— Между прочим, Петр, Осю-покойника я еще с конца восьмидесятых знаю. Мой товарищ его сажал. А я его пару раз отмазывал, но не за деньги, а так… Веселым он был человеком и без подлянок в душе. Я и относился к нему тепло и по-человечески. Двух других бедолаг я не знаю, а потому мне наплевать — судимы они или капиталисты. Горе — оно горе и есть. И я не понимаю, почему я должен тебе все это говорить, чтобы не выглядеть кадровым подонком. Почему ты все искажаешь своим криком? Ты — не трибун. И я — не с завода Михельсона. Если у нас не может быть спокойного разговора — что ж, давай разойдемся и не будем пить кровь друг у друга. Крылов почувствовал себя неудобно — не то чтобы виноватым, но все же… Он покрутил головой, взялся сооружать чай со своими любимыми сушками, посопел и начал мириться: — Ну ладно, чего уж… Ну не так я твою интонацию понял… И насчет молодежи — есть сермяга в твоих словах. Борзые стали не по чинам… Ильюхин, не оборачиваясь, перебирал какие-то бумаги, сваленные на подоконник. Автоматически он взял чью-то «объясниловку» и так же автоматически стал бегло ее просматривать. Неожиданно Виталий Петрович захохотал в голос. — Обалдеть! — воскликнул он и зачитал вслух: — «…Докладываю, что вчера, 3 мая 2000 года, в 17.30 (МСК), я незаконно проник»… Это что ж такое? — Это? — хрюкнул в ответ Крылов, запихивая себе сушку за щеку. — Это нам переводят на подмогу офицеров с Северного флота, а они вот так вот опрашивают квартирных воров и составляют соответствующие рапорта. — А что такое «МСК»? — Сия аббревиатура означает «по московскому времени», — пояснил Петр Андреевич. Полковники внимательно посмотрели друг на друга и вместе фыркнули. — Да-а, — ужаснулся притворно Ильюхин. — Какой флот развалили, сволочи! — Цусима-Хиросима! — согласился Крылов. — Да у меня тут перлов — хоть сборник выпускай! «Милиционеры шутят». Вчера вот какую сводку отбили… Где она… а, вот… Я тебе зачитаю всю, ты потерпи! Вот: «…В 6.30 в городе Лодейное Поле наряд ОВО на патрульном автомобиле номер… такой-то… отключился от маршрута патрулирования для отправления естественных надобностей и заехал на территорию АЗС „Славнефть“, где в туалетной комнате милиционер-водитель Кузьмин достал табельное оружие ПМ, дослал патрон в патронник, выронив при этом пистолет из руки. При падении произошел выстрел, после чего милиционер стал поднимать пистолет и непроизвольно нажал на спусковой крючок. В результате Кузьмин со сквозным огнестрельным ранением левого плеча был госпитализирован в состоянии средней тяжести…» Все! — Какое потрясающее по своей наглости вранье! — еле смог выговорить Ильюхин, вытирая слезы от смеха. — Да уж! Небось начальник-то их, когда они чего-то там не поделили между собой в сортире, долго пацанам эту версию втолковывал! И ведь — прокатит! Прокатит, если твердо на своих показаниях стоять будут! А у нас тут, с лифтом этим… Вроде и не врет никто, а вот — поди ж ты… — Петр, ты опять? — с еле заметной укоризной в голосе остановил Крылова Виталий Петрович. Петр Андреевич вздохнул: — Да нет, это я к слову… А сводку эту я Обнорскому… знаешь его? Журналисту Обнорскому зачитывал сегодня по телефону. Он ржал, не верил, что правда. Я ему сей шедевр переслал, пусть у себя в газете напечатает, народ повеселит… За этим юмором полковники, по взаимному умолчанию, ушли от темы участия Штукина в кровавой бойне в лифте. Они начали судачить о том и о сем, а говоря о всяком-разном, подразумевали, что милицейская судьба Штукина решена. Стало быть, и общая позиция к завтрашнему докладу руководству была выработана. Общая — то есть единая. Напоследок, уже собираясь уходить, Ильюхин, словно бы нехотя, поинтересовался: — Полагаю, что оперка этого живучего в корпорацию ибн-Юнгерова пристроят? Крылов вполне мирно пожал плечами: — Не мне эти вопросы решать и обсуждать, но… но если и да, то ничего зазорного в этом не вижу… А кстати, давай-ка прямо сейчас кое-что у Дениса этого спросим… Телефон-то свой он мне оставил… Виталий Петрович еле заметно улыбнулся. Крылов, не замечая этой улыбки, набрал номер мобильного телефона Волкова: — Денис, Крылов беспокоит еще раз… Тут моего коллегу интересует… Штукин вел себя достойно?.. Я понимаю, что действовать было нельзя… Ну, не обосрался он внутри? Ага. Все, спасибо. Потом. Пока. Петр Андреевич с неким даже удовлетворением глянул на Ильюхина: — Думаю, что все будет неплохо у этого Штукина. Устроится и в пайковых не потеряет. …Шагая по коридору к своему кабинету, Ильюхин почувствовал такую усталость, будто разгрузил вагон угля. Полковник потирал шею и еле слышно бормотал под нос: — Черт его знает, как чудно все складывается! — А потом Виталий Петрович вспомнил старую оперскую мудрость: «Если все идет как по маслу — значит, ты чего-то не учитываешь». Ильюхин не был суеверным человеком, но, убедившись, что его никто не видит в пустом коридоре, трижды сплюнул через левое плечо… …А Штукин в тот момент, когда Крылов звонил Волкову, сидел как раз напротив Дениса. Они попивали очень недурственное красное вино в дорогом камерном ресторанчике. Вернее, они даже не попивали вино, а запивали им теплый и мягкий белый хлеб. Салфетки на столе повергали в трепет своей неправдоподобной белизной, а официант, обслуживающий их столик, вежливо улыбался, даже выходя из зала. По ответам Дениса Валерка понял, что речь идет о нем, догадался и кто звонит. Однако спрашивать ничего не стал, а Волков не стал свой разговор комментировать. Они долго молчали, наслаждаясь вином, хлебом, тишиной и покоем. Потом Денис вдруг остро блеснул глазами из-под полуприкрытых век и неожиданно спросил: — Хочешь жить? Штукин сразу понял, что вопрос глубокий и что касается он не только ощущений до и после стрельбы, но и еще чего-то очень важного, хотя и трудноформулируемого. — Хочу, — просто ответил Валерка. И в свой ответ он также интонацией постарался вложить глубину. — А для чего? — перегнулся через столик Денис. — Ты можешь ответить на этот вопрос, надоевший сорокалетним мужикам? Для чего? — Я никогда об этом много не думал, — честно отозвался Штукин. — Некогда было. — Знаю, — кивнул Волков. — А вот теперь надо подумать. У тебя и времени сейчас для этого побольше будет. Подумай. Я поопытнее тебя по возрасту, званию и должности — пусть и в другой системе. И стреляли в меня не только сегодня. Я знаю, для чего жить. — И для чего? — Штукин хотел услышать Дениса, чтобы самому было легче формулировать ответ на серьезный вопрос. Волков это понял: — Ты не ищи себе костылей. Думай сам и ответь себе сам. Я спросил не ради ответа, а чтобы помочь тебе. Подумаешь? Валерка улыбнулся: — Помнишь фильм «Ко мне, Мухтар!»? Так вот, там Никулин за своего пса отвечает: «Он постарается». Денис одобрительно хмыкнул: — Тоже любишь советскую классику? Штукин кивнул: — Люблю. Теперь так снимать не умеют. Теперь все больше синтетический продукт дают. Волков развел руками: — Закон рынка. Первые бабки всегда на бодяге делают. Ничего, еще придет время — и до новых шедевров доживем. Валера покачал головой: — Для того чтобы производить некоторые вещи, нужна только империя — вся ее мощь, ее атмосфера… — Империя? Хм… Может быть… Ладно, раз уж ты сам об империи заговорил — вот что я тебе скажу. В ментовке тебя окружают разные, в основном неплохие, но с уклоном в «никакие» люди. Вы все в погонах, и все, как правило, если идете, то на «демонстрацию». А я считаю — и предлагаю тебе, — что идти надо не на демонстрации, а просто по дороге. Так, как идут по ней некоторые, и не самые плохие, люди. Только у дороги — свой Закон. Это не означает, что я советую тебе сменить буденовку на черный френч дивизии Каппеля. Я советую тебе подумать и надеть пробковый шлем солдата колониальной армии. Я не к противостоянию тебя зову и не предлагаю переходить линию фронта с заранее приготовленной листовкой в кармане… Денис приподнял свой стильный стаканчик с вином, задумчиво посмотрел сквозь него на не очень яркую лампу настенного бра. Вино красиво лучилось и совсем не походило на кровь, хотя и рождало такие ассоциации. Волков сделал большой глоток и продолжил: — И еще: я редко позволяю себе говорить столь изысканно. Это сегодня, с устатку. Особый случай. И это — доверие. — Спасибо, Денис, — сказал Штукин и неожиданно вспомнил рассказ своего отчима о Роммеле и о боях за Северную Африку. Отчим рассказывал, как английского генерала Монтгомери ужасно злило, что его солдаты таскают у себя в карманах фотографии этого немца. — Не за что, — усмехнулся Волков. — Так знаешь, для чего я выжил? Для того, чтобы держать строй. А в нем главное — кто стоит справа и слева от тебя. Все очень просто. И не надо думать дальше. Не надо думать, что еще вся жизнь впереди. Ты не мерь ее лет в семьдесят, мерь лет в тридцать. Не спорь! Решай — время не ждет! Денис говорил красиво, и Валера постарался подыграть в тон: — А в тридцать лет что же? Плаха с топорами? Волков допил свое вино и резко мотнул головой: — Так ведь чужая плаха милее, чем когда свои как падаль по земле поволокут… Не кручинься, держи строй! Ну, так как ты? Штукин посмотрел ему прямо в глаза: — По рукам! Денис не был бы собой, если бы не уточнил: — По рукам — потому что деваться больше некуда? — По рукам — потому что по рукам, — твердо сказал Валера, и в этот момент он даже сам себе поверил. Он словно оттолкнулся от края обрыва и полетел. Но пока ему лететь было еще не страшно, а интересно. Вот так, собственно, и состоялось внедрение Штукина. Бог часто улыбается всяким секретным приказам, планам и долгим согласованиям. Правда, древние говорили, что смертные часто плачут, когда боги начинают смеяться… II. Ильюхин Май 2000 г., Санкт-Петербург Период мирного сосуществования полковников Ильюхина и Крылова продлился всего несколько дней после памятного расстрела в лифте. Собственно говоря, несмотря на то что в отношении Штукина Крылов при «разборе полетов» у руководства молчаливо поддержал Виталия Петровича, именно этот тройной убой и стал все-таки причиной настоящей войны, вспыхнувшей между сотрудниками уголовного розыска. Точнее, не сам убой, а попытки его раскрытия. Ильюхин хорошо запомнил тот день, когда произошло событие, на которое он не смог закрыть глаза. Полковник в тот самый день, конечно, ничего ни о каком событии не знал — дату он вычислил позже, когда и сам решился на необратимые шаги. Вот тогда, набираясь решимости, Виталий Петрович и вспомнил вдруг — удивительно ярко и четко, как столкнулся лицом к лицу с Крыловым у Доски почета ГУВД.