Дверь Вера открыла быстро. Увидев Валеру, она охнула и прижала ладонь ко рту. Штукин ввалился в квартиру и уронил кожаный баул на пол. Он молчал и тяжело дышал. Вера не была наивной девушкой. По молчанию Валеры и его медленным движениям она поняла, что он совсем не подрался с кем-то, как сказал по телефону… Вера пыталась расспрашивать Валеру, но он лишь мотал головой, а потом попросил маникюрный набор и заперся в ванной. Вера села в кресло на кухне, налила себе рюмку коньяку и закурила. Ей было плохо и страшно. А Штукин тем временем, стоя перед зеркалом в ванной, расковырял на шее кожу и дамским пинцетом вытащил пулю. На шее осталась воронка, из которой кровь сочилась, но не очень сильно. На пузырь розовой кожи смотреть было неприятно. Валера нашел вату и бутылочку перекиси водорода. Он соорудил тампон и обильно смочил его перекисью, а потом долго не решался приложить к ране. — Рэмбо херов! — зло сказал Штукин своему отражению в зеркале и приложил вату к шее. Ему показалось, что в ванной выключился свет. Потом зрение стало медленно возвращаться, но резкость и контрастность оставляли желать лучшего, как в ненастроенном телевизоре. Валера обрадовался, что не свалился, а устоял на ногах. Он посмотрел в зеркало и сказал почти весело: — Вот только не надо пропадать отражению. Это уже чересчур… Спустя несколько минут ему полегчало. Штукин наложил на шею повязку из найденного бинта и результатом остался почти доволен. Кровь сквозь марлю не проступала. Он присел на край ванны и понял, что ребра болят очень сильно, и болят как-то неправильно. «Что-то там сломалось», — понял Валера и осторожно снял футболку. Он увидел огроменную гематому неправильной формы. Дотрагиваться до этого кровоподтека было больно… Штукин умыл разбитое лицо, стараясь резко не наклоняться к крану. После умывания ему снова полегчало. Он опять посидел на краешке ванны. Внезапно ему вспомнилась непонятно где услышанная фраза: «Если стоять на облаке, держа в руках зеркало, и лететь со скоростью света, то увидеть свое отражение невозможно». Валера посмотрел в зеркало и удивился, какая странная хрень лезет ему в голову. Он осторожно встал, щелкнул замочком и вышел из ванной. Вера неподвижно сидела на кухне. Штукин подошел к ней и, имея в виду свое разбитое лицо, попытался сострить: — Почище, чем у Шарапова! — Ты уверен? — грустно спросила Вера. — В чем? — В том, что как у Шарапова, — ответила Вера, не вставая с кресла. — А мне кажется, что как у Фокса… Пока Штукин был в ванной, она даже и не подумала открыть кожаный баул, чтобы посмотреть, что там. Вера и так догадалась, что там деньги. Штукин пришел избитый, окровавленный, с сумкой денег… Она вспомнила начало девяностых годов, своего мужа Питошу и его друзей той поры. Большинство этих друзей уже лежали на разных кладбищах. Вера знала, что на тот свет их отправило не государство руками КГБ — ФСБ — МВД, а они сами выдавали друг другу билеты в один конец. Она вспомнила, как однажды принесли домой Питона с проломленной головой. Ей стало тоскливо и муторно. Все, что она видела в прошлом, помогало ей, не знавшей ничего, предвидеть конец и в этой истории… Штукин нашел в холодильнике бутылку минералки и жадно выпил ее почти залпом. Потом он со стоном опустился на корточки перед Верой и попросил: — Слушай… Дай ключ от квартиры… той, что на Московском. Денька на два. А? — И там будут лежать деньги, — усмехнулась Вера. — Вер, на пару дней, а? Мне только оклематься малехо… — А потом придут ребята с кокардами, — продолжала Вера, глядя сквозь Штукина. Валерка насупился: — То есть выпутывайся сам? Да? Вера устало усмехнулась и встала: — Конечно, бери… Хотя мы вместе одну и ту же хату не брали, чтобы и выпутываться вместе… Ей вдруг вспомнилось, как у Питоши в 1992 году случилось помутнение в мозгах — очень характерное для того времени. Он тогда заявлял, что только разговор с ним стоит минимум стольник баксов. А потом его привезли с проломленной головой, видимо, с кем-то Питоша не сошелся в цене… Вера вышла в прихожую, порылась там где-то и вернулась на кухню с ключами, которые вложила в ладонь Валере. — Вера, тебе ничего не грозит… — обрадованно начал Штукин. Вера перебила его, с трудом удерживаясь от слез: — Мне давно ничего не грозит. Не грозит выпить чашку кофе с ближайшей подругой. С мужем не грозит улыбнуться, с ним, в основном, гогочешь. С тобой если что и грозит, то лишь опознание трупа в своей квартире. Извини! Мне грозит только шикарный бюстгальтер за сто евро… а груди стареют… Валера не нашелся, что ответить. Вера не выдержала и все же заплакала — тихо, почти без всхлипов. Обнимать и утешать ее Штукин не стал. Через минуту она вытерла слезы и спросила: — Чем я еще могу помочь? В ее голосе не было любви. Штукин тоже ничего не чувствовал. Кроме боли в ребрах, смертельной усталости и такой же тоски. — Ничем, спасибо, — тихо ответил Валера. — Тогда иди, — попросила она. — Дай о себе знать, как сможешь. Штукин прошел в прихожую и поднял кожаный баул. Вера не пошла его провожать. — Спасибо, — еще раз сказал Валера, открыл дверь и вышел. Вера подошла к окну, посмотрела, как Штукин вышел из подъезда, и долго провожала взглядом его покачивающуюся фигуру… Потом она подошла к музыкальному центру и поставила диск со старинными романсами в исполнении Вари Паниной. «Как хорошо, как хорошо, как хорошо мне…» — зашипели динамики. Вера упала на диван и разрыдалась в голос — можно было бы сказать, что разрыдалась несколько театрально, если бы не была в доме одна… Правда, в одиночестве она оставалась не очень долго. Минут через двадцать звонок входной двери защебетал соловьем. Вера даже решила, что это вернулся Валера, и бросилась открывать. Но это был не Штукин. На пороге стоял сильно запыхавшийся Якушев… …Когда Егор поймал на вокзальной площади такси и помчался в Питер, он еще не знал, где искать Штукина. В машине уже Якушев начал думать. Он ведь все время после той стычки у озера и разговора с Ильюхиным изучал распечатки мобильного телефона Валеры. Он не просто их изучал, он учил их наизусть, устанавливая каждого абонента. И Якушев обратил внимание на интересную особенность — судя по соединениям, у Штукина не было друзей, практически не было людей близких, с кем бы он часто общался. Волк-одиночка. Куда бросится волк-одиночка, чтобы отлежаться? Добравшись до центра города, Якушев так и не нашел ответа на этот вопрос. Он понимал, что к себе домой Валера не сунется, что он, как хороший опер, обязательно просчитает те варианты, где его будут искать. Егор зашел в кафешку и взял себе двойной эспрессо. Кофе взбодрил его, и Якушев заказал еще одну чашку. Осенило его, когда он раздумывал над тем, а не заказать ли третью. Егор вспомнил в распечатках телефоны Веры — домашний и мобильный… Выскочив из кафе, Якушев стал ловить такси. Он ни в чем не был уверен, но его вела ненависть и невероятно обострившееся «верхнее чутье»… …Когда Вера открыла ему дверь, Якушев все сразу понял по ее лицу. Он протиснулся в прихожую, прикрыл дверь и спросил, бездарно и фальшиво разыгрывая бытовую ситуацию: — Здорово, Вер… Извини, Штука заскакивал? Вера тоже все поняла, хотя ничего бы не смогла объяснить толком даже под пыткой. Выдав себя полностью, она переспросила: — Какая штука? — Значит, был, — сказал Егор и на всякий случай вытащил ПМ. Не обращая внимания на хозяйку, он осторожно заглянул в первую комнату. — Что вам всем надо?! — закричала Вера. — Значит, точно был! — удовлетворенно кивнул Якушев. Он подошел к ванной и, открыв дверь, заглянул в нее. Не увидев там никого, закрыл дверь. Потом мгновенно, рывком, распахнул ее вновь. На толстой стеклянной полке под зеркалом лежали несколько ватных шариков, которые женщины обычно используют для ухода за лицом. Некоторые из этих шариков были в крови. Егор зашел в ванную, сунул за пояс пистолет, осторожно взял один шарик, поднес к носу и понюхал. Кровь была свежая. Егор быстро окинул взглядом всю ванную комнату, а потом стал перебирать многочисленные баночки и флакончики. Когда он взял в руки стильный никелированный стаканчик с зубными щетками и пастами, там что-то загремело. Якушев высыпал все содержимое стаканчика в ванную и наклонился. Среди щеток и тюбиков с пастой чуть покачивалась пистолетная пуля. Егор осторожно взял ее двумя пальцами. На пуле остался еле заметный черно-малиновый след крови. Якушев вышел из ванной и показал пулю Вере: — Куда он был ранен? — Чушь какая! — почти искренне возмутилась Вера. — Ты считаешь, что здесь операцию делали? Егор недоверчиво посмотрел на женщину: — Странно все это… И где он? — Ответить? — вызывающе вскинулась Вера. Якушев весь подобрался и левой рукой снова вытащил из-за пояса пистолет: — А что, не скажешь?! — А с какой стати? С той, что ты легавый и можешь меня пистолетом пугать? Егора покоробило от слова «легавый». Он хотел ответить резко, но сдержался и просто посмотрел Вере в глаза. Она этот долгий взгляд выдержала. Тогда Якушев нагнулся к ней ближе и тихо спросил: — А тебя не смущает его появление с пулей в жопе, очевидно последовавшая затем просьба его укрыть, сумка, набитая деньгами?.. Кстати, он ведь ее не оставил, с собой унес? Не смущает тебя лживая история про то, как он спасает кого-то, а кто-то за ним гонится?.. Нет? Вера привалилась спиной к дверному косяку и скрестила на груди руки: — Не было никакой истории. Это сказано было твердо и спокойно. — Понимаю, — согласился Егор. — Своим надо помогать, ничего не выспрашивая? — Надо! — с некоторым вызовом ответила Вера и глянула оперу в глаза. С минуту они играли в гляделки, потом Верины глаза налились слезами, а на Якушева вдруг навалилась слабость. Причем навалилась почти буквально, парень физически почувствовал, как что-то давит ему на плечи, и сполз по стенке на корточки. Пистолет Егор выронил из рук. — Господи! С тобой-то что? — воскликнула Вера и быстро встала перед Якушевым на колени, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Все нормально, — вяло ответил Егор, хотя у него в глазах все рябило и дергалось. Он постарался не завалиться на бок, и это ему удалось. Потом постарался сжать кулак, но с этим уже ничего не вышло.