Из открытого окна тянуло холодом. Над озером клубился вечерний туман. Было очень тихо. — Ладно, — сказал Юнгеров, и Штукин понял, что решение принято. — Об этой авантюре знаем только мы с тобой вдвоем. По крайней мере пока. Ни в коем случае об этом не должен узнать Ермилов — он точно меня переубедит. И тебя переубедит тоже, но по-другому. Потому что меня просто переубедит, а ты будешь дежурным по кухне — «вечным дежурным»![138] Штукин смысл понял, хотя и не понял, что Юнгеров цитирует: — Не надо… — Сам не хочу! — воскликнул Александр Сергеевич. — А посему решим так: пока ты идешь просто на разведку. Держишься открыто, нагло, раскованно. Задача минимум — просто снять его реакцию. Потому что ты прав: его реакция… это мое убеждение. А если говорить про… не минимум, то… То это уже информация, тут надо будет серьезнее подходить. Тогда и посмотрим. Гут? — Базаров нет! — откликнулся Штукин, только сейчас осознавший, что сумел-таки добиться одобрения своей авантюрной идеи. Валера смотрел на Александра Сергеевича, который был его намного старше, и вдруг увидел в нем столько мальчишеского, что даже растерялся и отвел глаза в сторону. Хотя, может быть, он отвел взгляд и по другой причине: чтобы и в его глазах не прочиталось кое-что лишнее… Возвращаясь вечером в город, Штукин пребывал в странном состоянии — его колбасило, колбасило самым натуральным образом. С одной стороны, Валера радовался, что все получилось так, как он хотел, с другой — он чувствовал какую-то опустошенность, видимо, слишком много потратил нервной энергии… А еще Штукин по-прежнему не знал — что же ждет его впереди, какие развилки и повороты. Он предчувствовал, что скоро, очень скоро ему придется делать выбор — и, может быть, не один раз, но, как только он пытался хотя бы теоретически сформулировать — между чем и чем надо будет выбирать, — запутывался мгновенно еще больше… Валерка гнал машину по шоссе, стискивая руль изо всех сил, и время от времени шептал: — Ничего, ничего… Вперед — это лучше, чем на месте… Впереди — туман, но туман — это друг штурмовика! В какой-то момент Штукин вдруг понял, что ему надо остановить машину и перекурить — чтобы хоть немного успокоиться. Валера припарковал машину у обочины. Закурил и неожиданно задал сам себе вопрос: а куда он, собственно говоря, сейчас несется? Куда спешит? К себе в пустую квартиру? Нет, только не это… А куда же тогда? Штукин уронил голову на руль. А может быть, подъехать прямо к офису Гамерника — вдруг он еще там — да и попробовать атаковать с ходу? Валерка встрепенулся было, но почти сразу отверг эту идею — нельзя сейчас ехать к Гамернику, сил нет. Вся энергетика ушла на разговор с Юнгеровым, нельзя идти в лобовую, будучи выжатым, как губка… Но куда же податься? Где голову приклонить? Как расслабиться, как снять чудовищное внутреннее напряжение последних дней? Неожиданно Штукин вспомнил о Вере, подруге Николенко. Она несколько раз звонила ему, когда Зоя пропала, но Валера либо не отвечал на звонки, видя ее номер на дисплее своего мобильника, либо уклонялся от разговоров, обещал перезвонить и не перезванивал. А потом Вера, наверное, обиделась и уже несколько дней не звонила… Штукин быстро перебрал в голове всех своих знакомых женского пола и понял, что никого из них не хочет видеть. И спать с ними — не хочет, и пить — тоже. А вот Вера… Есть, конечно, нехороший момент — слишком явная ассоциация с тем, что хочется забыть. Хочется, но ведь все равно не забудешь! Говорят, если хочешь избавиться от какого-то комплекса — надо шагнуть к нему навстречу. Клин клином вышибают… Вышибают ли? Валера понял, что снова запутывается в своих мечтах и желаниях, выбросил окурок в окно и решительно набрал на своем мобильнике номер Веры. Она ответила почти сразу. — Алло… — Вера, привет, это Валера Штукин. — Валера, — сказала Вера и вдруг заплакала. — Валера, ты где? Валера, мне так хреново… Зою-то мы похоронили, да ты знаешь, наверное… Валерочка, ты прости, что я тебе трубки обрывала, просто… мы же все не знали, что и думать. Я понимаю, у тебя своих проблем — выше крыши. Валера вдруг почувствовал, что у него в горле образовался комок, и ответить он сумел не сразу: — Вер, это ты прости меня, что я не перезванивал… Я действительно в курсе ситуации детально, можно даже сказать, что немного занимался ею… И у меня действительно были очень большие проблемы… А по поводу Зои — я, как понял, что несчастье случилось и помочь уже ничем нельзя — так и не смог тебе позвонить… Смалодушничал, наверное… Я тяжело переношу похороны, церкви, свечи эти, которые надо в руках держать… Меня колбасит от этого всего, мне физически плохо становится… Я… Вер, а мы могли бы увидеться? Мне так на душе муторно от всего, напиться хочется, а не с кем… Тебе вот решил позвонить — думаю, пошлешь к черту, так пошлешь. — Не пошлю, — сквозь всхлипы еле выговорила Вера, — мне тоже напиться хочется, но не с кем… Мой опять весь в своих партнерах-контрактах… Валерочка, как хорошо, что ты мне позвонил… А я уж думала, что ты от меня бегаешь. — Нет, Вера, я не от тебя, я, скорее, от себя бегал… Скажи, куда мне подъехать? К тебе? — Нет, лучше не сюда, я не знаю, когда мой пожаловать может. Так, слушай — у меня квартира есть, моя собственная, — она на Московском проспекте, дом такой, «Русский пряник», знаешь? — Знаю. — Вот там. Пятьдесят седьмая квартира, второй этаж. Найдешь? Я там часа через полтора буду… Приезжай, я очень буду ждать… Давай напьемся вместе, Валерка. Зойку помянем… Вера снова заплакала, и Штукин даже головой замотал: — Вера, не плачь, Вер… Скажи, чего мне купить, куда заскочить? — Да все там у меня есть… Ну, хлеба только свежего возьми да минералки… А остальных запасов там на месяц запоя хватит… Ты приедешь? — Приеду, Вера, обязательно приеду… Главное, ты сама приезжай… Штукин даже уже сил не имел, чтобы подумать о том, как все это будет выглядеть с точки зрения общечеловеческой морали: ехать к подруге той женщины, к смерти которой он, как ни крути, а имеет самое прямое отношение… Ему просто нужно было побыть хоть с кем-то, хоть как-то спрятаться от одиночества… Через два часа он уже звонил в дверь Вериной квартиры. Она открыла, будто ждала в прихожей. Посмотрев на Штукина, Вера всхлипнула и обняла его… …Это был очень странный вечер — Вера и Валера то начинали разговаривать, то остервенело занимались сексом, много пили и курили… У Штукина все перемешалось в голове, но внутреннее напряжение все же понемногу рассасывалось, растворялось, уходило куда-то, и он вдруг почувствовал такую благодарность за это к Вере, что еще чуть-чуть и, может быть, даже расплакался бы, как маленький… Ему еще хватило мозгов позвонить Денису и предупредить его, что завтра он работает по «индивидуальному плану по поручению первого». Денис спокойно ответил, что понял, а потом Валера отключил мобильный телефон. Если бы и мозг можно было бы тоже так отключить — как мобилу… Ночью, в один из периодов просветления, в перерыве этих странных поминок, Вера, лежа совершенно голой рядом со Штукиным, стала рассказывать о похоронах, о том, что на них был Егор — весь серо-зеленый, худой совсем… — Знаешь, Валера, — очень тихо прошептала Вера. — Я на него посмотрела, и мне дикая мысль в голову пришла — а не он ли Зою… Ведь так и не выяснили, с кем она на то озеро поехала… А я на этого Егора смотрю, и мне жутко — чувствую, вот может он… убить… И мне так страшно стало… и ведь ни с кем не поделишься… Что ты думаешь? Валера свесил руку с кровати, поймал рукой горлышко бутылки виски, сделал хороший глоток и ответил глухо: — Нет, Вер… Не убивал он ее. Я ж тебе уже говорил — мы занимались, проверяли… Несчастный случай это был, и Егор к нему никакого отношения не имеет. Он в городе был, когда все это случилось. Это технически установлено. — Да? Ну и слава богу… А то я на паренька нехорошо подумала… Ты бы видел его лицо. — Ничего, ничего… Перемелется… Давай выпьем еще, Вера… Что-то напиться никак не получается. — Давай… И меня не цепляет. Это была какая-то дикая, безумная ночь, очень похожая на настоящую оргию. Вера и Штукин дошли уже почти до извращений, уже почти мучили друг друга и долго не могли угомониться… А потом Валерка вдруг в один момент словно в омут глубокий провалился и — отключился. Именно так, будто его выключили, как мобильный телефон. Как ни странно, утром похмелье было не особенно лютым — может быть, это объяснялось тем, что они пили качественные напитки. Они долго отмокали в ванне, потом поели и поспали, где-то к обеду уже отошли. А потом — засобирались. Как ни странно — обоим им стало действительно легче, чем было накануне вечером, — удалось как-то выплеснуть из себя накопившиеся черные эмоции. Прощаясь, они долго целовались и обнимались, словно вот так молча выражали благодарность друг другу… К офису Гамерника на Греческом проспекте Штукин приехал в начале седьмого. Валера чувствовал себя свежим и отдохнувшим, будто не занимался черт-те чем минувшей ночью, а наоборот — отсыпался, предварительно много погуляв на свежем воздухе. Бродивший в крови адреналин пережег остатки алкоголя — Штукин вытянул вперед руки и посмотрел на пальцы — они не дрожали. Валера вышел из машины и не спеша прошелся до концертного зала «Октябрьский», а потом вернулся обратно к офису. Судя по машинам, кучковавшимся неподалеку, в конторе работа кипела и хозяин был на месте. Штукин присел на уже знакомую лавчонку и закурил. Ему хватило всего двух затяжек. — Чего я жду? — спросил Штукин, встал и, бросив окурок, затоптал его. — Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать! И он решительно подошел к массивной двери и нажал на кнопку звонка. Из переговорного устройства что-то захрипело. — Я к товарищу Гамернику! — почти весело сообщил в мембрану Валера. В двери щелкнул замок, Штукин потянул за ручку и вошел внутрь. Офис начинался длинным коридором. У стойки с охраной и мониторами Валерий остановился и, подмигнув охраннику, негромко сказал: — Передайте товарищу Гамернику, что пришел Валера. Когда спросит, какой Валера, скажите, что недостреленный. Охранник пару секунд смотрел на него, потом молча вышел из-за стойки и ушел в глубь коридора, хотя, наверное, мог все услышанное транслировать и по телефону. Через полминуты он вернулся с мужчиной в костюме, видимо, более старшим сотрудником службы безопасности. Мужчина не стал здороваться, а вместо этого сразу предложил осмотреть карманы Штукина. Валера понимающе кивнул: — Ясное дело — на предмет колюще-режущих… Первый охранник хамски хохотнул: — Мусор, что ли? Между тем второй, не тратя времени даром, начал похлопывать Штукина по карманам. — Ментом был, не скрываю, — задумчиво сказал, будто самому себе, Валера. — А мусором — никогда! Штукин быстро снял куртку и повернулся к мужчине в костюме спиной. Тот легко, будто нехотя, похлопал его по спине и ногам и жестом пригласил следовать за собой. Коридор был очень длинным, а кабинет Гамерника располагался в самом его конце, после двух поворотов. Огромная приемная с сексапильной секретаршей, двойная дверь — Штукин и оглядеться не успел, как оказался в просторном кабинете. Гамерник сидел не за своим рабочим столом, а сбоку, за журнальным столиком. Перед ним на тарелочке лежала маленькая дыня-«колхозница», которую он аккуратно резал изящным ножичком. Здороваться Гамерник не стал — видимо, в его офисе это вообще не было принято. Вместо приветствия хозяин кабинета сказал: — Вы меня заинтриговали, хотя я ничего не понял. Штукин не стал нарушать традиций и вместо здравствуйте ответил так: — Интрига есть там, где отсутствует информация. А тут — какая уж тут интрига! Все вы поняли. Но моя тирада выглядит как некий вызов, а я бы этого очень не хотел. Так что — позвольте присесть и перейти к делу. Сергей Борисович, если не ошибаюсь? — Не ошибаетесь, — настороженно ответил Гамерник и положил ножичек на стол. — Милости прошу. Располагайтесь. Валера взял стул и присел к тому же журнальному столику, разглядывая Гамерника в упор. Хозяин кабинета был примерно одногодком Юнгерова, но как же сильно они отличались друг от друга! Юнгеров — тот был жилистым, красивым, с лицом, на котором читалось много разных историй, но историй мужских и интересных. А Гамерник производил впечатление неприятное, несмотря на ухоженность, его фигура была уже настолько оплывшей-опухшей — видно было, что он предпочитает массаж спортзалу. Его тщательно причесанные волосы все же не скрывали маленькую лысину на макушке. Одет Гамерник был очень дорого и не крикливо, а вот кабинет его выдавал отсутствие вкуса — в нем царил полный китч — от подлинника картины кого-то из передвижников до каких-то странных фигур в стиле хай-тек. Штукин обворожительно улыбнулся своему неприятному собеседнику и сразу перешел к делу: — Итак, меня зовут Валера, и свои контактные телефоны я при необходимости оставлю. Вся история началась тогда, когда я вышел из лифта, где остались три мертвых тела. Потом меня уволили из уголовного розыска, где я до того нормально работал. После увольнения я начал работать у Юнгерова. Через некоторое время я, не прилагая никаких усилий, потому что произошло это случайно, — узнал, как все случилось с этим лифтом и почему. Хотя насчет «почему» — врать не буду, мотив я узнал… м-м-м… тезисно. Но меня мотив, честно говоря, не особо и волновал. А дело было так: вы, Сергей Борисович, нашли двух парней (надо признать — не последних в своем деле, это, кстати, — комплимент), которые и порешили моих знакомых. Но Денис Волков остался невредимым. Я — тоже, хотя я-то в этой истории вообще никого не волновал. Именно это обстоятельство меня очень сильно задело, и поэтому я пошел на задний двор и зачерпнул лопатой целую кучу навоза… Вонючего такого. И вот я здесь. Если коротко — то это все. Гамерник, ничего не отвечая, взял ножик и снова начал ковыряться в дыньке. Штукин некоторое время понаблюдал за этим не очень интересным процессом, потом усмехнулся: — Если бы я снимал кино, то в этой сцене вы бы велели какому-нибудь злобному мексиканцу: «Убей его!» — но я кино не снимаю. Поэтому, признаюсь, немного слукавил насчет того, что на задний двор за навозом ходил один. Со мной туда заходили еще некоторые сотрудники уголовного розыска, в отличие от меня — действующие, а не уволенные. Гамерник оторвался от дыни и скучным голосом сказал: — Если бы я снимал кино, то я спросил бы «сколько?». Но я не снимаю кино. Поэтому — продолжайте, а то я пока сюжет не до конца понимаю. Вы ведь, кажется, сюда один пришли, без взвода «малиновых околышей»? — Я пришел с предложением, — пояснил Валера, и брови хозяина кабинета вернулись на исходное положение. Гамерник неторопливо встал, подошел к своему рабочему столу и включил громкую связь: — Попрошу чая и тишины! Затем он повернулся к Штукину: — Вы любите конфеты «Мишка косолапый»? Валерка от неожиданности даже чуть растерялся: