индюшку, — твердил Мартин Миллс. Теперь его колени пульсировали от боли.— Я закажу индюшку, я закажу индюшку, я закажу индюшку, — повторял он.18. ИСТОРИЯ, ЗАПУЩЕННАЯ ДЕВОЙ МАРИЕЙУтром Джулия обнаружила, что Фарук навалился грудью на стеклянную поверхность стола, словно он заснул, рассматривая через стекло большой палец правой ноги. Тот самый палец, который укусила обезьяна и благодаря которому в их семье пошли нелады на почве религиозного раскола. Женщина благодарила судьбу, что рана эта вскоре прошла и не стала причиной его фанатичной веры в Бога. Однако поза мужа, как бы молящегося на сакраментальный палец, привела женщину в замешательство.У Джулии отлегло от сердца при виде исчерканных страниц сценария. Она поняла, что именно они являлись объектом пристального внимания мужа, а вовсе не палец. Пишущая машинка оказалась сдвинутой в сторону, страницы пестрели от многочисленной правки карандашом, который доктор все еще держал в правой руке. Было такое впечатление, будто сочиненные ее мужем страницы подействовали на него наподобие снотворного. Джулия предположила, что видит следы очередной катастрофы, связанной с созданием образа Инспектора Дхара, однако с первого же взгляда она поняла, что голос за кадром не принадлежит полицейскому инспектору. После первых пяти страниц она стала сомневаться, будет ли вообще Дхар присутствовать в фильме. Это очень странно, подумала Джулия.Муж успел напечатать двадцать пять страниц, и она взяла их с собой на кухню, где для себя приготовила кофе, а для мужа — чай.Голос за кадром принадлежал двенадцатилетнему мальчику, которого искалечил слон. Джулия решила, что это — Ганеша. Она знала нищего, потому что всякий раз, когда она выходила из дома, он ее преследовал. Джулия купила калеке немало вещей, большую часть которых он продал. Тем не менее женщине нравился этот попрошайка с хорошим знанием английского языка. В отличие от доктора Даруваллы его жена знала причину такого загадочного обстоятельства.Однажды, когда мальчишка попрошайничал возле отеля «Тадж», его заметила супружеская чета англичан, путешествовавшая вместе с робким мальчиком, чуть младше Ганеши. Ребенок попросил, чтобы родители нашли ему товарища для игр. В развлечениях мальчика участвовала также гувернантка. Ганеша пробыл с этой семьей целый месяц. Англичане его кормили, купили ему одежду, все это время он был непривычно чистым. Его даже отвезли на осмотр к врачу, чтобы убедиться в отсутствии у него какой-либо инфекционной болезни. Все делалось для того, чтобы их сын получил товарища для игр. Гувернантка учила детей английскому языку по несколько часов в день — обоих одинаково. Когда пришло время семье возвращаться на родину, Ганешу просто оставили там, где впервые нашли попрошайничавшим возле отеля «Тадж». Мальчишка быстро продал ставшие ему ненужными веши. Ганеша говорил, что первое время он скучал по гувернантке.Джулию очень тронула эта история. Она не задумывалась, так ли это было в действительности. Да и зачем нищему было врать? А теперь ее муж сделал бедного попрошайку героем фильма! И дал ему шестилетнюю сестренку по имени Пинки, уличную попрошайку и талантливую акробатку, исполнявшую различные трюки. Этот образ не сбил Джулию с толку, она знала реальную Пинки, действительно цирковую звезду. От Джулии не укрылось, что появление Пинки в сценарии обязано Мадху — девочке-проститутке, которую недавно нашли Дипа и Вайнод. В сценарии Фарук сделал Пинки девственницей. Придуманные дети имели счастье жить вместе с матерью, хотя и недолго.Их мать — уборщица в миссии Святого Игнатия, где иезуиты не только дали ей работу, но и убедили женщину принять христианство. В семье конфликт: дети-буддисты строго придерживаются вегетарианской диеты и неодобрительно встретили переход матери в христианство, особенно концепцию Святого Причастия с идеей о том, что вино по-настоящему является кровью Христа, а хлеб — его телом. Разумеется, такие представления были не для вегетарианцев.Джулию шокировало то, что ее муж бессовестный компилятор. Она знала: он украл историю о монахе. Страшная история уже давно его занимала, а задолго до этого ее любил и старый Ловджи. Монах просвещал племя бывших людоедов и убеждал их принять христианство. Ему пришлось попотеть, объясняя племени концепцию плоти и крови Христа в Святом Причастии. Вследствие того, что многие в племени все еще помнили, как ели человеческое мясо, теологическая концепция Святого Причастия давалась им с большим трудом. Значит, ее муж снова богохульствует… Однако где же Инспектор Дхар?В глубине души Джулия надеялась, что Дхар придет на помощь детям, однако пока сюжет развивался без него. Мамаша погибает в храме Святого Игнатия — статуя Непорочной Девы сваливается на нее с пьедестала. Здесь же на месте несчастную соборуют. Ганеша не очень скорбит о ее гибели.— По крайне мере, она была счастлива, — говорит его голос за кадром. — Не каждому христианину выпадает такая гибель, — добавляет голос Ганеши.Джулия подумала: если только Дхар появится и поможет, сейчас для этого самое лучшее время. Однако Дхар не появился. Вместо этого маленькие попрошайки стали играть в азартную игру «рулетка с лимузинами».Все дети в Бомбее знают, что существует два типа специальных лимузинов, курсирующих по городу. В одном находится цирковой шпион, карлик по имени Вайнод. Бывший цирковой клоун, он везде ищет детей с акробатическим талантом. Калека Ганеша верит: Пинки настолько талантлива, что Вайнод возьмет его в цирк вместе с ней и он тогда сможет о ней позаботиться. Проблема же заключается в том, что существует еще один шпион. Он крадет детей для цирка с артистами-уродами. Зовут его Кислотный человек, потому что он выплескивает вам в лицо кислоту, которая так уродует и меняет черты, что даже в собственной семье тебя не узнают. И заботиться о тебе станут только в цирке для уродов.«Ну вот, опять Фарук разрабатывает тему о мистере Гарге», — подумала Джулия. Какая ужасающая история! Даже без инспектора полиции добро и зло в сценарии заняли предназначенные для них места. Который из шпионов первым обнаружит детей? Будет ли это карлик в роли доброго самаритянина или их настигнет Кислотный человек?Лимузины ночью курсируют по городу. Глянцево блестящая машина проезжает мимо детей, которые бегут за ней. Видно, как загораются огни, показывающие, что водитель нажал на тормоза. Другие дети преследуют эту машину. Лимузин останавливается на обочине с работающим мотором. Дети осторожно приближаются к нему. Со скрежетом открывается боковое стекло со стороны водителя. Зритель видит скрюченные наподобие когтей пальцы на краю стекла. Когда оно полностью уходит вниз, показывается голова карлика. Это тот лимузин, который требуется, в нем Вайнод.Или может случиться, что появится другой лимузин. Когда откроется задняя дверь, вверх взовьется облачко ледяного воздуха. Похоже на то, что в машине слишком сильный кондиционер и внутри либо холодильник, либо морозильник для хранения мяса. Может быть, Кислотному человеку нужен такой сильный холод, иначе он протухнет.Вполне очевидно, что бедным детям не пришлось бы играть в «рулетку с лимузинами», если бы их мать была жива. Думал ли об этом ее муж? Джулия размышляла над текстом, она привыкла читать все, в том числе и первоначальные наброски сценариев, которые Фарук всегда ей показывал. Но такого сценария у него еще не было. В нем чувствовалось некое отчаяние, и это беспокоило Джулию. Вероятно, исписанные страницы несли в себе горечь тщетных попыток создать настоящее произведение искусства. В сценариях фильмов об Инспекторе Дхаре такого отчаяния не было. Джулии пришло в голову, что, может быть, Фарук придает этой работе слишком большое значение.Думая об этом, она возвратила рукопись на прежнее место, положив ее на стеклянную поверхность стола между пишущей машинкой и головой мужа. Фарук все еще спал. Судя по расплывшейся глупо-идиотской улыбке, он видел сон. Носом он издавал непередаваемый звук, похожий на жужжание. Неудобное положение головы на поверхности стеклянного стола рождало у доктора ощущение, что он снова ребенок и снова спит, положив голову на парту в младшем классе колледжа Святого Игнатия.Внезапно Фарук засопел. Джулия подумала, что муж вот-вот проснется, однако он внезапно закричал, прежде чем открыл глаза. Ей показалось, что супругу привиделся кошмар, однако его испугал хруст сустава в ступне правой ноги. Доктор был так взъерошен, что все тревоги снова к ней вернулись. До тех пор, пока она не вспомнила, что Дарувалла полагал «неприемлемым» для жены участие в ленче с заместителем комиссара полиции и хромой хиппи, которую они встретили двадцать лет назад. К тому же оказалось, что Фарук пил чай, ничего не говоря ей о сценарии. Он даже попытался спрятать эти страницы в медицинском чемоданчике для срочных вызовов.Когда доктор поцеловал жену перед уходом на работу, она ему не ответила, но осталась стоять в двери, наблюдая, как он нажимает кнопку лифта. Если он собрался показывать характер, это нужно задавить еще в зародыше. Джулия подождала, пока дверь лифта раскрылась.— Если по этому сценарию когда-либо снимут картину, — обратилась она к мужу, — то мистер Гарг подаст на тебя в суд.Фарук остановился как вкопанный, в то время как двери лифта то открывались, то закрывались, сжимая его медицинский чемоданчик. Доктор с негодованием смотрел на супругу. Джулия послала ему воздушный поцелуй, желая разозлить еще больше. Двери лифта заработали с еще большей агрессивностью, и Фарук был вынужден протиснуться внутрь кабины. У него не осталось времени ответить жене, дверь лифта закрылась, и он начал спускаться. Как это досадно — ему никогда не удается сохранить что-либо в полном секрете от жены. А вообще-то Джулия права: Гарг подаст на него в суд. Он слишком увлекся творческим процессом и совсем забыл о здравом смысле.В аллее возле дома его поджидал еще один удар по здравому смыслу. Когда Вайнод открыл дверь автомобиля «Амбассадор», доктор увидел на заднем сиденье нищего. Калека спал. Мадху сидела рядом с водителем. Спящий мальчик выглядел совсем как ангелочек, если бы не запекшийся гной на ресницах. Раздавленную ногу он прикрыл одной из тряпок, которую носил с собой, чтобы вытирать искусственное птичье дерьмо. Даже во сне Ганеша скрывал деформированную ногу. Это не был божественный Ганеша, просто обыкновенный мальчишка, тем не менее Фарук обнаружил, что смотрит на калеку со стороны, как на художественный образ, созданный его воображением. Смотрит и любуется им. Доктор все еще был во власти своего сценария и представлял, что будущее Ганеши зависит лишь от его творческого воображения. Настоящий попрошайка нашел благодетеля. Заднее сиденье автомобиля теперь его — до определения в цирк.— Доброе утро, Ганеша, — поздоровался доктор. Мальчишка мгновенно проснулся, отозвавшись на голос быстро, как лесной зверек.— Что мы сегодня делаем? — спросил нищий.— Только без трюков с птичьим дерьмом, — предупредил доктор.Попрошайка молча принял это замечание, чуть шевельнув уголками губ.— Что же мы сегодня будем делать? — повторил мальчишка.— Мы поедем на мою работу, там подождем результатов анализов Мадху, а затем решим, что делать дальше. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия и ты не станешь проводить тренировки по обмазыванию птичьим дерьмом детей, перенесших операции.Черные глаза мальчишки неотрывно следили за движением машин по дороге. Лицо Мадху доктор мог видеть в зеркальце заднего вида — она даже не взглянула на него, когда он упомянул ее имя.— Меня тревожит в отношении цирка то… — начал Дарувалла, преднамеренно сделав паузу и видя, что привлек внимание Ганеши, но не Мадху.— У меня самые лучшие руки. Они очень сильные. Я мог бы ездить на пони. С такими сильными руками мне не нужно никаких ног. Я смогу делать много трюков: висеть на слоновьем хоботе, а может быть, ездить на льве, — сказал Ганеша.— Они не разрешат тебе никаких трюков. Тебя заставят выполнять всю черную и всю тяжелую работу. Например, собирать слоновье дерьмо, а не висеть на слоновьем хоботе, — ответил доктор Дарувалла.— Мне нужно будет им показать. Но что делают со львами, когда заставляют их встать на такие маленькие стульчики? — спросил Ганеша.— Ты и будешь смывать мочу львов со стульчиков.— А что можно делать с тиграми? — спросил нищий калека.— Тебе придется чистить их клетки и убирать их дерьмо, — не отступал Дарувалла.— Мне нужно будет показать им. Может быть, стоит что-нибудь сделать с их хвостами? У тигров такие длинные хвосты. — Мальчик тоже не отступал.Карлик въехал на площадь с круговым движением машин, которую очень не любил доктор. Слишком много водителей отвлекались здесь от движения, глазея на море или на верующих, принимающих грязевые ванны вокруг мавзолея Хаджи Али. Круговое движение начиналось возле Тардео, где бомбой разорвало в клочья отца Фарука. Сейчас в самом центре кругового движения транспорт делал поворот, чтобы объехать сумасшедшего калеку. Безногий мужчина на инвалидной колясочке, отталкиваясь руками от земли, ехал против движения. Доктор проследил за отсутствующим взглядом Ганеши. Черные глаза мальчишки либо не видели сумасшедшего в коляске, либо избегали смотреть на него. Маленький попрошайка, наверное, все еще думал о тиграх.Доктор Дарувалла не знал конца своего сценария. Ему ясна была лишь общая идея того, что случится с его Пинки и с его Ганешей. Оказавшись в водовороте машин, Фарук обнаружил, что судьбы реального мальчика и девочки вышли из-под его контроля. И это при том, что он чувствовал ответственность за начало их истории, поскольку начал писать сценарий для фильма.В зеркало заднего вида доктор видел, как желтые, львиные глаза Мадху не отрывались от безногого маньяка. Карлик был вынужден резко затормозить и остановить машину, чтобы избежать наезда на сумасшедшего калеку. На его коляске возле рожка для подачи сигналов был наклеен лозунг: «Тренируй добродетель терпения».Старый бензовоз буквально завис над калекой, его водитель с негодованием несколько раз нажал на клаксон. На огромном круглом боку бензовоза виднелись крупные буквы цвета горящего пламени: «Лучший выбор в мире — бензин марки „Галер Энджинс“». На бампере бензовоза также оказался лозунг, но прочесть его не удавалось из-за разлитой смолы и прилипших к ней насекомых.«Храните огнетушитель в бардачке машины», — значилось там.Доктор Дарувалла знал, что у Вайнода не было огнетушителя. Мало того, что нищий мешал движению транспорта — он начал попрошайничать у водителей остановившихся машин. Неуклюжая инвалидная коляска ударилась в заднюю дверь «Амбассадора». Фа-рук пришел в ярость, когда Ганеша опустил заднее стекло и сумасшедший в коляске сразу же просунул туда руку.— Ничего не давайте этому идиоту! — заорал доктор. Фарук недооценивал мальчика-калеку. Дарувалла не успел даже заметить его движения. Он только увидел удивление на лице бешеного калеки в инвалидной коляске и то, как быстро отдернул он руку: с ладони, с пальцев и с локтя у него капало птичье дерьмо. Вайнод издал приветственный возглас.— Попался, дурачок, — сказал Ганеша. Проезжавший мимо грузовик с красками чуть было не раздавил придурка-калеку. Вайнод опять выкрикнул приветствие — на этот раз в адрес водителя грузовика.«Празднуйте вместе с фирмой „Азиатские краски“».Когда надпись исчезла с уехавшим грузовиком, движение возобновилось, и первым тронулось такси карлика. Доктор помнил надписи на бампере машины Вайнода.«Эй, ты, со злобным взглядом!Чтоб твоя рожа почернела! »— Я же сказал тебе, Ганеша, чтобы больше не было фокусов с птичьим дерьмом! — стал ругать мальчишку Фарук.В стекло заднего вида он заметил, что Мадху наблюдает за ним, но когда их глаза встретились, она отвела свой взгляд. В салон через открытое окно врывался горячий и сухой воздух, но удовольствие сидеть в мчавшейся машине было новым как для мальчишки, так и для девочки-проститутки. Впрочем, может быть, для нее уже ничего не являлось новым и неизвестным. Но, если Мадху это и не интересовало, то для нищего их поездка оказалась началом приключения.— Где находится цирк? Он далеко отсюда? — спросила Ганеша.Фарук знал, что «Большой Голубой Нил» может находиться в любом месте штата Гуджарат. Меньше всего доктора заботило местонахождение цирка — он хотел знать, будут ли там дети в безопасности.Впереди машины опять замедлили скорость, и доктор подумал, что это из-за пешеходов, которые делали покупки на находившемся поблизости базарчике, а теперь столпились на проезжей части. В этот момент доктор увидел в канаве труп мужчины, ноги которого лежали на дороге. Машины пошли в один ряд, поскольку водители не хотели переезжать через ноги мертвеца. Толпа росла на глазах, и вскоре здесь возник обычный хаос. На короткое время мертвец пользовался единственной привилегией: никто не переезжал через его тело.— Цирк далеко отсюда? — еще раз спросил Ганеша.— Да, далеко, на другом конце света, — машинально ответил Дарувалла.В эту минуту он хотел, чтобы нищий калека сам оказался на другом конце света. Сверкающие черные глаза мальчишки заметили тело на дороге, но Ганеша быстро отвел взгляд в сторону. Такси карлика проехало в нескольких сантиметрах от мертвеца. Вайнод снова вырвался вперед из потока машин.— Ты видел это? — спросил доктор Ганешу.— А что там было?— Там лежал мертвый мужчина, — сказал Вайнод.— Это уже не люди. Думаешь, что видишь их, но по-настояшему их там нет, — ответил Ганеша.«Боже! Сохрани от гибели этого мальчика! » — произнес про себя доктор Дарувалла.Фарука удивил собственный страх, он не мог заставить себя посмотреть на излучавшее надежду лицо калеки. Мадху снова уставилась на доктора в зеркале заднего вида и он похолодел — таким безразличным был этот взгляд. Доктор давно не молился, однако сейчас губы его беззвучно зашевелились.Индия — совсем не рулетка с лимузинами. Здесь нет хороших или плохих шпионов, ворующих детей для цирка. Здесь нет и цирков для уродов. В этой стране не приходится играть между правильным и неправильным лимузинами. Для этих детей реальная рулетка завертится после того, как они попадут в цирк, если это когда-либо случится. Никакой карлик-самаритянин не спасет их в цирке. В цирке «Большой Голубой Нил» нет негодяя из книжки комиксов по имени Кислотный человек. Там есть другое.В келье нового миссионера последняя свечка, припасенная от москитов, сгорела под утро. Насекомые прилетают с первыми лучами зари и улетают, когда днем воздух раскаляется. Лишь один из москитов остался, потому что Мартин Миллс прибил его на белой стене над кроватью. Он лишил его жизни свернутой в трубочку газетой «Таймс оф Индиа» после того, как москит надулся от крови. Пятно на стене явно бросалось в глаза и ужаснуло Мартина, поскольку находилось лишь в нескольких сантиметрах под висевшим распятием. Будто кровь Христа попала на стену.По неопытности иезуит зажег последнюю свечку слишком близко к кровати и во сне его пальцы, коснувшись пола, попали в пепел. После этого во время короткого и беспокойного сна он коснулся лица рукой. Только такое объяснение пришло ему в голову при виде собственного лица в покрытом черными точками зеркале над раковиной для умывания. Оно хранило следы пепла, как если бы привидение, пролетевшее через келью, оставило на нем свои отпечатки в виде саркастического благословения. Или как если бы он был нераскаявшимся грешником под епитимьей.Мартин наполнил раковину водой, смочил лицо, взял в правую руку бритву, а левой рукой потянулся за маленьким кусочком мыла. Этот кусочек с неровными краями переливался таким зелено-голубым светом, что отражался в серебряной мыльнице. Мыло оказалось ящерицей, которая прыгнула ему в волосы до того, как Мартин ее коснулся. Миссионер испугался, когда рептилия побежала у него по голове. С макушки Мартина ящерица перепрыгнула на распятие над кроватью, затем ринулась в пространство между приоткрытыми планками жалюзи, сквозь которые лучи низко висевшего солнца падали на пол кельи.Мартин Миллс перепугался: пытаясь сбросить ящерицу с волос, он полоснул по носу бритвой. Малозаметный порез сдвинул в сторону пепел от противомоскитной свечки, и капли крови потекли в раковину. Он давно уже не пользовался кремом для бритья, поскольку вполне довольствовался обычным мылом. Из-за того, что мыла не было, иезуит брился, смачивая лицо холодной водой.Было только шесть утра, до начала мессы Мартину следовало подождать еще час. Он подумал, что хорошо бы прийти пораньше к храму Святого Игнатия. Если храм не закрыт, он тихонько посидит на скамье — это ему всегда помогало. Однако поганый нос продолжал кровоточить. Миллс забыл положить в вещи носовые платки, придется их купить. Пока же он взял пару черных носков. Они были тонкие и плохо впитывали влагу, но крови на них не было видно. Миллс смочил носки холодной водой из раковины, выжал их почти досуха и скомкал носки в шарики. Вначале одной, а затем и второй рукой иезуит стал нетерпеливо тыкать носками в рану.Если бы кто-то видел, как Мартин Миллс одевался, он бы подумал, что миссионер находится в глубоком трансе. Менее пристальный наблюдатель мог прийти к выводу, что это умственно отсталый человек, поскольку фанатик делал все, не расставаясь с носками. Неуклюже натягивал брюки, завязывал шнурки на туфлях, застегивал пуговицы на рубашке с короткими рукавами — и все делал, держа в зубах носки. Эти простые и обычные действия превратились в трудную задачу, требующую значительных физических усилий, поскольку сопровождались безостановочным промоканием носа. В отверстие для второй пуговицы рубашки Мартин вставил серебряный крест наподобие заколки, посадив при этом на рубашку пятно крови, поскольку носки уже полностью ею пропитались.Храм Святого Игнатия оказался открытым — каждое утро отец-ректор открывал его в шесть часов. Мартин выбрал место, где можно было сидеть в ожидании мессы. Некоторое время он наблюдал как мальчики-служки устанавливают свечи. Сидя на скамье в центральном ряду, он то попеременно молился, то промокал кровоточащий нос. Миллс обнаружил, что скамеечка для коленопреклонения крепится на шарнирах. Он не любил такую конструкцию скамеечек, поскольку они напоминали ему о протестантской школе, куда Дэнни и Вера послали его учиться после «Фессендена».Школа Святого Луки принадлежала к англиканской епископальной церкви. По мнению Мартина, ее с трудом можно было отнести к церковной школе. Утренняя служба там сводилась только к пению псалмов, молитвам и добродетельным размышлениям о предстоящем дне, после чего пастор произносил до странности приземленное благословение, которое едва напоминало благословение, но скорее походило на совет усердно учиться и никогда не списывать. Воскресная служба считалась обязательной, однако проводилась она в часовне Святого Луки на таком низком епископальном уровне, что никто даже не преклонял колени во время молитвы. Вместо этого учащиеся плюхались на скамьи, быть может, оттого, что не являлись настоящими епископалианцами. Всякий раз, когда Мартин Миллс пытался опустить скамеечку для коленопреклонения так, чтобы можно было опереться на нее, одноклассники изо всех сил удерживали скамеечку в вертикальном положении. Они предпочитали использовать ее в роли доски, на которую следовало ставить ноги для отдыха. Когда Мартин пожаловался об этом его преподобию пастору Рику Итли, тот пояснил ученику начального класса, что только католики и иудеи старших классов могли посещать храмы и синагоги по своему выбору. До тех пор, пока Мартин не перейдет в следующий класс, он будет довольствоваться службой в часовне Святого Луки. Другими словами, до тех пор ему нельзя будет опускаться на колени во время службы.В храме Святого Игнатия новый миссионер опустил скамеечку вниз и встал на колени. На скамье имелся стеллаж, где лежали молитвенники и книги псалмов. Каждый раз, когда капли крови падали на ближайший к нему псалтырь, Миллс промокал нос одним носком, а другим вытирал обложку богослужебной книги. Он молил Бога дать ему силы любить своего отца, поскольку он только жалел его. Хотя Мартин знал, что задача любить мать являлась для него непреодолимым препятствием, он молился о милосердии, о том, чтобы простить ее. Также молился он за душу Арифа Комы. Миссионер давным-давно его простил, но каждое утро он просил об этом Пресвятую Богородицу. Иезуит всегда одинаково начинал свою молитву.— О,