Нико проскользнул рукой между ее ног и нашел колечко, продетое в капюшон клитора. — Украшение? — спросил Нико. — По большей части, — призналась она. — Но оно может быть полезным, если знаешь, что делаешь. — Я не знаю, что делаю, но ты можешь научить меня. — Нико шаловливо улыбнулся. Учитывая все, что с ней произошло, через что ей пришлось пройти, и что она потеряла, ее даже не должно было быть в постели с Нико, а тем более не следовало наслаждаться каждой секундой его компании. Неужели то, что она потеряла, создало такой вакуум, что ей нужно было заполнить его сыном Кингсли? Очевидно, да. — В ванной есть сумка, — сказала она. — Черная шелковая. Нико вопросительно изогнул бровь. — Доверься, — ответила она. Нора расправила сорочку и поправила подушки, пока Нико ходил в ванную, чтобы взять ее сумку. Она подмигнула ему, прежде чем развязать шнур и открыть ее. В ней были только несколько украшений, с которыми она всегда путешествовала: две пары сережек, браслет и кольца, которые Сорен подарил ей на Рождество. Две недели назад она сняла кольца, но не оставила их. Она никогда не сможет оставить их. Из сумки она выбрала восемнадцатидюймовую серебряную цепочку с бусинами. Она сняла кулон из камарного стекла в форме королевской лилии, подарок на день рождения от Кингсли, и отложила сумку в сторону. — У тебя есть идея? — спросила она, держа цепочку и позволяя ей скользить между пальцами. Нико взял цепочку из ее рук. — Ложись на спину, — сказал он. — Раздвинь ноги. — Пять самых лучших слов в английском языке. — Couche-toi. Ecarte les cuisses, — сказал Нико. — Пять самых лучших слов во французском языке. Нора легла на спину, как он приказал, и широко развела ноги. Он попытался, но у него не получилось расстегнуть замок на цепочке. Она забрала ее из его руки и открыла. — Пальцы поменьше, — ответила она. Он взял цепочку и продел ее в кольцо. На этот раз ему удалось закрыть замочек. Он натянул цепочку, и Нора вздрогнула от удовольствия. — А теперь потяни за цепочку. Нико сделал, как было велено. Бусины серебряной цепочки стучали по кольцу. Нора задрожала от создаваемого ощущения — словно вибратор, но более интимный и сосредоточенный. Она впилась пальцами в кровать, а Нико снова и снова прокручивал цепочку сквозь кольцо, сначала медленно, затем быстрее в такт ее участившемуся дыханию. С цепью в левой руке он тянул и дразнил ее пирсинг. Он проник в нее тремя, а затем четырьмя пальцами правой руки. Нора широко раскрылась для Нико, его ладонь исследовала ее влагалище. Он массировал ее точку G, проникал глубже и давил на стенку возле матки. Ее внутренние мышцы сократились и напряглись вокруг его пальцев. Она ахнула, когда он надавил на мягкую точку, и удовольствие усилилось настолько, что она вздрогнула. Нико усмехнулся, двигая цепочкой. Ее клитор пульсировал, а живот напрягся. Ее бедра двигались в собственном ритме, а внутренние мышцы сжимались и разжимались вокруг пальцев Нико. Она кончила с внезапной дрожью, которая охватила ее от плеч до колен, прежде чем рухнула на спину и усмехнулась. — Вот это, — сказал Нико и вытащил ладонь и отстегнул цепочку, — хороший трюк. — Один из козырей в моем рукаве, — ответила Нора, взяла цепочку из его рук и вернула в мешочек с украшениями. Нико провел ладонью по ее бедрам и животу. — Где ты научилась всем этим трюкам? — спросил он, целуя ее. — Ты не захочешь знать. — Кингсли? — И Сорен. И мое собственное извращенное воображение. Она отстранилась от его губ и подмигнула ему. — Ты удивляешь меня. — Это говорит твой стояк. — И сердце, — добавил он. Она прижала ладонь к его щеке. Такое юное, такое красивое лицо. Но в нем не было и толики невинности. Он слишком усердно работал, жил слишком тяжело, видел многое в этом мире, чтобы в его глазах появился этот блеск. Хорошо. Ей нравились, какими были его глаза сейчас — теплые и голодные. В нем не было отцовского цинизма и всех его секретов. Но секреты Нико не пугали ее так, как секреты Кингсли. Она знала один, который он скрывал от нее ради ее же блага. — Я знаю, ты влюблен в меня, — сказала она, лаская изгиб его ключицы кончиками пальцев. — Это не важно, — ответил он. — Мои чувства принадлежат мне. Они не должны беспокоить тебя. — Боже, ты такой француз. Нико усмехнулся и прижал голову к ее груди. — Ничего не могу поделать, — ответил он. — Это у меня от отца. — Какого именно? — спросила она. — Того, кто вырастил меня. Моего настоящего отца. А не Кингсли. — Если бы Кингсли знал о тебе, он бы тоже тебя вырастил и любил. — Позволь мне любить тебя, раз я не могу любить его, — сказал Нико. Она провела пальцами по его темным вьющимся волосам. В молодости она никогда бы не оценила такого мужчину как Нико, тихого, трудолюбивого, сдержанного. Он обладал внутренним стержнем и интеллектом, но не показывал себя. Ему не нужно было овладевать каждой комнатой, в которую он входил. Он настолько владел собой, что не испытывал нужды овладевать чем-то еще или кем-то еще. — Нико, посмотри на меня. — Он поднял голову и посмотрел ей в глаза, он больше не улыбался. — Я знаю твоего отца двадцать лет. Двадцать. Подумай об этом. — Если я это принимаю, почему ты не можешь? — Дело не в том, сколько я его знаю. А в том, как я его знаю, кто мы друг другу, через что мы вместе прошли. — Тогда расскажи мне. Пожалуйста. — Уверен, что хочешь услышать эту историю? — спросила Нора и уселась на подушках. Нико лег рядом с ней и обнял за талию. — Да, я хочу услышать историю. Кингсли может быть моим биологическим отцом, но не настоящим. Мой отец научил меня, как выращивать виноград и обрезать его, как отжимать вино и сбраживать его. Это он отправил меня в Австралию узнавать секреты Шираза. Кингсли соблазнил мою мать, пока отец был в Париже, просил банк о кредите, чтобы сохранить семейный виноградник после плохого урожая. — Если бы ты знал Кинга, как знаю его я, ты бы нашел способ любить его. — Помоги мне найти этот способ. Нора глубоко вдохнула. — Возможно, это поможет немного полюбить его, — сказала она и отнесла мешочек с украшениями в ванную. Она взяла расческу и вернулась в спальню. — Итак, меня арестовали за угон машин для отца, верно? И Сорен пообещал помочь мне выбраться из моей небольшой проблемы с законом. Он знал, что ему понадобится позвонить Кинсгли и попросить об одолжении. Уже тогда под влиянием Кингсли находились пару прокуроров и судей. Когда Сорен пошел к нему и попросил о помощи, это был их первый разговор за десять лет. Тем не менее, Кингсли помог ему и мне тоже. Он ничего не просил взамен, кроме того, чтобы они с Сореном оставались друзьями. — Хорошо, что он помог тебе. Ты сейчас здесь, со мной, а не в тюрьме. — Я бы справилась в тюрьме. Любовь к сексу с женщинами помогла бы. — Это не ослабляет мою эрекцию, — ответил Нико. — Я бы извинилась, но ты слишком красив для лжи. Нора села на край кровати и вытащила шпильку из теперь взъерошенных волос. Нико перехватил ее руку и, махнув пальцем, дал ей понять, чтобы она развернулась. Нора изогнула бровь и повернулась к нему спиной. Одну за одной Нико вытащил шпильки и распустил низкий пучок у основания ее шеи. Затем он провел пальцами по прядям, расправляя их. — Ты говорила, твой арест свел тебя, Кингсли и твоего священника вместе? — спросил Нико и забрал расческу из ее рук. Нора замерла. Единственный мужчина, который когда-либо расчесывал ее волосы, был Сорен. Позволить Нико сделать это казалось предательством. И все же она не могла остановить его. Она нуждалась в успокоении и контакте слишком сильно. Не было ничего более изысканного, чем нежное прикосновение щетки к ее волосам. Если бы узлы в животе можно было так же легко распутать. — Да, именно Кингсли и помог спасти меня от колонии для несовершеннолетних. Меня приговорили к двенадцати сотням исправительных часов, которые я должна была полностью отработать до восемнадцати лет. И вот что забавно — Кингсли убедился, чтобы судья назначил Сорена моим наблюдателем. И вскоре я кормила голодных, зависала с бездомными, оттирала туалеты и учила в летнем лагере бедных детей, как плести книжные закладки. — Лучше, чем тюрьма? — Да. До тех пор, пока я не облажалась. Но это было по вине Кингсли. Он втянул меня в передрягу еще до нашего знакомства. — Он талантлив. — Расскажи мне. — Что произошло? Нора повернула голову к Нико, чтобы он мог достать до всех узлов. — Был июнь. Мне было шестнадцать. И мой адвокат отправила меня под домашний арест. Она сказала, что я не могу никуда ходить кроме школы, даже в церковь. И в тот день, когда начались мои общественные работы, впервые за несколько месяцев я увидела Сорена. Все становилось странным. Быстро. Нико низко рассмеялся и поцеловал чувствительную точку на ее спине, между лопатками. — Насколько странно?