— А ты? Но Педро лишь слегка подтолкнул девушку и, не отрываясь, все смотрел, как изящно шагали по ступеням ее стройные, затянутые в синий бархат ноги. До утра он просидел во дворе на охапке сена, и противоречивые чувства раздирали ему душу. Да, Клаудиа выросла, как и обещала, красивой, умной, бесстрашной, все понимающей. Может быть, она даже научилась лицемерить и обманывать. Может быть, познала даже и то, что четырнадцатилетней девушке знать не следовало бы… Дону Гаспаро она, несомненно, понравится. Что ждет ее, сироту без песеты за душой, у него в замке? Такая же служба, что досталась ему самому? Но он рискует только собственной жизнью, которая никому не дорога, — а она? И, не зная ответа ни на один из этих вопросов, Педро глядел на холодные зимние звезды, то и дело мурлыча сегидилью, которую часто пела его покойная мать: Голубка пролетела, Задев невольно. И ей давно нет дела, А мне все больно. Томиться безответно И втихомолку — Должно быть, благородно, Да мало толку[67]. * * * Замок дона Гаспаро, или, вернее сказать, загородный дворец, походящий на замок, стоял к юго-востоку от Памплоны совершенно в уединенном месте. Однако определенная выгода его положения позволяла обитателям этой таинственной резиденции без особого труда контролировать все дороги, ведущие из Европы к столице испанского королевства. Педро еще и сам за те несколько лет, что провел у дона Гаспаро, не изучил окончательно все хитросплетения коридоров, флигелей, подвалов и башен этого величественного сооружения. Дворец был очень старым, построенным на излете могущества Наварры; когда-то он принадлежал любимцу всех женщин — веселому королю Анри. Ныне здание потеряло свой блеск, но не величие. Несмотря на то, что дон Гаспаро не слишком заботился о его содержании, уделяя особое внимание только личным апартаментам, залам для тренировок и конюшням, замок все равно поражал новоприбывших торжественностью и мощью. Копыта звонко стучали по каменным плитам подъездной аллеи, и Педро видел, как с каждым шагом личико Клаудильи под широкими полями шляпы бледнеет все больше. — Куда ты привез меня? Не лучше ли было вернуться в Бадалону и попытаться найти отца и Гедету? — Чтобы через пару дней отправиться если не прямо в подвалы инквизиции, то опять в монастырь? Я привез тебя туда, где могу ручаться за твою полную безопасность. — Но кто он, этот твой покровитель? Однако Педро вряд ли мог ответить на этот вопрос. Дон Гаспаро по свободе мысли, манерам и состоянию, казалось, должен был принадлежать к высшей аристократии, но полное отсутствие каких-либо признаков вырождения, отличавших всю верхушку Испании, непричастность к политике и двору, а также непринужденное общение со множеством небогатых и простых людей говорило не в пользу этого предположения. Заподозрить в нем контрабандиста высокого полета юноша тоже не мог: хотя дон Гаспаро и исчезал порой на несколько дней, а то и месяцев, он никак не производил подобное впечатление. Одно время Педро подозревал его в симпатии к революционерам за границей, но, видя, с каким презрением дон Гаспаро отзывается об их главарях, тоже отмел это предположение. Особенно смущала Педро любовь хозяина к востоку, причем не тому, откуда традиционно привозились благовония и ковры, а к востоку далекому, узкоглазому, тайному и непонятному. И, занимаясь с учителем Су уже несколько лет, юноша все же порой вздрагивал, чувствуя на себе немигающие, словно из вечности смотрящие глаза своего покровителя. Словом, объяснить Клаудии, кто есть на самом деле его новый покровитель, было невозможно, и Педро ограничился общей фразой: — Это богатый и благородный господин, который всегда рад утереть нос всяким святошам. В мрачном зале первого этажа, служившем едва ли не складом всевозможной утвари, а иногда и спальней многочисленным посетителям дона Гаспаро, их никто не встретил, и Педро даже несколько растерялся, не зная, куда же теперь вести девушку. Ей, безусловно, надо привести себя в порядок и отдохнуть после дороги, но комнаты, в которых жили они с Хуаном, вряд ли подходили для этого. «А может быть, надо пойти прямо в кабинет дона Гаспаро?» — вдруг подумал Педро. Однако появляться там без приглашения было категорически запрещено всем обитателям этих мест, кроме Су Цзы. Педро замешкался в нерешительности, но в следующий момент стройная фигура в темном шелке возникла перед ними, словно выросла из сгустившейся тени. — Рад приветствовать в своем доме сеньориту Клаудиу де Гризальва и счастлив видеть, что вы, Педро, отлично справились со своей непростой задачей. Вам, сеньорита, уже отведены покои на втором этаже, слуга проводит вас. А вы, Педро, пройдите со мной, нам надо поговорить. Глава восьмая ОТСТАВКА ГОДОЯ Стремительно шествуя по анфиладам королевской резиденции, страшная в своем гневе принцесса Пармская поначалу яростно проклинала своего фаворита — самоуверенного голоштанника, которого вытащила из грязи. Она, королева, сделала его первым человеком в Испании, а он бросает все к ногам какой-то безродной девки. Но теперь ему не сдобровать. Его ждет отставка, и не просто отставка, а суд. Против него можно выдвинуть тысячи обвинений: он беззастенчиво тратил на собственные нужды казенные деньги, брал взятки от представителей иностранных держав, заключил сговор с богомерзкой Парижской Директорией. Продажная тварь! И с этой девкой… Мария Луиза даже содрогнулась от внутренней гадливости, и тем не менее в следующую же минуту полностью переключилась на Пепу Тудо. Она сумеет отомстить этой шлюхе, но не пошлым скандальным способом глупых баб. Королева придумала более изысканную месть и внезапно успокоилась. Когда она открыла двери рабочего кабинета Карлоса, внутри у нее уже не клокотали бури и ураганы, а наступила тихая, едва ли не райская идиллия. Она, милостию Божией королева Испании, Вест-Индии, Ост-Индии и островов в океане, эрцгерцогиня Австрийская, герцогиня Бургундская, графиня Габсбургская, Фландрская и Тирольская, никому не отдаст того, что принадлежит ей. — Я приветствую вас, дорогая Мария Луиза. Чему обязан столь ранним визитом? — спросил несколько удивленный король. — Здравствуй, Карлос. Я пришла посоветоваться с тобой по поводу одного обстоятельства, которое весьма угнетает меня в последнее время. — И что это за обстоятельство, дорогая? — Ты прекрасно знаешь, Карлос, как много проблем накопилось сейчас в нашем королевстве. А после поражения флота у Сан Висенте начались трудности не только внутри страны, но и в делах внешнеполитических. — Ты совершенно права, дорогая: мне действительно стали слишком часто докучать этим в последнее время. Но, по-моему, наш уважаемый первый министр вполне справляется… — Увы, в последнее время многие начинают смотреть на него косо, скажу больше — просто не доверяют ему. — Что такое?! — мгновенно взорвался король. — Что это за разговоры: косо смотреть, не доверять?! Я им покажу недоверие! И слушать никого не хочу. — Да, дорогой Карлос, но все-таки нам с тобой надо бы как-нибудь повести дело так, чтобы продемонстрировать всем, насколько высоко ему доверяем мы и как мы его ценим… И тогда у всего света пропадут любые сомнения на этот счет. — Разумеется, я готов поддержать тебя в этом благородном начинании, — оживился король, но тут же озабоченно признался: — Только мне ничего не приходит в голову, что бы еще можно было для него сделать. — Именно поэтому я здесь. У меня появилась одна мысль, и мне хотелось бы посоветоваться с тобой по этому поводу. — Говори же скорее, дорогая! Твои мысли всегда столь оригинальны и блистательны, что… — О, благодарю. Так вот, мне кажется, дорогой Карлос, что мы могли бы убить двух зайцев сразу. Во-первых, устроить судьбу твоей племянницы. Дон Луис так любил ее, упокой, Господи, его душу. А теперь бедняжка так одинока: Луис-Мария настолько занят своими кардинальскими делами, что у него не остается времени на сестру. — Убить двух зайцев? Устроить судьбу племянницы? Бедный покойный брат… Но что именно ты имеешь в виду. — Видишь ли, дорогой. Насколько ты помнишь, некогда твой братец пренебрег всеми королевскими титулами и женился на женщине из рода де Вальябрига. В результате его дети носят всего лишь простой графский титул де Бурбон-и-Чинчон. — Да, да, дорогая, я вспомнил! Более того, я вспомнил и то, что включение их в дворцовый церемониал всегда вызывает трудности; мне каждый раз приходится что-то придумывать. — Да уж, сколько времени приходится тратить, отрывая его у подлинно государственных дел! А если бы, например, мы пожаловали и Луису-Марии, и его сестре Терезе титул «инфантов Кастильских»… — Так, так… Как всегда, прекрасная мысль дорогая. И мы убьем сразу двух зайцев, — заулыбался король. — Но при чем же здесь дон Мануэль? — вдруг спохватился он. — А мы его женим на Терезе де Бурбон-и-Чинчон, инфанте Кастильской. — Так, и что? — Как что? Все очень естественно и просто: дон Мануэль немедленно тоже станет инфантом и таким образом членом нашей семьи. — А, вот ты о чем! Но ведь в завещании отец пожаловал брата всего лишь только светлостью, но не Королевским Высочеством. — Однако король теперь ты, дорогой, — спокойно сказала Мария Луиза. — Да, мы — король! — просиял Карлос. — Что тебе стоит отдать небольшое распоряжение? Зато сразу все устроится как нельзя лучше. — Два зайца… Нет, даже три! Мысль замечательная, ты права, дорогая. Мануэль, терзаемый страшными подозрениями, не стал дожидаться, пока Мария Луиза покинет кабинет короля, и решительно попросил аудиенции, надеясь сразу же выяснить, что за гроза собралась над его головой на этот раз. Какие только соображения не проносились в уме первого министра, однако все они были очень далеки от мысли о тайном браке с Пепой. Честно говоря, Мануэль в последнее время почти не посещал ее, полностью поглощенный кампанией, затеянной против него Великим инквизитором. И потому сейчас он все же решил, что де Мускис уже сообщил королеве содержание доносов и показал рескрипт папы. На промедление и раздумья времени больше не оставалось, и Годой, рассчитывая прежде всего на доброе отношение Карлоса, решил тут же дать последнее отчаянное сражение. Первая атака прошла удачно: ему не отказали в приеме, и он почел это добрым предзнаменованием. Однако, едва оказавшись в приемной, Мануэль с бьющимся сердцем заметил, что король и королева странно спокойны и как будто даже веселы — более того, даже как-то слишком благодушны. Не зная, в какую сторону это толковать, но, будучи человеком неподозрительным, он все-таки решил счесть такой прием еще одним благоприятным для себя предзнаменованием. Теперь надо было сразу выложить на стол все карты. И Мануэль, стараясь придать себе вид оскорбленной невинности, с дрожью обиды в голосе рассказал королевской чете всю историю с доносами, подготовленными Деспигом и де Мускисом и обращением Великого инквизитора к папе, а также показал все собранные им компрометирующие документы. С лица короля мгновенно исчезло все благодушие. — Да как он мог?! — возмущенно закричал Карлос. — Как посмел жаловаться папе у меня за спиной?! Первым делом он должен был прийти ко мне, и мы бы с ним все выяснили! Это же непозволительно! Возмутительно! Да это государственная измена! Однако королева продолжала спокойно улыбаться, глядя куда-то поверх головы Мануэля, и ему, внимательно следившему за реакцией Их Величеств, это не понравилось. — Да, Ваше Величество. История неприятная, — задумчиво сказала Мария Луиза, так и не меняя направление взгляда. — А главное, непонятно, как теперь выпутаться из столь щекотливого положения. — Я уже все продумал, Ваши Величества, — невозмутимо продолжал Мануэль. — Прошу вас, выслушайте меня внимательно. Положение в Италии из-за наступления французских республиканских войск очень тяжелое. Некий молодой генерал по имени Буонапарте, которому Директория обязана этими победами, вознамерился сделать республикой и Папскую область. В такой ситуации наш святой долг заключается в том, чтобы предоставить папе убежище. Например, где-нибудь на Мальорке. И для этой цели, я полагаю, мы могли бы послать в Рим самого Лоренсану с двумя верными помощниками, дабы они на ближайшее время оказали папе поддержку. — Мысль, конечно, неплохая, однако… — растерянно начал король. Но у Марии Луизы, мгновенно разгадавшей предложенную Мануэлем интригу, злорадно заблестели глаза. Лоренсана уже давно досаждал ей, и она была только рада наказать его. Деспиг, этот прихвостень невыносимой Осуны, тоже получил бы в этом случае по заслугам. Ну а де Мускис, ее духовник… После того, что он сообщил ей сегодня… Теперь каждый раз ей будет тяжело с ним встречаться, так что… — Ваше Величество, это не просто хорошая, это великолепная мысль, — радостно ободрила мужа Мария Луиза. — Неужели, дон Мануэль, вы сами додумались до такого или вас опять надоумил этот хитроумный сеньор Бермудес? — Клянусь Девой Мадонной дель Пилар, Ваше Величество, это придумал отнюдь не сеньор Бермудес, — надул яркие губы Мануэль. — Ладно, не обижайся, — примирительно произнесла королева, поглощенная новой мыслью и потому даже не заметившая, как назвала своего любимца снова на «ты». Она уже предвкушала, с какой легкостью и непринужденностью сообщит святым отцам волю Их Католических Величеств.