— Линкольн, — крикнула я. — Это не то, что ты думаешь. Он не тот, о ком ты думаешь. Это привлекло его внимание. Он отпустил рубашку Грея и повернулся ко мне лицом. — Откуда ты это знаешь? — Его глаза дико искали ответа в моих, наконец, широко раскрылись, когда его губы разошлись. Он наклонил голову в сторону и выпустил длинный, прерывистый вздох. — Скажи мне, что ты его не знаешь. Удар от моего предательства разорвал мою грудь. — Линк… — Ты сказала, что это Киптон. — Его голос был таким надломленным, таким гортанным. — Ты сказала, что Киптон забрал тебя. — Он сделал шаг ко мне. — Теперь он мертв, и я думал, что так ты вернулась. Я думал, ты свободна… — Он указал на Грея. — Скажи мне, откуда ты его знаешь. — Линк… — Святое дерьмо. Вот где ты была. — Его голос был тихим. — Все это время. — Его взгляд прошелся по мне, обжигая меня с головы до ног. Я никогда не чувствовала себя такой открытой и обнаженной. — С ним. Киптон отдал тебя ему. — Печаль, исходившая от него, была осязаема, она проникла в мою открытую грудь и сжала мое сердце в кулак. Его ноги подкосились, и он упал на колени. Я опустилась рядом с ним, желая обнять его, желая утешить его. Я обхватила его руками, желая, чтобы мы оба исчезли в песке под нашими коленями. Он вздрогнул от моего прикосновения. Его руки упали на бока, затем он поднял голову и посмотрел на меня. — Ты трахалась с ним? Тебе понравилось? Он сделал тебе больно? — В его голосе было столько боли, когда слова вырывались наружу. Я просто хотела забрать все это. О, Боже. Только не это. Что угодно, только не это. — Нет. — Нет? Я задал три вопроса, птичка. Какой из них «нет»? Я чувствовала, что меня сейчас стошнит. Почему Грей не мог просто остаться в своем доме, в своей комнате, занимаясь своими делами? Мне не нужно было, чтобы он присматривал за мной. Мне нужно было время, чтобы разобраться со всем по-своему. Не так, как сейчас. Я ненавидела Грея в этот момент. Я ненавидела себя за то, что когда-то хотела его. И больше всего я ненавидела проклятое Братство за то, что оно так поступило со всеми нами. Мое сердце раскололось в моей широко распахнутой груди. Я смотрела на Линкольна, наблюдая, как лунный свет заостряет его черты. Первый мальчик, которого я любила. Последний мужчина, которого я когда-либо хотела. Сердце, которое мне суждено было разбить. — Он не причинил мне вреда. Он запустил обе руки в волосы, дергая за концы, глядя на небо. Вены на его шее выглядели напряженными и сердитыми. Его губы беззвучно шевелились, когда он закрывал глаза. Может быть, молитва. Мантра. Мольба о силе. Ветер усилился, нагоняя волны на берег злее, чем раньше. А потом он перевел взгляд на меня. Его глаза блестели от непролитых слез. Его лицо было искажено мукой. Но, Боже мой, он был прекрасен. И мое сердце бешено колотилось в груди, потому что все, что я хотела сделать, это исправить его, исправить это. Казалось, что мы были двумя нитями одной ткани, а кто-то дергал, тянул и разрывал нас на части. На мгновение мы замерли, и я подумала, что, может быть, мы не так уж и сломаны, как казалось. Затем Линкольн опустил руки и посмотрел на Грея. Он сильно и тяжело дышал, но его голос был спокойным — гораздо спокойнее, чем его внешность. — Я собираюсь отрезать тебе пальцы за то, что ты прикасался к ней, вырвать твой язык за то, что ты пробовал ее на вкус, и отрезать твой член, а затем засунуть его тебе в задницу за то, что ты думал, что имеешь право трахать ее. — Он вскочил на ноги и в считанные секунды преодолел расстояние между собой и Греем. — Я. Покончу. С тобой. — Затем он толкнул его на землю. Линкольн успел нанести один сильный удар, прежде чем Грей перевернул его, а затем ткнул лицом в песок. Его пальцы вцепились в волосы Линкольна, когда он завалил его на спину и стал толкать сильнее, не давая ему дышать. Я побежала по песку и потянула за заднюю часть рубашки Грея. — Ты убьешь его! Он не сдвинулся с места. Линкольн оттолкнулся локтем и ударил Грея в нос, тут же залив рот и подбородок кровавой дорожкой. Затем он повторил действие, на этот раз ударив Грея по скуле. Грей даже не вздрогнул, когда удар рассек его кожу. Я кричала. Мое сердце бешено колотилось. Я никогда не хотела, чтобы это случилось. Это не должно было случиться. Сзади меня появился Каспиан с Татум наготове. Он обхватил Грея за шею, оторвав его тело от тела Линкольна. Они оба упали на землю, затем на спину. Татум бросилась к Каспиану, а я побежала к Линкольну. Он перевернулся, закашлялся, и я смахнула песок с его лица. Нежный голос Татум нарушил тишину. — Линкольн? Что здесь происходит? — Она перевела взгляд с его лица на мое. — Лирика? Мы все медленно поднялись на ноги, переглядываясь с одного человека на другого, но никто не говорил. Грудь Линкольна вздымалась с каждым вдохом, когда его глаза встретились с моими. Его волосы и грудь были покрыты песком, который он не потрудился смахнуть. Затем он прошел мимо меня, и его взгляд разорвал мое сердце на куски. — Хочешь знать? Спроси у нее. — Со мной тебе будет лучше, — сказал Грей, вытирая окровавленный нос ладонью. Пунцовый след окрасил его кожу. — Он тебе не подходит. — А ты? — Я подошла к нему, остановившись, когда мы оказались нос к носу. — Ты оставляешь меня одну на несколько дней подряд. Я ем в одиночестве. Я провожу дни в одиночестве. Я сплю одна. — Мой голос повышался с каждым словом. Все это было слишком. Я была на грани срыва. Я стояла на грани безумия и отчаяния. По правде говоря, я ходила по этой грани с того момента, как меня запихнули на заднее сиденье его машины. — Ты думаешь, что делаешь мне одолжение? Ты думаешь, что поступаешь благородно? — По моей щеке скатилась одна слеза, и я сердито смахнула ее. — Это чертовски жестоко, Грей. — Я подняла на него глаза, сдерживая слезы, потому что не позволяла себе плакать. Я проглотила комок в горле. — Линкольн может быть импульсивным, но единственное, в чем он никогда не будет — это в жестокости. — Лирика? Татум. Я закрыла глаза и вдохнула, затем повернулась к ней лицом. Каспиан обвил руку вокруг ее талии и притянул ее к себе. — Полегче, Куджо. Я ее лучшая подруга, помнишь? Я могу справиться с этим. — Как ты справилась с этим, — сказал он, указывая на землю, где секунду назад лежали Линкольн и Грей. — Мы можем поговорить? — спросила я Татум. — Наедине, — добавила я, бросив взгляд на Каспиана. Она прижала руку к его груди и посмотрела на него, кивнув головой. — Я в порядке. Он поцеловал ее в лоб, а затем пошел бок о бок с Греем в сторону дома. Татум некоторое время смотрела, как он уходит, затем перевела взгляд на меня. Ее голос был резким, а в обычно ярких глазах мелькнула боль. — Мы, наверное, можем просто пропустить ту часть, где ты рассказываешь мне, что трахалась с моим братом. Глава 33 Лирика В какой-то момент своей жизни каждый оказывается в своем личном аду. Где вокруг тебя полыхает огонь, и кажется, что единственный выход — пройти через него, будь прокляты шрамы. Я смотрела на огонь. Все уродливые истины, которые я прятала в своем сердце, плясали вокруг меня, как неугомонные демоны, умоляющие выпустить их на свободу. Тот бой между Линкольном и Греем был только началом. — Я не хотела, чтобы все так получилось. Драка. Встреча с Линкольном. Этот разговор… — Я покачала головой. — Все было не так, как должно было произойти. — Так ты все-таки трахнулась с ним? Я не ответила. В этом не было необходимости. Ответ был очевиден. Она села, подтянув колени к груди и зарывшись пальцами ног в песок. Я села рядом с ней так же. Она смотрела на океан. Я смотрела на нее. — Мне жаль, Татум. Мне чертовски жаль. — Ты солгала мне о единственном, что, как ты знала, значило больше всего. — Она сделала паузу. — Когда? — Что? Она посмотрела на меня. — Когда это случилось? — В первый раз? Ее рот открылся. — О Боже, это было не один раз? — Она снова уставилась на океан. Я закрыл глаза, ненавидя тот факт, что она даже не может посмотреть на меня. Как раз тогда, когда я думала, что все будет не так уж плохо. С каждой секундой сожаление усиливалось, пока не превратилось в жгучую, гнойную опухоль в желудке. Я открыла глаза и сосредоточилась на волнах. Запах соленого воздуха доносился с каждым пенным гребнем. — Первый раз это было на мой семнадцатый день рождения. Я хотела рассказать тебе. Я собиралась рассказать тебе. Потом… — У меня пересохло в горле, поэтому я сглотнула, затем сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. — Потом они забрали меня. Она рассмеялась. — Ну, ты прожила семь лет, прежде чем попала под его чары. Это рекорд, я полагаю. Между нами надолго воцарилось молчание — то неловкое пространство между тем, что хотелось бы не говорить, и тем, что еще нужно сказать. Татум всегда была понимающей. Я была той, кто срывался. Я всегда полагалась на ее терпение, чтобы сохранить себя. В этот раз ее молчание было пыткой. — Он не пошел на твои похороны, ты знаешь. Он нарядился, а потом, когда мы выходили за дверь, отказался идти, — наконец сказала она. Моя грудь сжалась при мысли о том, что Линкольн наконец-то надел костюм, но был слишком сломлен, чтобы выйти в нем из дома. — Теперь все это имеет смысл. Пьянство. То, как он исчез в себе после твоей смерти… — Она замолчала, словно ее разум вытаскивал ненужные воспоминания, а мой — ненужные видения. Я не была уверена, сколько еще я смогу это слушать. Затем она повернулась ко мне. — Из всей лжи, которую мне когда-либо говорили. Из всех людей, которые хранили от меня секреты, этот ранит сильнее всего. Это был удар в самое нутро, но я его заслужила. Я наклонился всем телом к ней, спустив ноги на песок. — Наша дружба никогда не имела ничего общего с моей любовью к Линкольну. Надеюсь, ты это знаешь. Надеюсь, ты в это веришь. Ее выражение лица смягчилось при упоминании любви. Боль в моей груди стала удушающей. Я знала, что правда не будет скрываться вечно. Я знала, что однажды Татум узнает. Я просто не ожидала, что это будет так больно. — Ты всегда была единственной хорошей вещью в моей испорченной жизни. Сделать тебя своим другом в тот день на пристани было самым лучшим, что я когда-либо делала. Я — язвительная бунтарка, а ты — луч солнца. Без тебя я не могу дышать. — Я сглотнула от боли, вставшей в горле. Я не могла потерять ее, ни снова, ни дважды за одну жизнь. Это убьет меня. — Ты мой лучший друг, — прошептала я, слишком задыхаясь, чтобы произнести слова громче. — Ты сказала, что любишь его. Ты это серьезно? — Да.