— Н-не знаю… А это вы к чему? — К чаю, — объяснил Гамерник. — Это я без намеков. Просто к чаю у меня конфеты «Мишка косолапый». «А он очень даже не дурак!» — подумал про себя Штукин. Но вслух сказал о конфетах: — «Мишка косолапый» — лучше «Сникерса». Гамерник понимающе кивнул и с той же интонацией, с какой спрашивал о конфетах, задал новый вопрос: — А в книжном магазине вы за мной так неуклюже следили или же расшифровались специально? Валерка врать не стал: — Ни то ни другое. Это была просто случайность. — Мэй би, мэй би, — протянул Гамерник, демонстрируя свое знакомство с английским языком. В этот момент вошла секретарша с подносом. Пока она расставляла чашки и вазочки, Валерка внаглую очень внимательно разглядывал ее ноги, почти не прикрытые короткой юбкой. Гамернику это было неприятно, но он умудрился почти никак не проявлять это внешне. Правда, когда секретарша вышла, в голосе хозяина кабинета достаточно явственно прозвучали нотки раздражения: — Можно я задам тебе пару вопросов? Ответить Валерка не успел, видимо, вопрос был риторическим, точнее — просто прелюдией к настоящему вопросу: — Юнгеров — хороший человек? Сергею Борисовичу снова удалось удивить Штукина, который, пожав плечами, ответил якобы по-английски с последующим переводом. — Хум хау — в том смысле, что: кому как он человек. — А я? — А вы другой человек. — Ну-ка, ну-ка… А поподробнее? — А поподробнее — вы друг без друга не можете, наверное. В этой никем не оговоренной весовой категории других участников соревнования больше нет. Гамерник улыбнулся и взял свою чашку, но отхлебнуть не успел — рука дрогнула и несколько капель чая упали на костюм. Сергей Борисович досадливо скривился и поставил чашку обратно на блюдце. — В чем-то ты, может быть, и прав… В космическом смысле… Ладно. Ты уверен, что я кого-то там подослал. Я считаю по-другому. Что спорить-то… Дело ведь не в этом. Это же повод. Так? Валерка выдержал его взгляд: — Не знаю. Гамерник дернул губой: — А чего тут знать-то? Ты сколько денег зараз держал в руках когда-либо? Максимально? Штукин сморщил лоб, припоминая: — Ну… на новую «девятку», наверное… — Понятно. — Гамерник даже не стал скрывать снисходительных интонаций. — «Шесть тысяч четыреста»[139], как Шура Балаганов. Да ты не обижайся — это нормально. Я просто вслух измеряю долевые участия. Мне это не опасно, так как банкую я, а тебе — полезно. Так с чего начнем? Валера еще не утратил своего изначального настроя и запала, однако внутренне не мог не признать, что разговор идет совсем не по той схеме, которую он нарисовал заранее. Гамерник умело перехватывал инициативу. Штукин склонил голову к плечу: — Насчет «с чего начнем» — я немного сбит, честно говоря… — О как! — засмеялся Гамерник. — Как приходить с пошлой фразой «Дай чего-нибудь из денег!» — так это нормально. А как дошло до моего скромного вопроса «Сколько?» — так ты и растерялся! Валера развел руками и вдруг словно опомнился: — Ну, у меня же нет такого опыта, как у вас… Вы меня все равно переговорите… А кстати, почему это я вас на «вы», а вы меня на «ты»? — А как ты хотел? Ты себя-то не сбивай с темпа! Как ты там сказал: «Вы меня все равно переговорите…» Ну? — О’кей! — согласился Штукин. — Я поправлюсь: я пришел не с информацией. Я пришел со знанием того, что произошло. Но! Это знание есть еще у нескольких оперов управы, тех, которые из отдела по умышленным убийствам. Эти опера — они не гении. Но они и не пьяницы. Это не значит, что они могут вас посадить, но они могут растиражировать свои знания устно и письменно. Пойдут обзорные справки, и знать начнет уже их руководство — руководство УУРа. На заслушиваниях в прокуратуре начнут упоминать вашу фамилию. Упоминать и обсуждать. Возникнет устойчивое мнение. Поползут слухи. Конечно, все это не приведет к реализации. Но — некоторые ОРМ могут привести к задержанию исполнителей… — Что такое ОРМ? — Оперативно-розыскные мероприятия… Так вот, насчет исполнителей, — конечно, от них никто признания не ожидает, но… но все это — нервы. Так? И не надо говорить, что нет. Нервы плюс траты. Вы ведь не ранее судимый квартирный вор, чтобы говорить: «Начальник, ты докажи сперва…» Вы — серьезный человек. У вас не только офисы, деньги и секретарши. У вас — репутация. — Хватит! — оборвал его Гамерник. — Я с первых слов понял, что ты хочешь… Скажем так: я готов заплатить, чтоб мое имя не трепали, хотя это шантаж. Есть еще что-то? — Есть, — спокойно кивнул Валера. — Юнгеров. — В каком смысле? — В том самом. Нужно? — Ну… Пусть будет… — Стало быть, мы принципиально можем договориться? — Конечно. — А в деталях? Сергей Борисович улыбнулся, показав розовые десны: — А что, «шесть тысяч четыреста» не устраивает? — Нет. — А сколько? — Полтаха. — Ну… Дай чуток подумать, хотя скорее всего, что да. Неожиданно возникла пауза — словно они бежали, бежали, а потом так же внезапно и остановились, как пробежали. Валерка даже головой покрутил: — Быстро как у нас получается-то… — А чего тереть-то? Гамерник встал и сунул руки в карманы: — Вот только, чтобы я знал, что ты не блефуешь… Называешь мне имена и первые буквы фамилий исполнителей — и все. А я уж по своим каналам проверю — имеет ли твое знание хоть какое-то отношение к той дикой истории в лифте… Штукин усмехнулся и подумал о том, что при всей внешней быстроте и напористости Гамерник все равно вел разговор так, будто учитывал возможность наличия у собеседника записывающего устройства. Чтобы можно было сказать в случае чего — да, согласился платить вымогателю, но не из-за того, что боялся разоблачения, а чтобы дерьмом не облили… Валера спрятал улыбку и встал: — У меня будут и имена, и буквы в фамилиях. — Тогда у меня будут деньги в долларах. — А за Юнгерова? Гамерник насмешливо посмотрел на Штукина: — Мне байки не нужны. Ежемесячная разумная оплата за какую-то фоновую конкретику — согласен. А каждую важную информацию будем оценивать отдельно. Штукин кивнул, выражая согласие: — Странно, но мне легко с вами разговаривать. Сергей Борисович, а почему вы не спрашиваете о причинах, побудивших меня предложить вам м-м-м… сотрудничество по Юнгерову? Он ведь меня после увольнения на работу взял… Гамерник неторопливо перекатился с пяток на носки и обратно, потом слегка дернул узкими губами, обозначая улыбку: — Я же сказал — всякие байки и достоевщина меня не очень интересуют. И ты смотри — я не так прост, как быстр. Ладно, давай не будем маяться ненужными разговорами. Жду букв. Руки они подавать друг другу не стали, прощаться — тоже. Достаточно сухо обменялись номерами мобильных телефонов, и Штукин ушел. На улице уже он, заложив петлю вокруг Большого концертного зала «Октябрьский», осторожно проверился. За ним никто не шел. И только тут Валерка почувствовал, что мокрая от пота рубашка неприятно липнет к спине… Странные истории подчас происходят в жизни. Удивительным образом судьба сводит и разводит людей. Любопытно, как бы мог сложиться разговор этих двух очень разных людей, если бы они знали друг о друге чуть больше. Но Гамерник не знал, что Штукин и есть тот самый сотрудник, которого внедрили к Юнгерову — внедрили, грубо говоря, благодаря инициативе самого Гамерника, причем благодаря инициативе, подкрепленной серьезными деньгами. И Валера тоже не знал этого обстоятельства… Он лишь смутно ощущал какую-то неправильность, нездоровость во всей истории своего внедрения. Но ощущения — это не знание… Примерно через полчаса после окончания беседы с Гамерником Штукин отзвонился из таксофона Юнгерову и доложил, что контакт состоялся. Александр Сергеевич был в городе и сразу назначил Валере встречу в итальянском ресторанчике на Большой Конюшенной. За ужином Штукин подробно рассказал, как все прошло, стараясь не пропустить ни одного нюанса. Юнкерс, чем больше слушал, тем злее улыбался. Когда Валера умолк, Александр Сергеевич выглядел почти веселым: