Глава 11. Наводнение Жизнь Любы неожиданно вышла на ровное плато. В понедельник Женя пришёл в школу, целый и невредимый. Девочки перестали обращать на Любу негативное внимание. Канев тоже игнорировал. Новых друзей у неё не появилось – одноклассники лишь время от времени интересовались у неё домашним заданием – но такая тишина и спокойствие уже казались ей благом. Конечно, это было не то, что в Заозёрске: там после школы они девичьей компанией, а то и вообще всем коллективом могли пойти гулять на аллею или в пельменную пить чай. Делали вместе уроки, делились сокровенным, пели что-нибудь душевно-патриотическое. А по воскресеньям встречались в церкви. Проще говоря, вообще не расставались – жили, как одна семья. Здесь в Адлерском храме тоже имелись прихожанки её возраста, но они давно знали друг друга и, хотя не отталкивали Любу, она пока чувствовала себя чужой. Ей оставались лишь редкие встречи с Лилей, которая, к сожалению надо признать, всё же не близка ей по духу. Но Люба не унывала. Во-первых, всё уже было лучше, чем в начале: её никто не обижал, не преследовал, не портил вещи. Во-вторых, она находила много утешения в своих занятиях: молилась за Фёдора Григорьевича и за Женю Фадеева, готовилась к экзаменам в институт (Люба мечтала стать врачом), тренировалась у Артёма, стараясь к тому же каждый раз угостить его домашними блюдами. Артём всё принимал с благодарностью и проливал бальзам на её душу, сообщая хорошие новости о самочувствии отца. По его словам, Фёдор Григорьевич держался молодцом, не брал в рот алкоголя и даже стал ездить на мастер-классы по повышению квалификации, не говоря уже о соревнованиях, где его ученики занимали хорошие места. За всё это Люба была благодарна Богу. Правда, завелась у неё одна сомнительная привычка. Получив в распоряжение хороший мобильный интернет, Люба открыла для себя аудио-молитвы. В сети можно было найти утреннее и вечернее правило, псалмы, церковные песнопения, а также чтение библии. Всё это исполнялось красивыми глубокими голосами священников или профессиональных певцов. Вроде бы, ничего дурного, но… что-то с ними было не так. Чувствовалась в прослушивании какая-то фальшь, по сравнению с самостоятельным чтением. Как будто жадничаешь отдать Богу всё своё внимание и делишь его с мирскими делами. Но так получалось, что Люба, вернувшись из школы, принималась печь пирожки для Артёма и его папы, потом шла на тренировку, затем помогала маме с ужином, а уж после садилась за уроки. Сидела порой допоздна и, чтобы выспаться перед школой, ставила будильник на двадцать минут позже, а молитвы слушала в наушниках уже по дороге на учёбу. Люба корила себя за это, но как исправиться – не знала. Затяжная тёплая осень закончилась, начался сезон дождей. Это было так непривычно: дождь мог идти целую неделю, не переставая. Земля превращалась в болото, вокруг канализационных люков в пахучих лужах плавал мусор, в парках и на набережной невозможно было найти ни одной сухой лавочки. Всё равно было тепло и светло, по сравнению с Заозёрском, где уже начиналась полярная ночь. Подруги оттуда присылали грустные сообщения с фотографиями сугробов и тёмного неба, а Люба гуляла по Адлеру под зонтом в лёгком плаще и симпатичных резиновых сапожках. Но однажды Сочинская стихия серьёзно напугала её. Это был вторник, день их с Артёмом занятий. Он делал упор больше на общую физическую подготовку, чем на приёмы борьбы, и Люба уже изрядно окрепла. У неё прекрасно выходил плуг, она могла встать на мостик, и ей оставалось каких-нибудь десять сантиметров до шпагата. Приседания и отжимания тоже входили в программу. Люба чувствовала себя гораздо сильнее и увереннее, чем прежде. В тот день всё начиналось обыденно: ну, дождь – и дождь. Люба надела плащ, резиновые сапоги, взяла зонт-трость. До зала она добралась без проблем, с удовольствием позанималась в тепле и сухости под яростные раскаты грома за окном. А вот когда Артём распахнул перед ней дверь на улицу, поёжилась. Дождь лил стеной. Небо то и дело озарялось вспышками молний. По дороге текла настоящая река, а ведь Любины сапожки доставали только до середины икры. Артём нахмурился: - Не ходи, пережди потоп у меня. Вода спадёт рано или поздно. Люба замотала головой: - Не могу, меня дома ждут. Может, такси вызвать? Артём с сомнением посмотрел на стоящие в пробке автомобили, на треть дверцы в воде. - Вряд ли это тебе поможет. – Он вздохнул. – Ладно, подожди, я тебя провожу… - У вас же скоро занятие! - Отец сам справится. Он ушёл за курткой, а Люба расправила зонт и осторожно ступила на дорогу. Вода опасно подбиралась к верхнему краю сапожек. Ну надо же! Если бы знала, купила бы сапоги повыше… Поток шумел, как настоящая река, машины сигналили, воздух то и дело разрывали раскаты грома. Вдруг в какофонии окружавших её звуков Люба различила тоненький писк. Она устремила взгляд через дорогу и увидела его источник - маленького котёнка на нижней ветке дерева. Мокрый от ушей до хвоста, он беспомощно перебирал лапками и жалобно мяукал. Повесив зонт на ручку двери, Люба решительно двинулась через поток. Холодная грязная вода с первым же шагом обрушилась внутрь её сапожек и поглотила Любины ноги до колен. Она торопилась, обходя застрявшие в потоке машины, но это было непросто: наполненная водой обувь норовила сползти с ног. Несмотря на это, Люба добралась до котёнка благополучно. Сняла его с ветки, засунула под плащ. Он мелко дрожал, тыкаясь холодным носиком ей в шею. - Лююбаа! - взревел кто-то с противоположной стороны улицы. Разумеется, это был Артём - он смотрел на неё круглыми от ужаса глазами. Люба попыталась успокоить его: - Всё хорошо! Я просто... Но тут она заметила, что именно так напугало её тренера: как в фильме-катастрофе, по улице со стороны моря шла мощная волна, сметая всё на своeм пути. Артём ещё что-то кричал, но Люба его не слышала. Она попыталась вернуться обратно, но не успела сделать и шагу - поток воды подхватил ближайшую к ней машину и понёс на неё. Стеклянно-металлический бок вдавил Любу в забор, правую ногу пронзила острая боль. Люба вскрикнула, изо всех сил упираясь руками в тонированное стекло, но это было бесполезно. Её зажало между автомобилем и железным забором, и пространства для дыхания становилось всё меньше. Люба принялась отчаянно молиться. Не о спасении, потому что если на то воля Божья, то она умрёт сейчас, независимо ни от каких своих просьб. Но свою готовность к смерти Люба оценивала примерно на пять из десяти - не больше - и всё, что она могла сейчас сделать, чтобы подготовиться, - это молитва. Однако, перед последним вздохом Люба увидела Артёма и длинную палку в его руке. Он вставил её между машиной и забором, навалился всем телом. Послышался скрежет. Зазор совсем чуть-чуть, но увеличился. - Вылазь! Быстро! - прохрипел Артём. Презрев острую боль в ноге, Люба с трудом вытащила её наверх и перекинула через забор, потом вторую - и плюхнулась по ту сторону, а машина, окончательно погнув орудие Артёма, впечаталась в железные рёбра ограждения. Люба нащупала на груди котёнка - он уже был тёплым, но всё так же дрожал. - Ну ты даёшь! - прошипел Артём, хватая Любу за руку. - Какого чёрта..? - Я котёнка... - пролепетала она. - Котёнка?! - взревел Артём. - Котёнка тебе жалко! А себя?! Ты-то чем хуже котёнка? Он безнадёжно махнул рукой и потянул её в сторону своего дома. Волна уже прошла, и вода была чуть выше колена. Но Люба не могла опереться на правую ногу. - Подожди... я не могу... мне больно... Она зажмурилась, стараясь сморгнуть мгновенно набежавшую слезу. - Ногу повредила? - нахмурился Артём. - Кажется... Он вздохнул и, наклонившись, взял её на руки. - Дурeха... ну что за безрассудство... В его голосе уже не было осуждения. Артём занёс Любу на второй этаж, усадил в большое бархатное кресло, помог снять обувь и плащ, укрыл пледом. Присел перед ней на корточки. - Ну что? - сказал он, обращаясь к котёнку, который копошился в Любиных руках. - Доволен? Что нам теперь с твоей спасительницей делать? Ни такси, ни скорую сюда не вызовешь... Артём потянулся к её ноге: - Можно, я посмотрю? Люба кивнула. - Может быть немножко больно. Он аккуратно стянул носок, бережно коснулся её стопы, осторожно покрутил её, ежесекундно спрашивая: - Так больно? А так? А так? Почти каждый раз Люба утвердительно кивала головой, но в итоге Артём сказал: - Вряд ли перелом. Скорее, вывих. По-хорошему, надо ехать в травму, но на чём... Он задумчиво потёр подбородок. В этот момент входная дверь отворилась и вошёл мужчина средних лет. Коротко подстриженный, гладко выбритый и подтянутый, как её собственный папа. - Здорово, молодёжь, что у вас тут происходит? Артём оживился: - Бать, это Люба, я тебе про неё говорил... - Здравствуйте, - извиняющимся тоном проговорила Люба. - Добрый вечер, загадочная барышня. Рад познакомиться. Погодка, а? Никто не пришёл, конечно... - Ну да, не удивительно, - кивнул Артём. - У нас тут тоже проблема в связи с погодой. Люба ногу повредила, вышла на дорогу... - Это ты зря... Дай-ка, я посмотрю... Он встал на одно колено, тоже принялся крутить Любин голеностопный сустав - гораздо менее бережно, чем Артём. Люба закусила губу. - Вывих, - уверенно заключил Фёдор Григорьевич. - Давай я вправлю. У меня опыт большой, я не хуже ортопеда вправляю. А до врача ты вряд ли скоро доберёшься... Люба тяжело вздохнула, предвкушая страдание, но выбора у неё не было, и она кивнула. - Кричать можно, - предупредил Фёдор Григорьевич и тут же быстро, ловко потянул-повернул-дёрнул. Сустав коротко щёлкнул, Люба не успела даже испугаться. - Теперь фиксирующая повязка и покой... - пробормотал Фёдор Григорьевич. - Но тут уж, думаю, вы сами справитесь. - Справимся, - кивнул Артём и извлёк из углового шкафчика аптечку. Первым делом он нанёс на ногу мазь от травм. Пока Артём мягко растирал её по коже, Люба обеспокоенно сказала: - Мне надо позвонить маме... - А где твой телефон? - В плаще... был. Телефон действительно когда-то был. Теперь от него остались одни мокрые осколки стекла и микросхем.