— Миниатюрная девушка, — продолжила Нора. — Должно быть, она полая внутри. Нико опустил голову на подушку и взорвался смехом — глубоким, теплым, роскошным смехом. — Если вы с Кингсли похожи, почему любить тебя намного проще, чем его? — спросил Нико, повернувшись к ней. — Потому что, в отличие от Кингсли, я не соблазняла твою мать. — Не забывай, что он исчез после того, как обрюхатил мою мать, — добавил Нико. — А ты переживаешь, что он будет нас осуждать за эту ночь? — Дело не в этом, — ответила Нора. – Возможно, он и не будет злиться. Сомневаюсь, что он даже удивится. Но я многим обязана ему. Он значит для меня больше, чем семья, чем моя настоящая семья. И затем появляешься ты... — В чем дело, Нора? Расскажи мне правду. Нора отвела взгляд от Нико и посмотрела на огонь. — Однажды я написала фантастический роман, — начала она, наблюдая за танцем умирающего пламени. — Когда я была ребенком, они были моими любимыми — единороги, магия, драконы. Несколько лет назад меня застукали за писаниной. Я позволила Заку прочесть. Он считает, нужна доработка. — Не настолько хорошо? — Ему понравилось. Но, сказал Закари своим чванливым британским редакторским голосом, я нарушила главное правило написания фэнтези. Видишь ли, если в твоем мире есть магия, каждый раз, когда волшебник использует ее, он должен за нее платить. Никогда не забуду слова Закари — магия не бесплатна. Сегодня я тонула в одиночестве и скорби и думала, что сойду тут с ума. Я загадала тебя, и вот ты — все, в чем я нуждалась. Похоже на магию. — Почему я? — Потому что единственный человек, которого ты мог считать отцом, просто умер. Ты на том же пути, что и я, только на несколько шагов впереди. Может, если я последую за тобой, то не потеряюсь. Я так боюсь потеряться. Нико прикоснулся к ее лицу. Его пальцы скользили по дорожкам слез. Нора построила свою жизнь вокруг определенных убеждений, определенных истин, и теперь она начала сомневаться во всем. — Какую цену ты заплатила, чтобы я оказался здесь? Нора проглотила ком в горле. — Я не могу вернуться, — прошептала она. — Вернуться куда? — Нико обнял ее обеими руками. — В постель Кингсли. Нора пристально посмотрела в глаза Нико. Она хотела, чтобы он увидел правду в ее словах. — Ты должен знать, что не только у нас с Кингсли есть история, у нас есть свежая история. — Насколько свежая? — спросил Нико. — Последний раз был ночью перед отлетом во Францию и поиском тебя. Если слышать это было больно, то глаза Нико его не предали. Должно быть, она знала, что, однажды встретив Нико, больше никогда не будет интимно близка с Кингсли. Они провели вместе одну темную и прекрасную ночь. А теперь... она больше никогда не повторится. — И, хотя ты можешь не воспринимать Кингсли как отца, в его глазах и в его сердце ты — его сын. Он больше никогда не прикоснется ко мне. — Никогда не прикоснется к тебе? Потому что он рассердится? — Нет. Потому что он любит тебя. — Поэтому ты не хотела меня впускать? Нора снова посмотрела на умирающий огонь. — У Кингсли есть секреты, которыми он делится лишь с несколькими людьми. Ты можешь пересчитать их по пальцам одной руки, и я была одной из них. Теперь — нет. — Она была не просто любовницей Кингсли, она была его Госпожой в те ночи, когда он нуждался в боли. Она также однажды носила его ребенка, хоть и ненадолго, это не то, что она могла рассказать Нико. В свое время расскажет, но не сейчас. — Ты заплатила высокую цену за то, чтобы впустить меня. — Очень высокую. У нас с Кингсли двадцать лет была привычка причинять друг другу боль так, как могут только двое людей, которые словно родственники. Но даже если Кингсли снова меня захочет, я не смогу так поступить с тобой, быть с тобой и вернуться к нему. Эта ночь слишком много для меня значит. Ты слишком много для меня значишь. Нико поднял ее руки и прижал их к своей груди. — Ты скорбишь, — сказал Нико. — И я не буду просить тебя принимать решение. Я только скажу, что, если бы это было моим решением, ты бы осталась со мной. — И что? Выйти за тебя? Завести детей? Это не для меня. Я очень эгоистична. Нико фыркнул. — Эгоистичность — имя, которое зависть дает свободному. Я тоже свободен. — Ты, правда? — Да. И если бы я хотел жениться, детей, зачем мне преследовать женщину, годящуюся мне в матери? Теперь у меня есть сестренка. Зачем нужные другие наследники? Нора наклонилась вперед и положила голову ему на грудь. Он поцеловал ее волосы. — Не принимай пока никаких решений, — попросил Нико, лаская ее спину. — Но знай одно — тебе всегда будут рады в моем доме и в моей постели. И я не заставлю тебя платить какую-либо цену. Положив голову в изгиб его плеча и шеи, она вдохнула его аромат, успокаивающий ее сердце. — Но не ты отправляешь чек. Неохотно Нора выбралась из объятий Нико. Она редко, если вообще когда-либо, ощущала себя такой слабой с мужчиной. Горе довело ее до такого состояния. Она редко испытывала такую глубокую печаль. Ее утрата оставила ее потерянной. Утрата? Какое неправильное слово. Ничего не было утрачено. Что-то было отнято. Она чувствовала себя ограбленной, словно кто-то вломился в ее жизнь и украл ее драгоценности. Это не потеря. Это кража. И она знала, что никогда не получит это обратно. Нико сполз с кровати и подошел к камину. Он бросил полено в угасающее пламя и оживил огонь. Он действовал быстро, не теряя ни времени, ни сил. Он сказал ей, что, когда был ребенком, то работал на виноградниках. Днём в школе. Вечером на работе. Ночью сон. Результат такой жизни — смышленость, сила и чистая совесть. Он вернулся в постель и лег рядом с ней. Обняв ее, он притянул Нору к себе, прижимая спиной к своей груди и натянув покрывало на них обоих. — Что случилось после смерти твоего отца? — спросил Нико, вероятно, ощутив, что она не может и не станет говорить об их будущем. — Как я и сказала, я поступила в Нью-Йоркский университет. У меня было будущее и деньги, чтобы заплатить за него. А потом наступил тот момент, которого я так ждала. — Какой? — Мне исполнилось восемнадцать. Я наконец-то получила водительские права. И Сорен с Кингсли начали меня тренировать. Кингсли отвел в первый для меня БДСМ-клуб — маленький, им управлял его друг. Это не было похоже на возвращение домой. Это было намного лучше, как будто ты приезжаешь в новый город и чувствуешь «да, я могу прожить здесь до конца своих дней» и мысленно пакуешь чемоданы. — Знаю это ощущение, — сказал он, и она заметила, как что-то блеснуло в его глазах. Собирал ли он для нее чемоданы, чтобы она осталась с ним? — Хорошее ощущение, — подтвердила она, пытаясь не попасть под чары Нико. — Я так стремилась присоединиться к этому миру. Но вот она я, все еще девственница. — Расскажи. Я хочу знать, какой ты была, когда была девственным подростком. — Я была подростком, но никогда не была девственницей. Даже когда я была девственницей. — Когда ты лишилась девственности? — Мне было двадцать. Почти двадцать. А тебе? — Пятнадцать. Ей было тридцать шесть. Нора поджала губы. — Звучит знакомо. — Трудно поверить, что кто-то с твоей пылкостью, мог ждать так долго. Ожидание того стоило? — Да, — ответила она, погружаясь в далекое прошлое. — Но он был прав, заставив меня ждать так долго, несмотря на то, что я хотела его как можно раньше. Теперь я это понимаю. — Что ты поняла? — Я была готова к сексу задолго до моего первого раза. Но я не была готова к нему, к тому, что он хотел от меня. — И что это было? — Все. Мне пришлось многому научиться, прежде чем мы стали любовниками. И у Сорена были интересные методы обучения. Нико изогнул бровь, довольно высоко. Она пожалела, что под рукой нет линейки. Интересно, кто выгибает бровь лучше — Кингсли или Нико? — Дело в том, что мой первый обучающий ужин с Сореном был той же ночью, когда я получила свой ошейник. — Что произошло? — Ну, мы были у Кингсли. — Хорошее начало.