— А как я должна говорить? — Мне нравится, как ты его произнесла. Ты должна знать, здесь этим именем меня больше никто не позовет. Так назвала меня мама. К несчастью, меня заставили носить имя, которым назвал меня отец — Маркус Стернс. — Значит, тут никто не знает вашего настоящего имени? – То, что он написал в своей Библии «Сорен Магнуссен», казалось намеком на то, что он считает имя Сорен своим настоящим именем, а не Маркус. — Только ты. И теперь, когда ты его знаешь, думаю, должна мне ответ на мой вопрос. — Ничего серьезного. — Элеонор... — Я привыкла к Элли, а не Элеонор. — Элеонор – имя царицы. Элли — простое французское местоимение, обозначающее Она или Ее. А сейчас, Элеонор, расскажи мне, как ты получила эти ожоги на запястье. А после обсудим колени. — Плойка. — Сама себе или кто-то в доме причиняет тебе боль? — Сама. — Почему ты это сделала? — Ради забавы. — Тебе нравится причинять себе боль? — Он задал вопрос без отвращения или удивления. Она слышала в его голосе только любопытство. Она кивнула. — Считаете меня сумасшедшей? — Мне ты кажешься вполне нормальной. Кроме твоей одежды. — Что? Не понимаете гранж? — Твои волосы тоже вызывают вопросы. — А с волосами что не так? — Они зеленеют. — Это не плесень, — ответила она, смеясь над игривым взглядом неодобрения на его лице. — Это гель для волос. Я сделала зеленые пряди. — Сколько тебе лет? — Пятнадцать. Но через две недели будет шестнадцать. — Она ощутила потребность добавить эту часть. — Мама говорит, вы слишком молоды для священника. — Мне двадцать девять. Но для нее я постараюсь состариться быстрее. Уверен, служба в церкви, в которую ходишь ты, изрядно меня состарит. — Буду стараться изо всех сил. — Она широко улыбнулась ему и теребила лацканы пиджака. И снова наступило неловкое молчание. Хотя он, казалось, не испытывал неловкости. Было такое чувство, будто у него вся жизнь впереди на то, чтобы наблюдать за ее странным поведением. — А теперь к коленям. Эти раны выглядят впечатляюще. — Я упала, — ответила она. — Вот такое вот дерьмо. — Ты не похожа на неуклюжую. Возможно, я ошибся. Она поджала губы. Она? Неуклюжая? — Я не неуклюжая. Ни разу. Мой учитель физкультуры говорит, что я двигаюсь, как обученная танцовщица. — Тогда откуда раны на коленях? — Я подралась в школе. — Надеюсь, она выглядит хуже, чем ты. — Он, — ответила она с гордостью. — Он выглядит нормально. Но все еще смешно ходит. Глаза Сорена слегка округлились. — Ты подралась с мальчиком в школе? — Он казался слегка взволнованным. — Я не виновата. В школе есть девочка — Пайпер Райли. Если ее имени недостаточно, то у нее есть огромные сиськи. Она боится собственной тени и не может дать отпор. Так этот парень, Трей, в автобусе вел себя как мудак, говоря всякие мерзости о ее теле. И я сказала ему заткнуться. И тогда он начал меня поливать грязью. Он только и говорил «я хочу твое тело, Элли». Я ответила, что он может его получить. И дала ему свою ногу. Прямо по его яйцам. Это было потрясающе. Когда мы вышли из автобуса, он так сильно меня толкнул, что я упала на колени и разодрала их. Ничего нового. Обычная среда в местной католической школе. Ваши налоговые баксы не работают. Он продолжил смотреть на нее. Его глаза еще больше округлились. — Отец Стернс? Сорен? Или как вас там? — она помахала рукой. — Прости. Я был поглощен твоей историей. Мог даже войти в состояние фуги. — К счастью для меня, это все произошло за автобусом, и водитель ничего не видел. Иначе, моя задница была бы у замдиректора Уеллса. Он сказал, если я еще раз окажусь в его кабинете, меня публично распнут в пример перед всей школой. Думаю, он шутил. — Ты заслужила такое обращение? — Может быть. На уроке я сказала, что у святой Терезы не было мистического опыта, а на самом деле она испытала оргазм. И не скажешь, что я не пыталась это доказать. Она сказала, что ангел «проник» в нее «пылающей стрелой» прямо в ее «внутренности», и так она испытала «экстаз». — Элли показала воздушные кавычки для акцента. — Это не мистический опыт. Это был большой О. (О — оргазм). Завуч Уеллс не оценил мою теорию. — Мне нравится твоя теория. Элеонор открыла рот, но потом закрыла его. У нее не было слов. Ни одного. Вообще. Она не знала, что ответить на это. — Я думаю пору уходить, — сказала она. — Почему? — Хотите, чтобы я осталась? — Да. Она вопросительно посмотрела на него. — Никто никогда не хотел, чтобы я осталась. После того, как начну говорить. — Я хочу, чтобы ты осталась, — ответил он. — И хотел, чтобы ты продолжила говорить. — Я не прерываю вашу игру в гольф? — Гольф? — Все священники играют в гольф, верно? — Не этот священник. — Во что вы играете? — В другие игры. Что-то в том, как он произнес слово «игры», заставило пальчики на ногах Элли поджаться внутри ее военных ботинок. — Тогда мне стоит отпустить вас к вашим другим играм. — Сделай кое-что, прежде чем я уйду. — Что? — Распусти волосы. В этот раз она даже не спорила и не спрашивала зачем. Просто стянула резинку с волос, пробежала пальцами по взлохмаченным волнам и склонила голову набок. — Дай мне правую руку. Он снова вытянул руку и взял ее необожженное запястье в свою ладонь. Из ее левой руки он взял ее резинку и обернул вокруг ее запястья. Продев два пальца под резинку между запястьем, он высоко ее оттянул и отпустил, щелкая по чувствительной коже так сильно, что она вздрогнула. — Черт... Исусе, больно. Зачем вы это сделали? — Чтобы эти ожоги на твоем запястье полностью зажили, потребуется несколько месяцев. Существуют другие способы причинения боли без шрамов. Ты должна узнать их.