— Я буду заботиться о тебе. Всегда. Она улыбнулась ему в ответ. — Этот ваш друг он, правда, поможет мне? — Да. — Как? — Добавь этот вопрос в свой список. Элеонор закатила глаза и тяжело выдохнула, когда писала: «Почему ваш друг поможет мне?» — Для этого списка мне понадобится лист побольше. Что-нибудь еще? — Да. Ты пропустила один вопрос в своем списке. — Я все записала. Что я пропустила? Сорен вернулся к столу, взял ручку и листок и записал девять слов. Больше не произнося ничего, он застегнул на ее запястьях наручники и оставил одну в комнате. Элеонор посмотрела на листок и прочитала вопрос, который он написал элегантным мужским почерком. «Зачем священнику носить с собой собственный ключ от наручников?» Глава 9 Нора Нико опустил голову и рассмеялся, от пробирающего мурашками веселья растирая шею. Нора положила палец под его подбородок и подняла его. Нора надела свое лучшее доминирующее выражение лица. — Молодой человек, вас забавляет тот факт, что я угоняла машины для отца и меня арестовали? Готова поспорить, тебе было бы не до смеха. — Не это забавно. Тебе было пятнадцать, и ты заставляла молодого священника переспать с тобой — вот что смешно. — Признаюсь, я была чертовски горда своими навыками ведения переговоров. — Больше похоже на захват заложников. Если бы ты не подчинилась ему... — Пока-пока, католическая школа. Привет, колония. — Он не напугал тебя? Ведь тебе было пятнадцать. А ему двадцать девять. — Если бы это был другой мужчина, вероятно, напугал бы. Но с Сореном все казалось предначертанным. Когда мы познакомились, он сказал: «Рад, наконец, встретиться с тобой». Мы оба ждали друг друга, словно наша встреча и любовь была уготована нам. Мы принадлежим друг другу — я, Сорен, Кингсли. Мой арест свел всех нас. — Значит, о Кингсли говорит твой священник? — Нико протянул ей руку и помог встать с кресла. Она могла бы это сделать и сама. Но она не собиралась отказываться от возможности позволить Нико прикасаться к ней так, как он захочет. — Да. Друг Сорена, у которого были связи и который мог вытащить мою задницу из затруднительного положения? Это был твой отец. Нико взял их бокалы и бутылку вина, и повел ее наверх. Несмотря на камин, с приближением полуночи внизу становилось прохладнее, но еще ей было трудно думать и говорить перед серебряной шкатулкой на каминной полке, содержимое той было одновременно и драгоценным, и ужасающим. — У Кингсли интересные друзья, — сказал Нико, когда они вошли в комнату. Он поставил бокалы и вино на прикроватный столик и подошел к камину. — И еще более интересные враги. У нас с Кинсгли есть кое-что общее — мы оба очаровываемся другими людьми, — ответила Нора, стягивая покрывала. — Мы отличаемся в одном — когда я кем-то восхищена, я трахаю его. Когда Кингсли кем-то восхищен, он трахается с ним. Нико усмехнулся и вернулся в постель. Он поцеловал ее в шею и прикусил кожу на плече. — Поэтому ты позволила мне войти в тебя? — прошептал он ей на ухо. – Ты восхищена мною? — Да, частично. Ты мой первый фермер. — Она отстранилась и улыбнулась ему. — Ты моя первая Домина. — Но не твоя первая бесстыдно взрослая женщина? — спросила она, опустившись на постель и упав на подушки. Нико снял с себя рубашку. Какая совершенная мужская фигура. Где же фотоаппарат, когда он так нужен? — Моей последней девушке было сорок три, — ответил он. — Сорок три? Боже, у тебя же нет комплекса миссис Робинсон? — Это выбор, а не комплекс, — ответил он. — Жизнь коротка. Я не хочу тратить ее с кем-то моего возраста, кто знает о жизни не больше меня. У меня есть подруга, она моя ровесница. Она забавная, красивая, умная. Все считают, что мы должны быть вместе. Но у нее постоянно проблемы с деньгами, всегда на мели. Всегда просит своего отца о помощи. Она не знает, что делать со своей жизнью. Я люблю ее, но с кем-то подобным быть не могу. Я владею успешным виноградником. У меня есть работники, люди, которые зависят от меня. Моя последняя девушка была владелицей замка, и у нее в подчинении было десять человек. Даже несмотря на разницу в возрасте, у нас было больше общего, чем с девушкой моего возраста, которая меняла работы и парней каждые шесть месяцев. — У меня нет замка, только дом. Огромный чертов дом, но на меня никто не работает. Хотя, однажды у меня был стажер. Без зарплаты. – На поверхность всплыло небольшое воспоминание, и Нора держала его на ладони. Она улыбнулась, мгновение любила его, а затем отпустила. — Женщины и вино с годами становятся лучше, — сказал Нико. — Хотелось бы верить в это. Так или иначе, с годами я становлюсь богаче. Я в той точке, где у меня столько денег, что не знаю, как ими распорядиться. — Тогда купи больше времени со мной? Нора прищурилась. — Это взрослая женщина научила тебя так разговаривать? Если да, то мне нужно ее имя и адрес, чтобы отправить благодарственную записку. Нико улыбнулся. — Каждая женщина, с которой я был, рассказывала мне что-то о женщинах. Как целоваться, как трахать, как одеваться. Моя первая любовница сказала, что женщины всегда наблюдают. Если ты груб с официантом, она видит это и запоминает. — Нико постучал по виску. — У тебя хорошее образование. — Я и от тебя хочу все узнать. И о тебе. — Все? — Все. — Он оседлал ее бедра и обхватил ладонью затылок. — Какие тебе нравятся прикосновения. Какой тебе нравится секс. Какую яичницу ты любишь по утрам. Какой любишь чай по вечерам. Какие тебе нравятся поцелуи. Она подняла голову, желая еще его опьяняющих поцелуев. Когда он целовал и ласкал ее, она почти могла убедить себя, что он и был причиной, по которой она сбежала в Европу и спряталась среди Черного Леса, где никто, кроме Нико, не мог ее найти. — Мне нравится, как ты прикасаешься ко мне, — ответила она. — Мне нравится, как ты трахаешь меня. Я люблю омлет с сыром. Я люблю чай такой же, как и мужчину — горячий, крепкий и в моей руке. И люблю, как ты меня целуешь, потому что это помогает мне забыть, почему я здесь. — Ее голос дрогнул на последнем слове, и Нико обнял ее за плечи. — Можешь забыть? — Нет, — ответила она и задрожала. — Я хочу. Я так зла на произошедшее, что даже не могу... не могу дышать, когда думаю об этом. — Я тоже был зол. Зол на всех. Особенно на мать. Она переехала в Париж через пять дней после похорон папы. Потом я понял, что она тоже скорбит. Находясь рядом с виноградниками, работой всей его жизни — все это напоминало ей о нем. Я никогда не думал, что она настолько любила его. Но потом я понял. Она тоже не могла дышать. — Помоги мне дышать, — сказала она, ощущая, как гнев, словно тиски, сжимал ее легкие. Он притянул ее ближе и прижал голову к своему плечу. — Дыши со мной, — сказал он. — Повторяй за мной. Он глубоко вдохнул и надавил на ее спину обеими руками. Она заставила себя втянуть воздух через нос и задержала дыхание. — А теперь выдыхай, — сказал Нико. Нора заставила себя выдохнуть. — Хорошо. И опять. Поддерживая ее за спину, он контролировал ее дыхание. Вдох и выдох. Глубокий и долгий. Давление на спину означало «вдыхай». Ласковое скольжение пальцев вниз по спине – «выдыхай». Спустя несколько минут она ощутила, как ярость и паника отступили. Нора чувствовала головокружение от благодарности Нико за его присутствие. Она впилась в его руки, пока он держал ее и целовал шею. — Хочешь, я заставлю тебя снова кончить? — тихо спросил он. — Да, — без стыда ответила она. — Это отвлечет меня, это меньшее о чем я могу просить сейчас. Нико снова опустил бретельки ее сорочки, склонил голову и обхватил губами ее сосок. Нора ахнула и расслабилась на подушке. Его язык кружил по ареоле, а ладони обхватывали и согревали обе груди. Она опустила руку и погладила его, но он схватил ее за запястье и прижал его над ее головой. — Моя игра, — подразнила она, и он вдавил ее в кровать. — Никаких игр. Сегодня я забочусь о тебе. — Нико целовал ее по краю ключицы. — Всю ночь, если ты позволишь. — Я позволю тебе, — выдохнула она и подчинилась ему. Отпускать было приятно, немного расслабиться, позволить ему удовлетворить ее без необходимости дать ему что-то взамен. Он продолжил целовать ее груди, а она просто лежала под ним. Он щипал ее соски и нежно покусывал их, пока они не набухли и не болели — именно так, как ей нравилось.