И правда пути разошлись… Ну что ж, тогда, значит, Истра… По дороге она задавала сама себе вопросы. И старалась ответить на них максимально честно. Верит ли она Гущину в том, что все, что случилось, могло быть просто цепью совпадений? Смерть капитана Филиппа Шерстобитова и смерть Горгоны? Нет. Что хотите делайте – но нет. Не верю. Если это не цепь совпадений, то, значит, чьи-то обдуманные целенаправленные действия, как мы и считали вначале. Четыре месяца назад капитан-кокаинист Филипп Шерстобитов поднял в архиве дело о событиях в Затоне. Для себя или для кого-то он искал эти сведения? Если для убийцы, то снова все логично, как мы и думали сначала – сведения из ОРД привели убийцу к Горгоне. И она была убита, а перед смертью ее пытали и выудили еще какие-то сведения. Возможно, о ее подругах Виктории Первомайской и Лидии Гобзевой. Через неделю был убит капитан Шерстобитов. Инсценировано самоубийство. То есть ликвидирован важный свидетель. А еще через три месяца была убита Виктория и ее семья. Нет… стоп… за два дня до убийства Первомайских было совершено покушение на Лидию Гобзеву, только оно закончилось ничем. И все это не связано с гибелью детей. Не связано с местью за их убийство. Потому что не было ни того ни другого. Однако все это крепко связано с Истрой. И с чем-то еще? Катя все время возвращалась в своих раздумьях к одной детали. В Истре в ту ночь двадцать пятого июля Горгона и ее товарки находились на берегу реки. Все происходило там, и к Затону – к мосткам, что располагались метрах в трехстах от их костра и где разыгралась в тот момент страшная трагедия с детьми, – они не приближались. Однако и Лидия Гобзева, и Егор Рохваргер, вспоминая ту ночь, говорят об одной и той же вещи: они видели, как Горгона и Виктория переплыли реку, что было совсем не трудно, и вышли на тот берег, а потом скрылись в лесу. Егор в ту ночь их больше уже не видел. А вот Лидия Гобзева помнила, как они притащили ее к костру, уже вернувшись назад. Сколько времени они отсутствовали? Костер все горел, не потух, хотя сучьев в него не подбрасывали, и еще не рассвело. А рассветает в июле рано. Значит, они вернулись никак не позже половины четвертого. То есть могли отсутствовать и час, и полтора. А могли не более получаса. Лидия не имела тогда представления о времени в своем наркотическом полузабытьи. В момент, когда дети тонули у Затона, Горгона и Виктория уже находились на противоположном берегу, и где-то дальше, на расстоянии, потому что мальчик Егор их не видел, и Лидия, и никто из них во время допросов тоже ничего не говорил про крики на реке. А ведь девочка кричала, звала Егора по имени, и был шум, дети барахтались в воде. А там река узкая, все слышно, видно. Но Горгона и Виктория не стали очевидцами и спасительницами, как и убийцами. Их просто не было в тот момент там. А где же они были? На том берегу? Отставник Осипов ждал Катю возле УВД. Она поблагодарила его горячо и попросила снова показать то самое место. И они поехали туда. Проехали Затон. И вышли возле реки. Прошли берегом. И снова Катя увидела то огромное странное дерево – липу, так поразившую ее в прошлый раз. Отсюда все началось в ту ночь… Она смотрела на противоположный берег. Лишь у кромки воды – кусты, а дальше коттеджи, дома, дома. Все новое, все с иголочки. Даже трудно сейчас представить, что двадцать шесть лет назад здесь было безлюдно и тихо, этакая дачная подмосковная идиллия – глухомань. – Вы в прошлый раз нам сказали, что в те времена на том берегу был… – Полигон, – подсказал Осипов. – Тренировочный полигон внутренних войск. Но это в восьмидесятых. А в то время полигон уже не действовал. Это был просто огромный участок в несколько километров – лес, поля, река. Теперь сами видите – сплошные дачи. – А мы можем как-то попасть туда? – Катя указала на противоположный берег. – Крюк надо делать, объезжать до моста. Эх, была бы у меня лодка надувная. Катя смотрела на речку Истру. В этом месте воробью переправиться на лопухе. Чего тут плыть? Но дальше русло расширялось. – Кроме полигона, там еще военная часть, да? – уточнила она. – Да, была в то время. Тоже внутренние войска. Лет десять как все объекты там законсервированы, гниют за забором. Это теперь Нацгвардии все принадлежит. Но без полигона все это не нужно стало. А какие полигоны здесь тренировочные? Здесь земля золотая. Коммерческая… Поэтому все законсервировали гвардейцы, но и с объектом своим не расстаются. Нацгвардия… капитан Шерстобитов перевелся туда в отдел по лицензированию оружия… оружия… а у нас пистолет и гильзы… – Военные тогда вам помощь в поисках детей не оказывали, вы говорили в прошлый раз. – Им не до нас тогда было. У них из части сбежали два дезертира с оружием. Одного они взяли. Кажется, даже застрелили, хотя это и негласно. Но до нас слух дошел, до УВД. А второго так и не нашли. Катя села за руль, Осипов устроился рядом, указывал путь на тот берег. Дезертиры… двое… один в бегах… Дезертиры… солдаты внутренних войск… возраст девятнадцать-двадцать лет… Это значит, что они были ровесниками матери детей Галины Сониной и ее бойфренда, и… Катя увидела указатель «Затон» и свернула в деревню. – Одну минуту, я осмотрюсь тут еще раз. Она опустила стекло. Заброшенные дома… все умерли. А вон та дача аккуратная у дороги, где они с Гущиным разговаривали с соседкой Сониных. И она по возрасту ее ровесница, и там был муж ее – у машины с яблоками… Он слушал так внимательно. Мужчина под пятьдесят… А в то время ему было лет двадцать… Надо узнать их фамилию в УВД. Как же мы с Гущиным не записали их данные тогда. Кто они? Впереди показался мост, они въехали в Истру, переправились через реку и снова, как по кругу, вернулись обратно на то место. Но уже с другой стороны. Миновали коттеджный поселок, свернули на новую бетонку… – Это все был тогда полигон? – удивилась Катя. – Да. А теперь не узнать. Все меняется. Они оставили машину на обочине и спустились к реке. То самое место. Вон и то дерево на том берегу. Липа-камертон. Катя испытывала странное чувство. Опять словно в зазеркалье… Как тогда в прихожей дома в «Светлом пути», когда черная траурная кисея соскользнула с тусклого стекла… Она подошла к самой воде. Берег пологий, тина, деревяшки плавают. Горгона и Виктория вылезли на берег здесь, и куда они направились? В той стороне Затон… Не туда, а вот сюда. Катя двинулась вдоль берега. Они ведь были абсолютно голые в ту ночь… И босые… И под сильным кайфом обе. Далеко ли уйдешь в таком виде? – А где военная часть? – спросила она Осипова. – Ну, это там, – он махнул куда-то за коттеджи, видневшиеся сквозь заросли кустов. – И идти прилично – километра три отсюда. Катя шла вдоль берега. Здесь еще сохранился небольшой кусок леса у самой воды. – Тут все вырубили, застроили, – ворчал Осипов, бредя за ней следом. – Шумно стало. У всех стройки кипели. Правда, сейчас все затихло. Денег нет у народа. Амба. – Да, здесь пришлось потрудиться, – согласилась Катя машинально. – И дорогу проложили, и всю инфраструктуру, и свет… – Инфраструктура как раз здесь имелась, поэтому этот участок и застраивать начали так активно. Здесь в лесу у реки уже стояли дома. Мы их тут в Истре про себя называли «большие дачи». – Как? – Катя обернулась. – Большие дачи? Как и в «Светлом пути», «Московском писателе», Внуково? – Ну да, генеральские дачи. Генералитет тут жили на госдачах. Дома солидные, деревянные, но старые, чуть ли не с пятидесятых – всего пять домов, и участки по гектару. Как раз у полигона. Места-то прекрасные. И служба, что называется, под рукой, не отходя от кассы. Но все это сломали уже – все эти дома. Участки приватизировали. И таких дворцов и замков там понастроили – закачаешься. И в этот миг Катя увидела дерево. Еще одно. И поразительное с виду. Тоже старая липа. Корни ее когда-то давно подмыло, но она не рухнула в Истру. Нет, толстый ствол причудливо изогнулся над самой водой, так что некоторые толстые сучья склонились низко и тянулись вдоль водной глади. Можно вспрыгнуть на ствол и пройти по суку как по бревну, балансируя, и потом бултыхнуться при свете луны… Катя подошла к дереву. Еще одно заповедное, лесное чудо… Она смотрела на крону, на замшелый ствол. А потом провела рукой по коре, словно гладила дерево, и… Пальцы и наткнулись на шершавую выемку. Она снова коснулась коры, ощупывая контуры… Ромб, а в нем овал… Когда-то был вырезан на коре этот знак – всевидящее око, как и там, на дереве на другом берегу. А вот и линия сохранилась, что перечеркивает его, и снизу еще две борозды. Овал, перечеркнутый опрокинутым крестом. Знак Ордена Изумруда и Трех. Око… знак Горгоны… кошачье зрение… Горгона ведь и раньше бывала здесь. И это ее знак. Нет, не в ту ночь они его вырезали с Викторией. У них же не было ножа с собой… Они не плыли сюда с ножом… Или был нож? Однако прийти по берегу от места, где Горгона и Виктория выбрались из воды, они могли только сюда. Еще к одному заповедному, колдовскому дереву. Символу… чего? – Надо же, вспомнил вдруг, – сказал у нее за спиной Осипов. – Речь о наших больших дачах зашла. В ту ночь… там ведь что-то было. Я вспомнил. Там ведь тоже что-то случилось. Глава 35 По секрету с того света Полковник Гущин остановился у дома Первомайских. Проверил звонки и сообщения в телефоне. Перед тем как ехать в «Светлый путь», он проделал то же самое. Прав был кореш Миша Розенталь – Гущин знал, что никогда бы не признался в этом. Не сказал этого вслух. Что он ждет ее звонка или смс… Что Катя объявится сама, как обычно, заполошно позвонит – «Знаете, о чем я тут подумала?», «А не могло ли все быть вот так…». И Гущин даже не сомневался – он примет все это, и они начнут обсуждать, спорить, не соглашаться друг с другом, искать пути…