От его голоса задрожали на подносах фужеры. – Бромид должен иметь сильный запах, – задумчиво ответил доктор, подходя. – Хлоралгидрат горький… Разве что настой мышника… – Что? – проорал сыскной надзиратель. Лекарь не обратил на него никакого внимания. Он порылся в саквояже, не нашёл искомого и, пожав плечами, с сомнением вытащил оттуда медную сеточку. – Ну, давайте же! – проскрипела графиня-мать, как и все, неотрывно следившая за доктором. – Нам ещё в оперу сегодня! Лафарг отвлёкся, чтобы учтиво улыбнуться. Потом отлил в чистый бокал пунша, поднёс сосуд к огню и довёл жидкость до кипения. Едва медная сеточка соприкоснулась с бурлящим напитком, содержимое фужера стало алым. – Мышник! – крякнул доктор. – Что? – завертел головой Вийт. Ближайший половой поставил свой поднос на стол, выхватил из рукава гусиное перо, макнул его в малиновый сироп к пирожным и написал на манжете: «Мышник». – Ага! – задумчиво покивал детектив. – Какой ужас! – вскричала всё та же страждущая мадам Квят. Проверьте мой бокал! – И мой! И мой! – бросились к лекарю иные зрительницы. Графиня-мать с каменным лицом отошла от них подальше. Пока Лафарг один за другим подогревал фужеры – без каких-либо результатов – и одновременно при этом расширял свой круг семейств-клиентов, сыщик осматривал пустые бутылки, оставшиеся после наполнения кубка. – Как бы не обнаружилось, что вино подменили, – говорил он голосом, разносившимся по всей судейской ложе. – Фирс, проверь пробки! Нет ли проколов шприцем! Истопник, конечно, его не слышал. И тем не менее, уже вертел в руках феллемы. – Лафарг! – сказал, а точнее, крикнул Вийт, подавая доктору фужер. – Я слил сюда следы ломбардского из бутылок. Лекарь с готовностью повторил свой фокус. Снотворного не обнаружилось. Фирс тут же протянул ему ещё два бокала. – В один я собрал остатки сока танжеринов из кадки! – прокричал помощник непревзойдённого дедуктивиста. Голос у него тоже оказался надсадным, слишком громким. – В другом сосуде чудом сохранились льдинки из вёдер. Результат вновь оказался отрицательным. В обоих случаях. * * * – Кто-то влил в Кубок снотворное… – задумчиво пробормотал Лафарг. Спохватился и принялся быстро строчить для Вийта в тетради. – Уверена, дворецкий вне подозрений! – проворчала старая Мйончинская. – Именно потому, что мы все сейчас о нём подумали! На горделивом лице дворецкого не дрогнул ни единый мускул. – В составных частях пунша следов снотворного нет, – продолжал лекарь, ни на мгновение не отрывая перо от бумаги. – Значит, отраву добавили в уже готовый напиток… – доктор покачал головой. – Но как? К чаше ведь могли подойти только соревнованты! И происходило всё действо на глазах десятков гостей! – Сколько мышника нужно для такого эффекта? – Вийт кивнул на Таде. – С учётом общего количества пунша? И телосложения его превосходительства? – врач пожал плечами и написал: «Нужно было влить в Кубок не менее полуведра насыщенной настойки». – Полведра! – вскричал Вийт удивлённо. – Такое количество в перстне не пронесёшь… Тут какая-та мысль посетила Лафарга. – Но позвольте! – вскинулся он. – Позвольте! Все участники Гонок пили из Кубка! Каждый пил! До дна! Не отравил же злоумышленник сам себя! – Что? – вызнавальщик чувствовал, что сказано нечто важное, но не услышал ни звука. Врач стал писать в тетради. Фирс тем временем подтолкнул локоть Вийта. Кивнул в сторону гоночного поля. Чёрные гусенички составов уже приблизились к первому повороту. Из головы каждой била в небо струя обильного дыма. Впереди нёсся Мйончинский, за ним, отстав на длину поезда, Сташко, в полуверсте за ними был Корстини. – Слишком быстро! – произнёс, вглядевшись, доследчик. Он говорил под нос, но получалось громко, на всю залу. – Так они могут сойти на повороте с рельсов! Публика в испуге замерла. Несколько долгих секунд в судейской ложе висела мёртвая тишина. Даже хроникёры умолкли. Потом, будто услышав сыскного надзирателя, стали замедляться первые два паровоза. Машина антрепренёра едва не настигла их, но и она в конце концов притормозила. Мйончинский вошёл в поворот на огромной скорости, не менее двадцати вёрст в час. Его локомотив сразу же заметно накренился. Из-под колёс сыпанули снопы искр. Из прицепного открытого вагона на землю лавиной посыпался уголь. В воздух поднялось чёрное облако, сквозь которое вверх ударил белый столб пара. До судейской ложи донёсся протяжный, панический гудок. Публика всхлипнула в ужасе. Локомотив графа выскочил из угольной тучи, всё ещё заваливаясь на один бок. Он продолжал тормозить, но крен не исчезал. В последний момент, когда, казалось, машина должна была перевернуться, паровоз вдруг выпрямился, и состав, наконец, вышел из поворота. Опасный участок остался позади, Мйончинский мог бы начать разгоняться, но перепуганный экипаж продолжал тормозить. Сташко замедлился вполне успешно, видно управление паром у него было более совершенным. Лёдщик прошёл поворот, вынырнул на прямой отрезок пути, но вновь набрать скорость, несмотря на все усилия, не мог. Корстини же тормозил так долго и так тщательно, что его состав в конце концов остановился прямо перед поворотом. Из трубы локомотива продолжал бить дым, но паровоз не двигался. – Они все отравлены! – вскричал детектив, стремительно поворачиваясь к доктору. – Лафарг, хватайте упряжку и неситесь к антрепренёру! Ему, похоже, хуже всех, но он хотя бы стоит на месте. Я же попытаюсь спасти лёдщика и графа! * * * Паровой экипаж прославленного дедуктивиста нёсся по судейской дороге вдоль железнодорожного полотна навстречу неизвестности. Ветер дул в лица отважных спасателей, донося запахи трав и колосящихся хлебов. – Неужели кто-то настолько ненавидит Гонки? – натужно кричал сыскной надзиратель. Фирс на своём насесте шофёра никак на его слова не реагировал, просто не слышал. – Или ненавидит самоё паровозы? Или это убийство, искусно замаскированное под несчастный случай? Но кто в таком случае цель? Их стремительно догонял состав, украшенный яркими полотнищами и эмблемами лёдщика. Сташко как-то умудрился всё-таки обойти Мйончинского. Поезд шёл, рассекая летний день непобедимой чугунной громадиной. Истопник притормозил, следователь сбросил с себя цилиндр и визитку, соскочил на землю, одним прыжком оказался у рельсов и что есть мочи побежал вперёд по ходу поезда. Ноги сыщика скользили по насыпи. Галька разлеталась во все стороны. Сбившиеся в клоки волосы мешали смотреть. Ветер, дувший навстречу, замедлял движение. И всё же, гениальный детектив бежал как никогда быстро. Вскоре локомотив нагнал полицейского. Мимо доследчика вихрем промелькнули котёл, труба, из которой бил в небо обильный дым, бешено вращающиеся колёса, тамбур. Увы, зацепиться на такой скорости хоть за что-нибудь не представлялось возможным. Состав просто пролетел рядом. Сыщик замедлил свой бег, а потом и вовсе остановился, с досадой глядя вслед поезду. Он задыхался, из его рта вырывался тяжёлый хрип. Наклонившись, он опёрся руками о колени, пытаясь прийти в себя. Рядом затормозил паровой экипаж. Фирс энергично показывал куда-то назад. Следователь, превозмогая себя, выпрямился и оглянулся. На них чёрным чудовищем надвигался поезд Мйончинского. Вийт вздохнул, перескочил к нужной колее и вновь побежал по железнодорожной насыпи. Сначала медленно, будто мускулы более не желали его слушаться, потом всё быстрее. Когда локомотив нагнал его, сыскной надзиратель уже выкладывался из последних сил. Бешено вращавшиеся колёса одно за другим понеслись мимо, но Ронислав Вакулович вознамерился запрыгнуть на поезд во что бы то ни стало. Едва на краю зрения показался тамбур, великолепный детектив прыгнул. Вверх и вперёд. Ему удалось уцепиться за поручни лестницы, ведшей в будку машиниста, но пальцы соскользнули, сыщик ударился коленями о гравий, и его с огромной скоростью потащило за локомотивом. Башмаки барона дробью застучали о шпалы. Подтянуться, как-то влезть на лесенку Вийт из такого положения не мог. Разжать пальцы тоже – он бы сразу оказался под колёсами. Брюки его рвало в клочья. По ногам текла кровь. Ситуация казалась безнадёжной. Фирс, не раздумывая, завернул в экипаже вентиль давления пара. Полностью, до конца. Стрелка манометра немедленно прыгнула в красную зону. Котёл загудел, завибрировал, застонал. Паровой экипаж рванул, как необъезженный конь, едва не встав на задние колёса, стремительно набрал скорость… Фирс сорвал с себя сюртук и швырнул в поля английский кэпи. Паромобиль на мгновение приблизился к заднему краю вагона с углём и… Взорвался! Кровавой вспышкой взметнулось в небо высвободившееся из топки пламя, мелькнули разлетающиеся во все стороны части котла, просвистели в воздухе многочисленные шестерёнки, бурлящая вода раскалённым потоком понеслась вперёд, оставляя за собой на насыпи кипящий, исходящий обильным паром след.