, погибших в автокатастрофе». Катя тоже прочла этот абзац в показаниях. Родственники… значит, они все же имелись у Сониных… – Старшая сестра, погибшая в автокатастрофе, и ее муж. Они жили в Конаково. Там и дети могли быть, Федор Матвеевич. Сын. Но это же Конаково – далеко от Истры. Как этот парень мог там оказаться? Бабушку приехал навестить и тетку? Они, конечно, могли его забрать к себе жить после гибели родителей, но никаких свидетельств об этом в уголовном деле нет. – Завтра отправимся в Конаково, – объявил Гущин. – И как мы будем их искать через двадцать шесть лет? Умерших? – Прочти еще раз показания бойфренда – мать Галины уехала в Конаково на первую годовщину со дня смерти дочери и зятя. – Но мы не знаем ни имени ее старшей дочери, ни фамилии – она могла себе и девичью оставить, но могла взять фамилию мужа. И это скорее всего. – Начнем поиски с конаковских кладбищ. – Гущин захлопнул дело. – Годовщина смерти пришлась на двадцать пятое июля – в этот день погибли супруги. И мы знаем не только дату их смерти, но и год – за год до событий в Истре. Значит, похороны могли произойти на одном из конаковских кладбищ через три-пять дней, ну, может, неделю, если судмедэкспертиза назначалась по ДТП. Будем искать по записям в регистрационных книгах кладбищ, по датам конца июля того года. Похороны супружеской пары. Это одно захоронение. Даже если у них разные фамилии были. Но есть шанс найти. Катя смотрела на полковника Гущина. Правду сказал его приятель-адвокат. Он совершает поступки… И знает, как сделать невозможное возможным. А потом ей в голову пришла еще одна мысль. – Федор Матвеевич, я сейчас прикинула весь круг фигурантов, с которыми мы сталкивались в этом деле. Так вот, если выбирать навскидку… Герман Лебедев. Гущин взглянул на нее. – Ему года сорок два примерно, – Катя подбирала слова осторожно. – Значит, тогда, в год событий на Истре, ему было лет шестнадцать. Мы вообще-то мало что о нем знаем, кроме того, что он классный фехтовальщик и покорил сердце толстушки Анаис… Полковник Гущин вернул уголовное дело в сейф. – Завтра в восемь, Катя, я за тобой заеду. В Конаково доберемся часа через два с половиной. Как раз к открытию всех контор. Глава 28 Сабля В клуб «Аркадия» вечером приехали тузы. Большие государственные люди на очень дорогих машинах. Синие деловые костюмы, холеные лица, надменность во взгляде. Перед тузами пасовали даже мажоры и золотая поросль из олигархических семейств – обычно отходили в сторону, предпочитая не связываться с этими новыми хозяевами жизни. Но на этот раз клуб, уже и так взбудораженный событиями, происшедшими накануне и раньше, походил на разворошенный муравейник. Гостей и клиентов понаехало столько, что это напомнило прежние благословенные гламурные времена. Только вот время гламура давно закончилось, уступив место другим, гораздо более драматичным и опасным зрелищам. Косоглазая Нелли – та самая любительница чужих секретов, о которой Катя в хаосе последних дней позабыла, не торопилась в этот вечер на автобус до Москвы, хотя ее рабочая смена в зале занятий йогой давно закончилась. Нет, вместе со всеми – с гостями и персоналом – она влилась в толпу любопытных, наводнившую зал исторического фехтования, где готовилось нечто особенное. Как и все в «Аркадии», Нелли была в курсе самых последних новостей. А они заключались в том, что хозяйка клуба Алла Ксаветис неожиданно вернулась с Кипра. Прилетела накануне вечером и сразу из аэропорта приехала в «Аркадию». Герман Лебедев тоже приехал. Все последние дни он работал в своей нотариальной фирме с партнерами и клуб не посещал. Но вдруг объявился. Аркадские сплетники затаили дыхание, наблюдая, как хозяйка шествует в его офис. Они закрылись там, и беседа длилась очень долго. А потом вся «Аркадия» глазела, как они вместе покинули офис-бунгало и по темной освещенной аллее парка направились к бунгало для VIP-гостей. Шестидесятилетняя Алла Ксаветис в черном парике и аляпистом модном пальто от «Дольче Габбана» выглядела взволнованной и счастливой. Она тесно прижималась к Герману Лебедеву, то и дело касаясь его рукой, на которой сверкали крупные бриллианты. Аркадские сплетники тут же возвестили мир между хозяйкой и ее красавцем-юристом. И не ошиблись. Ксаветис и Герман Лебедев провели в бунгало для «випов» всю ночь. Дежурная горничная и коридорный, круглосуточно обслуживающие номера, не в силах сдержать любопытство, нет-нет и прикладывали ухо к двери и потом бурно делились услышанным – якобы «старуха Ксаветис стонала, как девственница в первую брачную ночь». А потом сама осыпала ветреного любовника поцелуями с ног до головы, шепча что-то о волшебном акте любви и «твердой палке, по которой она так скучала на Кипре». Бунгало пара не покидала до самого полудня. А после Герман Лебедев не уехал в Москву в офис юридической фирмы, остался в «Аркадии» – сидел в кабинете, разбирал документы. Потом пошел в зал исторического фехтования, где его, как своего гуру, уже ждали аркадские любители острого клинка. Косоглазая Нелли в промежутках между занятиями йогой заглядывала в зал. Герман – Черный Лебедь провел обычное занятие по теории поединков. Его слушатели сидели на матах, внимая каждому его слову. Затем – тренировка. Неуклюжие клиенты отрабатывали боевые стойки для фехтования на саблях, с них даже на этом этапе сходило семь потов, и они утирали красные разгоряченные лица. А потом начался спарринг. В этот день Герман Лебедев провел четыре боя. И если три первых были забавой с новичками, то четвертый длился долго и был тяжелым, потому что в спарринге участвовал любимый партнер Германа – тренер ассоциации исторических европейских боевых искусств HEМA, а в реальной жизни – французский дипломат. И тут внезапно нагрянули эти тузы в синих дорогих деловых костюмах и привезли с собой своего бойца. Такое порой бывало в «Аркадии» и раньше. Устраивались показательные поединки. Собственно, первоклассные фехтовальщики – это же большая редкость, поэтому, когда они сходятся лицом к лицу, это становится чем-то вроде спорта и гладиаторского боя в одном флаконе. Герман Лебедев отдыхал после четвертого спарринга. Пил минералку из бутылки. Тузы совещались с администрацией клуба. Топ-менеджер и тренер тихо о чем-то просили Лебедева. Нелли видела, что он кивнул. Он был спокоен, собран и старался восстановить дыхание после тяжелых занятий. Когда менеджер и тренер, окрыленные его согласием, отправились к «той стороне» озвучивать условия поединка, Нелли решилась и подошла к Черному Лебедю. – Они хотят, чтобы вы дрались? – спросила она. Он глянул на нее. Запрокинул бутылку с минералкой, допивая последний глоток. – Откажитесь, – Нелли не знала, почему она это сказала, ей вдруг стало тревожно. – Вы устали. Вы весь вечер в зале фехтовали. Вы один, а этих четверо. А теперь пятый явился. – Нелли, это что-то новое. Вы беспокоитесь обо мне? – Черный Лебедь усмехнулся.