«Похоже, намечается еще один вполне вероятный фигурант. Если они не поделили очередной куш или произошло еще что-то неприятное внутри этой «неразлучной троицы», Голубков — именно тот «персонаж», который подходит на роль заказчика. У него недостаточно солидное положение и, возможно, совсем не тот круг знакомств, чтобы привлечь профессиональных исполнителей, да и сам он в подобных делах явно не профессионал. Так что для него выбор подобного способа расправы выглядел бы вполне логично». — …друзья-то друзья, а если бы сегодня у кого-то из них самих репетиция была, и не подумали бы отменить, — между тем продолжала возмущаться дама в буклях. — Вот помяните мое слово. — Да уж, конечно. У них ведь постановки эпохальные. Все шедевры, — язвительно проговорила Серафима Юрьевна. — Как можно такое отменять. — Думаю, мне уже пора, — деликатно вклинился в разговор Лев. — Не буду мешать вам. К тому же Борис Петрович, как я понимаю, уже освободился. Надеюсь, теперь мы сможем с ним поговорить. — Освободился, — ответила дама в буклях. — Только не очень-то сейчас подходящее у него настроение для разговоров. — Правда? Что ж, значит, такая судьба. Придется побеседовать с ним не в настроении. Всего вам хорошего, а вам, Серафима Юрьевна, отдельное спасибо за то, что согласились ответить на мои вопросы. Тепло попрощавшись с дамами, полковник покинул гримерку. Несмотря на свои заверения, что хочет поговорить с Пичугиным, разыскивать расстроенного бывшего худрука он не спешил. И не только потому, что тот и впрямь наверняка сейчас был в плохом настроении. Поскольку Пичугин, как человек, которому сильно насолил Бойцов, входил в число потенциальных подозреваемых, личное интервью с ним Лев планировал провести как можно позже. Если подозрения оправдаются — желательно уже в камере. А пока полной ясности по этому вопросу не было, он предпочитал не привлекать к себе лишнего внимания, особенно тех, кто мог оказаться причастным к делу. Путь Гурова проходил через фойе, где возле украшенного цветами гроба уже стоял почетный караул из коллег. — …думаю, наверное, нужно будет кого-нибудь из монтировщиков привлечь, — вполголоса озабоченно говорил директору стоявший в сторонке Берестов. — Они у нас парни здоровые, им тяжести таскать не впервой. А ребята следом пойдут. От театра хотя бы с полквартала пронести нужно будет. Потом уж… автобусы там и прочее. Добрый день, — встрепенулся он, заметив Гурова. — И вы тоже с нами в этот скорбный час. — Да, вчера не успел поговорить со всеми. Коллектив у вас большой. Давно тело привезли из морга? — Нет, буквально только что. Как разрешили забрать, я сразу подсуетился, как говорится. Зачем ему там лежать? Лучше уж здесь, в родных стенах. — У Руслана остались родственники? — Возможно, но точно не в Москве. Здесь у него никого не было, это я наверняка знаю. Он родился где-то под Нижним Новгородом, а сюда приехал учиться. Приехал, да так и остался. И вот… как видите. — Да, печальный итог. — Простите, если мой вопрос окажется некстати, но я хотел бы уточнить кое-что. — Пожалуйста, спрашивайте, никаких проблем, — живо откликнулся Берестов. — Я слышал, у вас выходит спектакль… «Турандот», если не ошибаюсь. Когда можно будет посмотреть эту постановку? — О! Вы неплохо осведомлены. Вот что значит работать в полиции. «Турандот» выйдет еще не скоро, работа над ним только начата. Да и начало вышло не слишком удачное. Не успели провести пару репетиций, как пришлось все остановить. — В самом деле? Как жаль. А в чем же причина? Гуров ожидал, что снова услышит что-то о притеснении творческих людей и о цензуре, но услышал совсем другое: — Парень, которого я взял на главную роль, сейчас в больнице. Вечером возвращался с репетиции, напали хулиганы, избили, да так, что пришлось госпитализировать. — Вот как? И кто же это был? — Да разве это сейчас узнаешь. Даже сам Игорь не может вспомнить, а кроме него, там никого и не было. Специально выбрали и место, и время, чтобы не оказалось случайных свидетелей. А уж сами навряд ли с повинной явятся. Совесть у подобных типов отсутствует как таковая. Так что узнать, кто это был, боюсь, не представляется возможным. Разве только вы посодействуете. Последнюю фразу Берестов произнес с усмешкой, давая понять, что это шутка, но Гуров знал, что в этой шутке есть и доля правды. Уже зная предысторию борьбы за главную роль в этом спектакле, он ни минуты не сомневался, что избиение организовано племянником Пичугина, вполне возможно — с ведома и молчаливого согласия дяди. — Как вы сказали? Игорь? — Да, Игорь Бессонов. Отличный, очень талантливый парень. На последнем курсе в Щукинском. А теперь, вместо того чтобы репетировать да «послужной список» себе к началу карьеры готовить, в травматологии лежит со сломанным ребром. Тут уж не до спектаклей. — Понятно. Что ж, очень жаль. А я думал, вскоре нам удастся посмотреть спектакль. Жена интересовалась, она очень увлечена вашим творчеством. — Правда? Надо же, как приятно. Но вы можете прийти и на другие спектакли. «Фигаро», например. Многим нравится, у меня всегда на нем полный зал. Вспомнив описание этой «авторской версии», которое он слышал в бухгалтерии, Гуров содрогнулся при одной мысли о том, что когда-нибудь ему придется посетить этот спектакль. Но Берестову пообещал подумать. Выйдя из театра, он направился к своей машине, припаркованной на знакомой площадке, где уже почти незаметно было бурое пятно. История с конфликтом вокруг главной роли не выходила у него из головы, и, сев за руль, Лев поехал в больницу. «Всемогущее» удостоверение без труда открыло для него нужные двери, и вскоре он уже сидел рядом с кроватью, на которой лежал худощавый паренек с очень «романтичными» и выразительными карими глазами. Сейчас в этих глазах отражались злость и досада. — Да бритому ежу понятно, кто это сделал! — возмущенно говорил юный актер. — В самом деле? И кто же? — Ясно кто. Стася да дружки эти его отмороженные. — У тебя есть доказательства? — Откуда? Подошли сзади, дали по башке — отключился сразу. Какие уж тут доказательства. — Тогда откуда такая уверенность? — Да потому что просто больше некому. У меня со всеми нормальные отношения. Даже с этим ублюдком никогда никаких проблем не было. Только после того, как меня вместо него на роль взяли, все это началось. — Что «все»? — Да все. Приставать ко мне начал, хамить, задирать при каждом удобном случае. Я уж вроде и так, и сяк, пытался все на шутку сводить, да куда там. Кипит злость в человеке, аж подпрыгивает на месте, когда меня видит. Думает, что несправедливо обошли его, бедного. А кто бы его вообще заметил, если бы не этот его дядя. — Стаса порекомендовал на роль Борис Петрович? — с удвоенным интересом спросил Лев. — А, так вы знаете. — удивленно взглянул на него Игорь. — Ну да, Борис Петрович. Пичугин, прежний худрук в этой «Панораме». Он ему дядей приходится. Варится, так сказать, в самой гуще, всегда в курсе всех дел. Он и сказал Стасу, что Виталий Сергеевич актеров для новой постановки подбирает. Сходи, мол, покажись. — А что, Виталий Сергеевич штатную труппу в постановках не задействует? Почему Стас был так уверен, что он согласится его просматривать? — Почему, задействует и штатных, — ответил Игорь. — Но со стороны тоже часто приглашает. У него очень демократичный подход. Я считаю, это очень хорошо. — Есть шанс для молодых? — Да, и для молодых, и… вообще. Он очень демократичный. Не смотрит на регалии, главное, чтобы талант был. — Понятно. Получается, что у Стаса таланта не оказалось? — Да откуда я знаю? — с досадой проговорил Игорь. — Я там не был, когда он его просматривал. Только, видимо, всесильный дядюшка не так уж всесилен, как некоторые думали. Словечко-то он, может быть, и замолвил, да только не очень-то его там послушали. — И выбор пал на тебя? — Ну да. Стася-то уже всю «Щуку» оповестил, что сам Берестов его на главную роль берет. А в итоге с дыркой от бублика оказался. Конечно, обидно. Только я-то тут при чем? У меня там любимого дяди нету, ни дяди, ни еще кого-то. За меня «словечки» говорить некому. Я чисто прошел, а он теперь бесится, как будто у него заслуженный кусок пирога отняли. Игорь говорил с искренним возмущением, он на сто процентов уверен, что действительно прошел «чисто». Но Гуров, знавший о ситуации немножко больше, понимал, что это не совсем так. Бойцов, отговоривший Берестова брать на главную роль Стаса, конечно, должен был порекомендовать ему подходящую замену. Не исключено, что именно Игоря он и назвал в качестве кандидата. Неизвестно, был ли этот выбор спонтанным, или Бойцовым руководили какие-то логические доводы, но факт остается фактом: он в очередной раз «перешел дорогу» бывшему художественному руководителю и сделал это откровенно по-хамски. — Ты был с кем-то лично знаком в театре, перед тем как начал работать там? — спросил у Игоря Гуров. — Откуда? У меня и каналов таких нет. Это вот как раз Стася был знаком. Только не особенно-то помогло, кажется. — Правда? И с кем, если не секрет? — Ну как же, с лабухами этими. «X-files», группа там у них такая есть. Почти на всех спектаклях играют. Не знаю уж, за что их Виталий Сергеевич так любит. Те еще отморозки. — Может, за талант? — Может быть. Только таланты эти у них не только музыкальные, они в очень разных сферах проявляются. — Например? — Да вот, например, избить кого-нибудь, причем так, чтобы никто не догадался, — с горькой усмешкой проговорил Игорь. — Сами они не будут участвовать, конечно, музыкальные пальчики поберегут, но им и не нужно. «Круг общения» у них такой, что там желающих поучаствовать выше крыши наберется. — Думаешь, нападение на тебя подстроили именно они? — Даже не сомневаюсь. То есть с инициативой-то, конечно, Стася выступил. А они уж помогли другу, как сумели, не сомневаюсь. — Выходит, Стас общается с этими ребятами довольно тесно? — Куда уж теснее. Если у тех выступлений нет, вечно в «Синкопе» тусуются. Кстати, и выступают там иногда. Не для денег, конечно, а так, экспромтом. Музыканты же. — «Синкопа»? Это кафе, кажется? — переспросил Лев, услышав знакомое название.