Часть 21 из 48 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Что тебе от неё нужно?
- Того же, что и тебе! Избавить её от показной святости. Доказать ей, что она такая же, как все.
Артём усмехнулся:
- Дурак ты! Ничего не понял…
- Я и тебе докажу.
- Только не в мою смену, бро. Я сегодня, может быть, чуток погорячился, но в следующий раз будет ещё хуже. Побью тебя и не посмотрю на родственные чувства.
- Вот как? Она тебе дороже семьи?
- Если у меня в семье есть моральные уроды, то я не считаю зазорным слегка подправить им физиономию кулаком.
- Ну это мы ещё посмотрим…
Дорогие читатели, всё ли гладко? Пока писала главу, засомневалась, стоит ли сообщать Любе, что они братья. Кажется, если умолчать, интрига будет ярче... как вы считаете?
Глава 18. Тяжёлый день
Это был тяжёлый день для Любы.
Когда Канев поймал её на большой перемене и потащил куда-то в тёмный закоулок под лестницей, она подумала, что, пожалуй, раньше было не так уж плохо. Её обижали, но она, по крайней мере, знала, как себя вести: что делать (искать и чистить вещи), что говорить (ничего, а что тут скажешь?).
А теперь Кирилл требовательно смотрит на неё своим тёмным взглядом и говорит:
- Мне надо сказать тебе кое-что важное. Дай мне пять минут!
И она не знает, как реагировать. Потому что вряд ли он скажет что-то интересное, приятное или хотя бы нейтральное. Но Иисус заповедал откликаться на подобные просьбы. "...Кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую... И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два".
И Люба пошла. Не потому, что Канев попал пальцами по тем синякам, которые сам же и поставил, и было страшно, что скоро там образуется гангрена. А ради Бога. Люба облокотилась спиной на составленные друг на друга поломанные парты и с горестным терпением посмотрела в Каневские бездны. Он выдохнул, как перед прыжком в прорубь:
- Ладно, может быть, я и м*дак.
Ну вот что на такое ответить? Засмеяться? Заплакать? Поцеловать его в лобик?
«Кирюшечка, да ты растёшь на глазах! Какая потрясающая, искренняя рефлексия…»
Люба, конечно, ничего не сказала, просто продолжила терпеливо слушать.
- Я на самом деле вёл себя не самым лучшим образом, - мямлил Канев, зажёвывая окончания слов. – С тобой. И вообще. Но ты должна меня понять…
- Должна? – с сомнением переспросила Люба.
- Ну ты могла бы попытаться! У меня не такая идеальная семья, как у тебя. Мама, папа, братик… Я один у родителей, и живут они порознь.
А вот это было грустно. И Люба покривила бы душой, если бы сказала, что ей не жаль Канева. Но разве она должна нести ответственность за эту ситуацию?
- Кирилл… - вздохнула она, - я очень тебе сочувствую, правда… но… прости, но я-то тут причём? Надеюсь, ты не станешь утверждать, что это я развалила брак твоих родителей?
- Что за чушь?! Я вообще не про то, не передёргивай, Святоша! Просто те примеры мужского поведения, которые были у меня перед глазами – они…
Противно слушать, как взрослый парень перекладывает ответственность за своё поведение на окружающих.
- Примеры – это одно. Кто будет решать, как сложится твоя жизнь, - это другое. Ты хочешь, чтобы ответственность несли твои примеры? Тогда они и будут выбирать твой путь, а не ты сам.
Прозвучало пафосно, наверное, но как ещё скажешь?
- Я хочу решать, - процедил он сквозь зубы.
- Тогда будь тем человеком, с которым ты сам смог бы сосуществовать, в мире и согласии. И люди к тебе потянутся.
- Да я понятия не имею, что это за человек!
- Кирилл, но я-то чем тебе могу помочь?
- Ты мне расскажи. Покажи его.
- Я? Я тот человек или я должна его для тебя найти?
Он смотрел исподлобья.
- Ну, допустим, ты.
Люба закатила глаза:
- Что за чушь! Ты сам-то себя слышишь? Ты терпеть меня не можешь. Ты натравливал на меня одноклассников весь первый месяц учёбы. Ты ввёл в обращение эту ужасную кличку… И я должна поверить, что я для тебя образец для подражания?
- Ужасную? – прицепился он совсем не к тому. – Что в ней ужасного? Она же идеально тебя описывает.
- Надеюсь, что нет. Потому что Святоша – это лицемер, который притворяется благочестивым. – У Любы против воли накипели слёзы. – Я никогда не пыталась ничего из себя изображать…
Предательская капелька скатилась по скуле.
- Эй, ты чего… - растерялся Канев. Он шагнул к Любе и провёл шершавым большим пальцем по её щеке. – Ну, блин, я не собирался тебя расстраивать! Ну, хочешь, выбери любую другую кличку себе, а я введу её в обращение? Хочешь стать Красоткой или, там, Солнышком каким-нибудь?
У Любы дважды по всему телу пробежали мурашки. В первый раз – от его прикосновения. Во второй – от этого странного предложения, так похожего на слова Артёма. Люба замотала головой:
- Не надо мне никаких кличек. И вообще…
- Оставить тебя в покое? – усмехнулся Канев.
- Да, пожалуйста!
Он отрицательно покачал головой.
- Нет такого варианта, Любочка.
- Да почему?
- Потому что ты такая одна. И я не отстану, пока не разберусь в тебе по полной программе.
Словно поняв, что у Любы закончились силы и аргументы, прозвенел звонок. Она рванулась было к лестнице, но Канев схватил её – на этот раз за талию – и прижал к себе.
- Не бойся! – прошептал он, пытаясь загипнотизировать её своими мрачными глазами и одурманить зловонным дыханием. – Всё будет хорошо, я обещаю!
Люба ему, разумеется, не поверила. Если всё уже так плохо, что он обнимает её, не спросив разрешения, то дальше явно будет только хуже.
Вот почему, едва прозвенел звонок с последнего урока, Люба понеслась на выход быстрее ветра. Она взяла в гардеробе плащ ещё на предыдущей перемене, чтобы не стоять в очереди, подвергаясь опасности опять быть пойманной Каневым. Но он обошёл её манёвр, выскочил следом без куртки и схватил за многострадальное плечо:
- Святоша! Ты всё-таки бессердечная дрянь… - лицо парня было перекошено от злости. – Я тебе душу открываю, а ты капли сострадания проявить не можешь…
Люба взмолилась:
- Кирилл, я просто не могу. Я плохо себя чувствую, не трогай меня, пожалуйста…
- Ты плохо себя чувствуешь? Реально? Тогда я отвезу тебя домой.
- Не надо. Это из-за тебя… мне нужно просто немного отдохнуть, а ты…
- Из-за меня?! А ты не охренела, Святоша? Что я такого сделал-то?
- Кирилл, пожалуйста…
Тут на них налетел Артём. Толкнул Кирилла так сильно, что тот упал на плитку. Любино сердце больно стукнулось о грудь. Что за испытания? И чем она их призвала на свою голову? Нельзя было дружить с Митей? Нельзя было любить отца Андрея? А ей казалось, это всё так невинно… И вот теперь на неё свалилось это несчастье в виде странного, грубого, жестокого и глубоко несчастного одноклассника.
Ну как его бросить?
Люба искренне собиралась проводить Кирилла в медпункт. Потому что единственный путь к миру с ним – исполнять всё, что велит Господь, оставаясь чистой в помыслах. Принять испытания и не позволить ненависти проникнуть в сердце.
Но Артём не дал. И странное дело, Канев как будто подчинился ему, хотя они незнакомы. Что это, страх боли? Или есть в Артёме что-то особенное… какая-то внутренняя сила. Люба давно её почувствовала. Все тревоги и сомнения в одно мгновение покинули её, когда он взял её за руку. Она оказалась защищённой от всех бурь…