— Мам, он священник. Это мерзко. — Она снова прижала подушку к лицу. — Он ездит на мотоцикле. Элли убрала подушку с лица. — На мотоцикле? — Да. — Ее мать улыбнулась. – На мотоцикле. — Каком? Не какая-то дерьмовая развалина из Японии, верно? Ее мать покачала головой. — Что-то итальянское. — Веспа? Это скутеры, а не мотоциклы. — Элли захохотала, представив священника с колораткой на маленьком скутере Веспа. — Нет. Что-то начинающееся на Д. Ду- что-то там… Глаза Элли распахнулись. — Дукати? — Что это? Она знала о Дукати, но никогда не видела их вблизи. Она бы убила за возможность оседлать Дукати. Ощутить эту мощь. Всю эту свободу. Что бы она отдала... Умрет ли она, если пойдет еще один раз в церковь? Еще один час? Еще одна месса? Она могла увидеть байк, может, даже потрогать его, затем уйти. — Ладно. — Элли сбросила одеяло. — Я иду. Но я иду ради Дукати, а не ради Бога. Ее мать захлопнула за собой дверь, и Элли выбралась из кровати. Схватив школьную юбку, она направилась в ванную. Месса или нет, ей, так или иначе, пришлось бы встать. Ее мочевой пузырь был готов взорваться, пока она спорила с мамой. Она прижала руку к окну в ванной и ощутила лишь комнатную температуру стекла. Хорошо. Утро теплое. Ей не придется надевать чулки под юбку. Ее волосы выглядели так, будто принадлежали сумасшедшему человеку, так как она легла спать, не высушив их. Никакая плойка или расческа не усмирит их. Она взяла бутылку зеленого геля для волос и распределила его по волосам, приручая дикие пряди так, чтобы было возможно их завязать в хвост. Элли засунула ноги в свои черные армейские ботинки. Осторожно черным карандашом обвела глаза. Она была низкой, а сиськи слишком большими, по крайней мере, она могла перенять макияж из образа «Героинового шика». В спальне она нашла самую плотную фланелевую рубашку и накинула ее поверх футболки Pearl Jam. Поверх рубашки она надела зеленый жакет в стиле милитари. Элли запрыгнула на заднее сидение их старого Форда и, как только закрыла за собой дверь, мама начала сдавать назад по подъездной дорожке. — Я хочу, чтобы ты поздоровалась с новым священником, если выпадет шанс. Отец Грег попросил меня вести его книги, после того как сам он больше не мог справиться с этими обязанностями. Этот молодой священник может захотеть все изменить. — Я скажу привет. А потом угоню его Дюка и укачу в закат. — Его что? — Дак. Дюк. Дукатис. Не важно. — Я постараюсь быть непредвзятой к новому священнику. По крайней мере, ты можешь дать ему шанс, — ответила мама. — Я ведь еду? Но только ради мотоцикла. Я же упоминала эту часть? Мама рвано вздохнула. — Ты должна ходить в церковь ради Бога, а не по другой причине. — Говорила же, я не думаю, что верю в Бога. — Бог везде. Он в каждом. Мы все создаем его в своем воображении. — Я еще не встречала того, кто был бы похож на Бога. — Сколько еще людей понадобится, чтобы достучаться до тебя? Бог сказал Аврааму, что пощадит Содом и Гоморру, если в городе найдется десять праведников. Только десять. Элли думала об этом, думала о мальчиках в школе, которые были мудаками в кедах, об учителях, который не делали ничего, кроме наказаний, об отце, который не мог сдержать обещаний ради спасения своей жизни, о матери, которая заталкивала ей в глотку религию... Ни в одном из них она не видела Бога. Даже в себе. — Десять? Мам, клянусь, мне хватит одного. Если она встретит одного единственного человека, который покажется ей святым, праведным, добрым, самоотверженным, умным и мудрым, который будет сдерживать обещания и мельком заботится о ней? Может, тогда она и поверит. — Только одного? — с недоверием спросила мать. — Ну, один человек и небольшой акт, как у святой Терезы не повредит. — Элеонор улыбнулась, и мама с отвращением покачала головой. — Знаешь, все, что я когда-либо хотела, это дочь, любящую Бога, которая ходит в церковь, уважает своих священников и, может, даже, немного уважает свою мать. Думаешь, я о много прошу? Элли обдумывала этот вопрос целую секунду, прежде чем дать ответ. — Ага. Как только мама припарковалась у Пресвятого Сердца, Элли выпрыгнула из машины. Мама, возможно, и могла заставить ее пойти в церковь, но она и не думала сидеть рядом с ней. Элли вошла в святилище и заняла место у северной части алтаря, где лежит Евангелие, с левой стороны, обращенной к алтарю. Давным-давно, замещающий священник объяснил разницу между стороной с Евангелия и стороной Послания, или правой стороной. Так же это был тот же священник, который научил всех, что Аминь правильнее переводится «да будет так». Это удивило ее. До него она всегда думала, что Аминь обозначает «конец связи». К тому времени как она пришла, скамья, где она привыкла сидеть, уже была занята, так что вместо сидения под ее любимым витражным окном, ей пришлось сесть на проходе. Все в порядке. Отсюда она лучше рассмотрит нового священника. И если он ей не понравится, она может «случайно» наступить на подол его ризы. Упс. Она стянула жакет, взяла молитвенную книгу и вернулась к книге дня. Из своего рюкзака она достала копию «Права на спящую красавицу» и поместила ее между страниц. Она слышала, как какие-то девочки в ее классе по немецкому хохотали над ее копией. Одна из них украла ее у старшей сестры. Гадость, говорили они. Мерзость, говорили они. Так пошло. Они не могли поверить, что люди на самом деле делали это, говорили они. И, конечно же, Элеонор украла копию из государственной библиотеки. И сейчас, уже третий раз перечитывая ее, она не могла понять, почему эти девочки из ее класса называли книгу мерзкой и противной. Элли влюбилась в историю о сексуальном рабстве в сказочном мире королей и королев. И еще лучше того, главной героине, Красавице, тоже было пятнадцать, как и ей. Пятнадцать плюс еще сотню лет, которые она проспала под заклинанием. Может, Элли так же находилась под заклинанием и не знала об этом. Может, она заснула, и все происходящее было сном, плохим сном, где ее отец был вором, а мать вообще не хотела рожать свою дочь. Может, однажды придет принц и поцелует ее, займется с ней любовью, и она проснется, чтобы понять, что она была королевой. Элли перевернула страницу, и зазвонили колокола. Она закрыла книгу и поднялась на ноги. Начался гимн. Элли посмотрела на дверь святилища и увидела нового священника. Сон закончился. Заклятие разрушено. Элли проснулась. Глава 5 Элеонор По проходу между рядами церкви, позади крестоносца и дьякона, шел мужчина — мужчина со светлыми волосами и лицом Бога. Он смотрел вперед так сосредоточенно и серьезно, что она проследила за его взглядом, указывающим на алтарь, проверить ждал ли его Иисус. Проходя мимо ее скамьи, он повернул голову и на долю секунды посмотрел ей в глаза. Книга в ее молитвеннике выпала из рук и приземлилась на пол. Она даже не шевельнулась, чтобы поднять ее. Та так и осталась там лежать, забытая, забытая как все и вся в этом мире. Все и вся, кроме этого мужчины, который сейчас шел к алтарю и встал перед церковью. Под воротником его облачений она увидела кусочек черного с белым квадратом. Этот мужчина, самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела в своей жизни, этот мужчина, который был олицетворением ее голода, каждого ее желания и каждой тайной полуночной фантазии... Этот мужчина был ее новым священником? — О мой Бог... — прошептала она, но не знала адресовалось ли это Богу на Небесах или Богу перед ней. Элеонора перекрестилась, когда перекрестилась вся церковь. Она продолжала стоять, пока остальные стояли. — Во имя Отца, и Сына и Святого духа, — проговорил новый священник, и вместе с прихожанами Элли ответила. — Аминь. Его голос, богатый и звучный, эхом отдавался от стен церкви. Его слова обволакивали ее словно золотым шнуром и притягивали к нему. Святилище светлело с каждым его произнесенным словом, словно само солнце приблизилось, чтобы его послушать. Однажды зимой она видела мужчину на углу улицы, играющего на старой виолончели. Виолончель в зимнюю ночь посреди замерзшего города — так звучал его голос. Она села, когда приход сел, и даже сидя ее сердце возвышалось. Женщина читала Ветхий завет. Мужчина читал Новый завет. Священник читал Евангелие.