– Это возможно. Но вы уверены, что это тот исход, который вы себе представляете? Возможно, вам нужно больше информации, чтобы видеть яснее? – ответила Чжу. Она сознавала, что таящаяся в глубине ее спокойствия неуверенность постепенно достигает высшей точки. – Например, вам, может быть, будет приятно узнать, что эти стычки не более чем отвлекающий маневр. Вы думали, что Красные повязки столь малочисленны? Число наших сторонников намного больше, чем вы думаете. Пока мы тут разговариваем, наши основные силы атакуют Бяньлян. Вряд ли я ошибаюсь, считая, что потеря Бяньляна нанесет большой удар империи Великой Юань. Она всматривалась в его лицо внимательно, как в лицо возлюбленного, но он не выдал никаких чувств. – Интересно. Но люди готовы говорить что угодно ради спасения собственной шкуры. Действительно, если вы сказали правду, разве вы не предаете своих сторонников только ради того, чтобы я увел свои войска и устремился к Бяньляну? Поэтому вы либо лжец, либо трус. – Он приподнял брови: – Интересно, что более вероятно? – Поверите вы мне или нет, разве вы можете рискнуть и ничего не предпринять? Сообщения иногда не доходят. Если Бяньлян звал на помощь, но падет из-за того, что она не пришла, как вы думаете, кого обвинят в его потере? Теперь тень все же пробежала по его лицу. Он насмешливо произнес: – Едва ли следует винить адресата неполученного сообщения. Чжу услышала то, чего он не сказал: «Но они действительно обвинят меня». Ее внутренняя дрожь сменилась чувством облегчения: сработало. – Но теперь вы знаете. Поэтому вопрос в том, что вы сделаете с этим знанием, генерал Оюан? – Она в первый раз произнесла его имя, и, услышав его, она острее, чем раньше, ощутила то непонятное и странное притяжение судьбы, словно он был магнитом для ее стрелки. Острое жжение на языке напоминало вкус воздуха перед штормом. – Откажетесь прийти на помощь, а потом будете объяснять, почему не сделали все возможное, чтобы в руки мятежников не попал величайший символ власти наньжэней? Могу представить себе, как недовольны были вами ваши хозяева после реки Яо. Что они с вами сделают за потерю Бяньляна? Пока он обдумывал этот вопрос, плотная белая субстанция полилась из рядов его армии, эластичная, как туман, спускающийся со склонов гор. Она потекла над землей и окружила их. Раньше его призраки никогда не обращали на нее больше внимания, чем другие. Но сейчас их пустые черные глаза наблюдали за ней из-за его плеча, и она почувствовала, что волосы встали дыбом у нее на затылке, когда их невидимые взгляды прикоснулись к ней сзади. Их шепот наполнил ее чувством мертвящего ужаса. Далеко наверху заплескались знамена. Наконец генерал-евнух ответил: – Это возвращение домой было неприятным, конечно. Кажется, вы хорошо разбираетесь в ситуации. Но, возможно, пришла моя очередь кое-что вам сообщить. Чтобы вы ясно поняли исход нашей схватки. Будучи лучниками, монголы не носили перчаток. Сжатая в кулак рука, которую он вытянул к ней, была голой. Как и все остальное в нем, его руки производили двойственное впечатление: они были тонкокостными, как у женщины, но покрыты шрамами от тысяч мелких ран, как у воина. Он медленно разжал ладонь. Сначала Чжу не поняла, что она видит. Потом, глядя на эту сложенную бумажку с короткой строчкой монгольских значков на верхней стороне, она почувствовала такую сильную дрожь внутри, будто все сдерживаемые эмоции одновременно обрушились на барьер ее силы воли. Она едва не охнула, стараясь удержать их под контролем. Бяньлян. Она все поставила на надежду на его отход, но теперь ясно все поняла, как он и обещал. Такой возможности вообще никогда не существовало. Инстинктивно она изо всех сил пыталась придавить в себе поднимающуюся массу недоверия, ужаса и отчаяния. Она заталкивала ее все ниже, чтобы он не мог увидеть ничего, кроме ледяной неподвижности, такой же, как у него самого. Она ошиблась, но ошибиться – не значит потерпеть поражение, еще нет. И этого не будет. Всегда найдется другой способ победить. Он наблюдал за ней с мстительным удовольствием, словно чувствовал, с каким трудом ей удается владеть собой. – Благодарю за вашу заботу, но я знаю о Бяньляне. Это послание от его губернатора пришло вчера. Это действительно отчаянная мольба о помощи. Он знал и предпочел не идти туда. Она даже не рассматривала такую возможность. – Но если бы вы ушли, как только получили послание, вы могли бы успеть туда вовремя… – О, не надо, прошу вас, – ответил он. – Мы оба знаем, что ваш план основывался на предположении, что, если я уведу войско, получив это сообщение, я все равно не успею прибыть к Бяньляну вовремя и помешать его захвату. Это лишь доказывает, что вы представления не имеете о моих возможностях. Не сомневайтесь, если бы я захотел добраться до Бяньляна до его падения, я бы сумел это сделать. – Затем, в ответ на ту невольную реакцию, которую он увидел на ее лице, он сказал: – Почему я этого не сделал? Но, уважаемый монах, как я мог упустить шанс свести с вами счеты? Чжу с ужасом подумала о тех десяти тысячах утонувших воинов. Несмотря на то что она понимала, почему он хочет отомстить, она все же не осознавала, насколько глубока его рана. Истина гудела в той связующей линии, которая установилась между ними. Ему было больно, и эта боль двигала им, она была причиной всех его поступков, стимулом его существования. Он одержим ею. Похолодев, Чжу сказала: – Ради того, чтобы отомстить мне, вы зашли так далеко, что позволили пасть Бяньляну? – Не слишком себе льстите, – с горечью ответил он. – Бяньлян должен был пасть. Но, получив эту возможность закончить наши с вами дела, я с удовольствием этим воспользуюсь. – Черные точки его глаз, будто нарисованные кистью, впились в нее, обещая убить. – Вы нанесли мне поражение у реки Яо и положили начало тому, что я должен завершить, теперь у меня нет другого выхода. Какими бы ни были мои желания, вы взяли на себя смелость направить меня на путь к моей собственной судьбе. – Его тонкое лицо пылало ненавистью и обвиняло ее. – Поэтому позвольте мне отплатить вам такой же любезностью и предоставить вас вашей судьбе. Он обнажил меч. Покидая ножны, меч запел, и ледяной свет заиграл на его длинном клинке. И где-то в стиснутой глубине эмоций Чжу таилась паника. Но, несмотря на то что эта ситуация не была похожа на путь к победе и к ее судьбе, она должна была стать этим путем. Чжу выпрямилась, чтобы он увидел, что она не съежилась, не согнулась. – Да что вы знаете о моей судьбе? – спросила она. Она обращалась столько же к Небесам, сколько и к нему, посылала свою веру, подкрепленную каждой частицей своей воли далекой холодной, как нефрит, небесной тверди. – Позвольте назвать свое имя: Чжу Чонба. Он холодно спросил: – Я должен был его слышать? – Когда-нибудь услышите, – ответила она и обнажила свой меч. * * * В тот момент, прежде чем кто-то из них начал действовать, у Чжу возникло странное чувство, что ее плоть и кровь стали нематериальными, как будто в это мимолетное мгновение они превратились в чистое желание. Потом Оюан нанес удар. Чжу охнула и отскочила в сторону. Оюан оказался быстрее, чем она думала, быстрее, чем она считала возможным. Она испытала потрясение, цепляясь за ту отчаявшуюся, уставшую часть себя, которая держалась за личность Чжу Чонбы. Она уже ускользнула, и Чжу чувствовала, как она ускользает от нее, но ей ничего не оставалось, как только держаться дальше. «Я должна продолжать верить…» Она увернулась от следующего удара и услышала свист стали, когда клинок прошел по тому месту, где она только что стояла. Она присела, высоко подняв ножны в левой руке, чтобы удержать равновесие, потом бросилась вперед, готовясь сделать ответный удар. Он легко отбил его, потом поймал ее следующий выпад и удержал. Под их напором скрещенные клинки скользили вдоль друг друга. Дрожь отдавалась в зубах. Ее запястье вопило от боли. Она посмотрела на красивое фарфоровое лицо Оюана и увидела, как он улыбается. Она боролась за свою жизнь, а для него это была игра. Но какой бы пугающей ни была эта мысль, в ней крылась надежда. «Если он мог уже прикончить меня, но не сделал этого, значит, у меня есть шанс…» Но, как она ни старалась, не могла понять, какой именно шанс. Если бы он был таким же тщеславным и хрупким, как Малыш Го, она смогла бы отвлечь его обидными словами. Но как можно причинить боль тому, кто весь состоит из боли? Она отбила его меч, тяжело дыша. На это ушли все ее силы. – Вы же наньжэнь, не так ли? – крикнула она, борясь с растущим отчаянием. – Как вы можете сражаться на стороне ху, зная, что предки в Желтых Ключах плачут, глядя, как вы идете против собственного народа? Невольно спрашиваешь себя, не допустили ли вы падение Бяньляна потому, что в глубине души вы понимаете, что дело наньжэней правое… Она осеклась: он рванулся вперед и сделал серию молниеносных выпадов. Она парировала, услышала, как чистый звон стали о сталь чередуется с ударами его меча о ее ножны. Они носились по пятачку, Чжу уворачивалась и отпрыгивала назад, ее сердце бежало быстрее ног. Выпрямлялась, пригибалась и снова выпрямлялась, но не успела она опомниться от последнего удара, как он нанес ей жестокий удар по ребрам ножнами в левой руке, а потом врезался в нее плечом. Она завертелась и упала на землю, вытянувшись во весь рост, и перекатилась как раз вовремя, спасаясь от его меча, вонзившегося в то место, где она только что лежала. Она едва успела вскочить, как он снова бросился на нее. На этот раз отражать его удары стало труднее. Все должно было закончиться хорошо, но ее легкие горели, а ноги спотыкались, а не летали. Казалось, ее сердце готово взорваться. Полоса огня вспыхнула в левой руке, когда они на одно мгновение разошлись в стороны, а потом снова сцепились. Он наносил быстрые и мощные удары, и она слышала у себя в горле ужасный хрип, отбивая их, уклоняясь и снова отбивая… Потом она увернулась не туда, куда надо было, и воздух вылетел из ее горла с глухим стоном. «Почему он не двигается?» – подумала она. В первый момент она ничего не почувствовала. Ее руки вдруг оказались пустыми. Она уставилась на него, увидела янтарный отблеск, из-за которого его глаза казались скорее карими, чем черными, и наугад пошарила руками в пространстве между ними. Ее пальцы сжались вокруг меча в ее животе, и она почувствовала, как его лезвие режет ее пальцы и ладонь, и вот эту боль почему-то ощутила. Она бы ахнула, но у нее на это не хватило дыхания. Резкий запах крови возник между ними, когда он придвинулся к ней еще ближе. Его губы почти касались ее щеки, когда он произнес: – Я наньжэнь, это правда. И я сражаюсь на стороне монголов. Но я скажу тебе правду, маленький монах. То, чего я хочу, не имеет никакого отношения к тому, кто победит. Он выдернул меч, и мир превратился в белый вопль боли. Все силы вытекли из Чжу, подобно воде из дырявого кожаного ведра. Она зашаталась. Он смотрел на нее с бесстрастным лицом, опустив меч. Клинок блестел от крови. Она опустила глаза и посмотрела на себя, словно откуда-то издалека. «Такая маленькая дырочка», – подумала она, но темное пятно растекалось из-под ее кирасы. Внезапно ей стало очень холодно. Боль исходила из ужасного нового центра, и она чувствовала ее, как притяжение судьбы, умноженное в сотни раз, в тысячи раз. И с ужасом узнала, чью судьбу она чувствует. Не ту судьбу, к которой она стремилась, которую она собиралась когда-нибудь получить. «Ничего». Под физической болью она ощущала еще более глубокое страдание: горе, более ужасное, чем ей когда-либо доводилось испытывать. Был ли у нее хоть шанс добиться великой судьбы или она обманывала сама себя все это время, думая, что может стать Чжу Чонбой и получить нечто иное, чем ей было дано? Ей было так холодно, как никогда в жизни, у нее стучали зубы от холода, колени подогнулись. Мир кружился. Позади головы Оюана она видела флаги цвета синего и красного пламени и пустое лицо Небес. Она смотрела в эту пустоту и видела в нем отражение своего ничтожества. Сверкнул его меч. Она закачалась от этого удара. Холод схватил ее за горло. Она никогда не думала, что от холода может быть так больно. С недоумением и абстрактным интересом она посмотрела вниз, на место удара, и увидела кровь, бьющую из того места, где раньше была кисть ее правой руки. Она была отрублена чисто, выше кожаной манжеты. Кровь лилась и лилась, красная, как Мандат Небес, и стекала в пыль, не впитываясь в нее. Биение сердца отдавалось в ее голове. Она пыталась собрать его удары, сосчитать их, но чем больше старалась, тем больше они разбегались. В конце концов в нее закралось спокойное безразличие, успокаивая и сглаживая ужас холода. Пустота поглощала ее, и это приносило чувство облегчения. Она посмотрела на Оюана. Она видела его как силуэт: черные волосы и черные доспехи на фоне ночного неба. За его спиной стояли темные силуэты его призраков, а позади них – звезды. – Чжу Чонба, – произнес он откуда-то издалека. – Твои люди были верны тебе раньше. Посмотрим, насколько они будут верны тебе теперь, когда ты можешь вызвать у них только порицание и отвращение. Когда ты стал ничем, всего лишь уродом, которого надо сторониться и бояться. Ты пожалеешь, что я не подарил тебе достойной смерти. – Тень поглотила ее, она падала. Казалось, она слышит потусторонний хор голосов, но в то же время она понимала, что говорит только он: тот, кто вручил ее судьбе. Он сказал: – Каждый раз, когда мир отвернется от тебя, знай, что это из-за меня. Часть третья 1355–1356 годы 18 Аньян. Одиннадцатый месяц Холодным серым вечером Оюан вернулся из Бяньляна, до которого он добрался всего-то на четыре дня позже, чем надо было, чтобы успеть помешать мятежникам его взять. Он никого не оповестил о своем прибытии и один вошел во внутренний двор своего особняка. Шел слабый мелкий снег и таял на плитах двора. Несколько секунд Оюан стоял там, осматривая группу знакомых строений. Они все еще больше походили на резиденцию Эсэня, а не его собственную, и вид неестественно безлюдного поместья наполнил его острой болью, словно Эсэнь не просто переехал в другое крыло дворца, а вообще куда-то уехал. Идущая под свесом карниза служанка заметила стоящего Оюана и ахнула так громко, что он услышал ее возглас, стоя посередине двора. Через минуту его окружили слуги, которые поспешно сбежались, спотыкаясь, приветствовать его. Будто его позор можно было как-то смягчить, если они будут еще больше унижаться перед ним. Это не было проявлением доброты. Он потерял Бяньлян, и как они ни жалели его, предвидя наказание, которое ему грозило, они, несомненно, больше опасались за свою судьбу. Один из них сказал: – Генерал, желаете отправить сообщение Великому князю о вашем приезде? Он просил немедленно сообщить ему о вашем возвращении. Конечно, Эсэнь понимал, что Оюан явится без предупреждения. – Не стоит беспокоиться, – коротко ответил Оюан. – Я лично выражу ему свое почтение. Где он? – Генерал, он у госпожи Борте. Если вы позволите нам отправить сообщение… Мысль о пребывании Эсэня в покоях жены наполнила Оюана знакомым отвращением. – Нет, я пойду сам.