Марта на минуту остановилась. Видно было, что она снова переживает потрясения этого ужасного вечера. – И что дальше! – нетерпеливо произнес Спенсер. – Леди Мильдред сомневалась в честности своего мужа, между тем как во мне кипела злоба обманутой, оскорбленной женщины. Все дремавшие во мне до сих пор дурные инстинкты, разом встрепенулись и взяли верх над моей порядочностью. Я была как безумная! Еще немного и я способна была бы задушить любимую вами девушку, (не возмущайтесь, я и тогда уже знала, что вы ее любите), так нежно звавшую во сне моего мужа. Моего мужа! Какое она имела право называть его по имени. Зачем он ей понадобился? Ей, у которой было все, в то время, как у меня не было ничего, кроме моей любви. На другой день леди Мильдред под каким-то предлогом отказалась спускаться на обед с лордом Гекзамом и вами в столовую. Но я всё-таки уговорила ее, одела и проводила до гостиной. Было около семи часов вечера. Сама не знаю почему я зашла в спальню леди Мильдред. В этом и была моя гибель. Как вам известно, эта комната находится в стороне от других и потому никто не видел, как я вошла туда и вышла назад. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я открыла дверь, был Гутберт Брердан. Он стоял у окна, рассматривая какой-то предмет, который он держал в руке. А по лицу его скользила ироническая улыбка. Он услышал стук отворяемой двери. – А! – наконец произнес он, не оборачиваясь. Я ничего не ответила. Он поджал голову и взглянул на меня. По выражению его лица я сразу поняла, что он ожидал увидеть леди Мильдред вместо меня. Не помню теперь, что я ему сказала, но его слова до сих пор раздаются у меня в ушах. Нет оскорбления, которого бы он мне не нанес. Он задыхался от ярости, и прежде чем я поняла, что я делаю, он уже лежал на ковре у моих ног… Голос молодой женщины прервался. Ее душили рыдания. Спенсер, несмотря на отвращение, которое она ему теперь внушала, невольно почувствовал к ней сострадание. Как она должна была любить этого негодяя, чтобы дойти до такого умоисступления. В конце концов, она поступила так ужасно под влиянием аффекта и её вина не могла всецело лежать только на ней одной. – Повторяю еще раз, – продолжала Марта, – я была как безумная. Вид убитого мной Гутберта не вызвал во мне никакого чувства, кроме осознания удовлетворения от совершенной мести. Опустившись перед ним на колени, я вынула у него из карманов два брачных свидетельства, мое и леди Мильдред, которое я вам передала в конверте вместе с моей исповедью. Кроме того, я нашла в одном из его карманов большой изумруд. Это был настоящий, между тем как тот, который он держал в руках, когда я вошла, и намеревался в тот же вечер положить на место в потайную комнату, был поддельный. Вас, вероятно, удивляет, каким образом я могла отличить настоящий камень от того, который я положила в письменный стол леди Мильдред. Имея и тот и другой камень в руках ошибиться было невозможно. Не скрою, что я приложила, все усилия для того чтобы подозрение в убийстве пало на леди Мильдред. Я ненавидела ее в тот момент всеми фибрами моей души и не отдавала себе отчета в том, куда завело меня мое отчаяние. Она на минуту замолчала, потом заговорила опять. – Больше я вам ничего не скажу. Продолжение моей истории лежит у вас в кармане. Теперь вы скажите мне, – она быстро поднялась с места и подошла к Спенсеру, – что вы намерены делать? Неужели вы донесете на меня? Умоляю вас, не делайте этого. Она снова, как в магазине Аньеля, упала перед ним на колени. – Не доносить на вас? – сурово повторил он. – Имею ли я на это право? Должен ли я оставлять такую женщину как вы, на свободе? Может быть, вы готовы совершить какое-нибудь новое злодеяние. Наоборот, я не премину, и как можно скорее, отдать вас в руки полиции. Спенсер сделал несколько шагов к двери, но молодая женщина обхватила руками его колени и на её бескровном лице застыло выражение ужаса. – Пощадите меня! Пощадите меня ради вашей любви к леди Мильдред, – молила она, – не возвращайтесь к ней запятнанный кровью и без того уже загнанного судьбой существа. Неужели вам будет лучше от того, что меня вздернут на виселице. При этих словах, громкие рыдания вырвались из её груди, и лихорадочная дрожь пробежала по всему её телу. Спенсер остановился. Действительно, если он выдаст ее полиции, ее неминуемо ждет смертная казнь. – Встаньте, – сказал он, – и слушайте, что я вам скажу. Она с трудом поднялась с колен, и бессильно упала на стоявший около неё стул. – Вы отпустите меня? – прошептала она чуть слышно. Спенсер подошел к ней. – Я не могу взять на себя решение этого вопроса, – холодно сказал он. – Но, если вы дадите мне слово, что никуда не скроетесь из этого дома, я дам прочесть вашу исповедь находящемуся в Париже лорду Гекзаму и, если он согласится простить вас, я извещу вас об этом завтра утром. Я не хочу быть к вам чересчур строгим. Вы уже искупили свое заблуждение страданиями. Дайте мне слово, что вы никуда отсюда не уйдете, и я постараюсь облегчить вашу участь. – Вы говорите, что лорд Гекзам в Париже? Тогда мне не на что надеяться. Он не простит меня. – Напрасно вы так думаете, – сказал Спенсер. – Лорд Гекзам исключительный человек и не преминет обратить внимание на смягчающие вашу вину обстоятельства. Итак, даете слово? Несколько минут спустя Спенсер уже был на улице, и что-то похожее на сожаление охватывало его сердце при воспоминании о только что покинутой им женщине. Милосердие мужчины Вернувшись в гостиницу, Спенсер сразу прошел к лорду Гекзаму. Сюлливана еще не было, и молодой человек воспользовался его отсутствием, чтобы рассказать лорду Гекзаму все, что он узнал от Марты. По мере того, как он говорил, лицо лорда Гекзама становилось все суровее, тем не менее он не прерывал Спенсера и решился заговорить только тогда, когда тот окончил свой рассказ. – Я давно уже подозревал нечто подобное, – сказал он. – Мне всегда казалось, что так, или иначе, эта женщина замешана в убийстве. Он встал и взялся за шляпу. – Скажите мне её адрес! – Могу я, спросить, зачем вы хотите это знать? – сказал Спенсер. – Чтобы немедленно привести туда полицию. – Но вам еще не все известно. – С меня достаточно того, что я знаю. – Прочтите, по крайней мере, её исповедь, – попробовал удержать его Спенсер, опасаясь, как бы подобная поспешность не создала новых осложнений. – Я не понимаю, о чем, мы говорим, – пожал плечами Гекзам. – Если эта женщина сама признается в содеянном ею преступлении, каким образом можем мы помешать правосудию, воздать ей должное! Подумайте только, какова её вина. – Ее вынудили поступать таким образом. Убийство не может оправдываться ничем подобным. Наконец, вспомните какое зло она причинила Мильдред. Уже только из-за этого я хочу, как можно скорее сдать ее в руки полиции. – Именно ради Мильдред и прошу вас оставить эту мысль и забыть о существовании этой женщины. Что бы вы ни предприняли относительно её, все равно она не будет страдать больше, чем страдает теперь. – Ну, хорошо! – согласился Гекзам. – Прочтите мне, что она пишет, потом будет видно. Спенсер покорно взял в руки бумагу, Письменная исповедь Марты содержала в себе много подробностей, опущенных ею при личном объяснении со Спенсером и, хотя молодая женщина видимо старалась насколько возможно обелить Брердана, поведение его сразу поражало своей непорядочностью. – Я знал, что он худой человек, – с горечью заметил, Гекзам, – но я все-таки не ожидал, что он дойдет до такого падения. Теперь присоединив к прочитанному то, что мы слышали от Мильдред, мы можем обрисовать себе всю картину. Брердан приехал в тот вечер в замок с твердым намерением положить поддельный изумруд в несгораемый шкаф, вместо настоящего. Откуда он его достал? Трудно сказать, но всегда найдется ювелир, который за хороший гонорар согласится состряпать подобную подделку. Конечно, если бы это был порядочный человек, он бы все-таки отозвался, прочитав в газетах, историю с украденным изумрудом, но весьма возможно, что он сам так, или иначе принимал участие в похищении настоящего изумруда и в силу этого, конечно счел за лучшее молчать. Кстати, что это за личность Дисон? Мы о нем еще ничего не знаем. – Лично я, не думаю, чтобы нам стоило останавливать на нем внимание, – сказал Спенсер. – Он, вероятно, знал Марту раньше, и случайно встретившись с ней, после убийства Брердана, сумел выпытать у неё эту тайну, при помощи которой и начал эксплуатировать несчастную женщину. Словом это был порядочный негодяй! – Может быть, вам это покажется жестоким, – заметил Гекзам, – но я в итоге прихожу к тому заключению, что ваш ювелир совсем не так дурно сделал, что убив этого субъекта. Подобные люди только развращают общество. – А что вы думаете делать с Мартой? Какие меры примете против неё? – Никаких! После того, что я услышал сейчас от вас, я вполне согласен с вами, что она итак жестоко наказана. Её жизнь и без того разбита навсегда. – В таком случае я завтра утром сообщу ей, что вы ее прощаете, и она может распоряжаться собой как ей угодно, – сказал Спенсер. – А! Вот и Сюлливан! Действительно, в комнату вошел оживленный, сияющий ирландец. В руке у него был какой-то небольшой предмет. – Вот он! – воскликнул он, кладя перед лордом Гекзамом изумруд. – Наконец-то, мне удалось его добыть! Но скольких это стоило трудов! Как трудно было уговорить эту старую обезьяну! – Какая красота! Какое великолепие! И все-таки, если бы я был на вашем месте, то поспешил бы с его продажей. Лорд Гекзам не верил своим глазам. Наконец, взяв в руки лежавший перед ним камень, он осмотрел его со всех сторон и убедился, что это был действительно знаменитый изумруд. Глубокая радость наполнила его душу, и он мысленно поклялся себе приложить все усилия к тому, чтобы из-за этого камня не проливалось больше крови. – Не знаю, как и выразить вам мою благодарность за все, что вы для меня сделали, – сказал он Сюлливану. – Но, если вы не откажетесь приехать к нам со Спенсером, когда он будет наконец иметь возможность заглянуть в замок, вы увидите, как мы умеем ценить преданность и оказанную нам неоценимую услугу. – Ради Бога, не будем говорить об этом, – добродушно улыбнулся ирландец. – Само собой разумеется, я с глубокой благодарностью принимаю ваше приглашение и так или иначе заставлю Спенсера взять меня с собой. Я его так искренно полюбил за это время, что не хочу и думать о разлуке с ним. Ну, а теперь, когда я вам доложил об успешном исполнении возложенного на меня поручения, извольте сообщить мне о результате вашего свиданья с Мартой, – обернулся он к Спенсеру. Тот молча протянул ему мелко исписанные листки бумаги. Это была исповедь молодой женщины. Сюлливан быстро пробежал ее от начала до конца. Когда он закончил на лице, его не осталось и следа от прежнего весёлого торжествующего выражения. Глубокая жалость к несчастной женщине охватила его сердце. – Это ужасно! – почти шёпотом произнес он. – Что вы намерены теперь предпринять? – Ничего! – ответил лорд Гекзам. – В таком случае позвольте мне сообщить ей об этом. Сам не знаю почему, но эта женщина, несмотря на все дурное, что она сделала, внушает мне глубокое сожаление. Мне очень хотелось бы помочь ей. – Вы это сделаете, но только не сегодня, – возразил Спенсер. – Я обещал ей сообщить результат моей беседы с лордом Гекзам завтра утром. Вы отправитесь со мной и поможете мне выполнить эту миссию. – Знаете, что я вам еще хочу предложить, – нерешительно начал Спенсер, заранее чувствуя, что его предложение не будет иметь успеха. – Вам следовало бы воспользоваться пребыванием в Лондоне и поговорить с ювелирами насчет продажи изумруда. – Чтобы я продал мой изумруд! Но зачем? – изумился Гекзам. – Вы говорили мне и могли убедиться сами, что он приносит несчастье. – Ну, нет, – рассмеялся Гекзам, – даже несмотря на такой веский аргумент я и то не согласен расстаться с ним. Я питаю к нему какую-то особенную привязанность. Тем не менее, я очень благодарен вам за этот совет, он еще раз доказывает мне ваше расположение. Но напрасно вы боитесь. Изумруд не принесет горя ни мне, ни вам, ни Мильдред. Если бы я в этом сомневался хоть одну минуту, я бы тотчас же последовал вашему совету. Итак, я пойду прилягу, а потом и в дорогу. До скорого свиданья! – Напрасно стараетесь, – сказал Сюлливан, когда лорд Гекзам вышел из комнаты. – Он ни за что не согласится расстаться со своим изумрудом, и не поверит ни в какие чары. Но зато, что касается меня, то я, первым делом поспешил бы отделаться от него, до того мне неприятен, даже один его вид. – Ну что старина? – весело продолжал он. – Предприятие-то наше кажется приходит к концу, а? Меня это отчасти даже огорчает. Чёрт возьми, как было интересно. Ну, а теперь, в виду того, что мы скоро повидаем Париж, не встряхнуться ли нам немного? Что вы на это скажете? – Конечно, отправляйтесь, – согласился Спенсер, – но что касается меня, то я предпочту остаться тут. Меня все еще беспокоит этот изумруд. Пока лорд Гекзам будет спать, я покараулю, чтобы к нему никто не вошел. – Хорошо, а я в таком случае пойду пройдусь. За обедом увидимся?