— Как вы узнали? — не выдержала я. — Я все про тебя знаю, — сказал он, — и не пытайся ничего от меня скрывать. Ты пойми, — он притормозил и повернулся ко мне, — это очень опасно. Я ведь и правда помню тебя с детства, с бабушкой твоей мы дружили… — Так что же… мне вас дедушкой, что ли, звать? — Дедушкой не надо, зови дядей Юрой, как в детстве. И слушайся меня. Тогда выберешься из этой передряги. Обещаешь? — Ну ладно… — Помни, я хочу тебе только добра! Дядя Юра доехал до поворота с шоссе к нашему поселку и остановил машину. — Отсюда ты сможешь дойти одна? — Ну да, смогу… — ответила я удивленно. — Я не хочу подъезжать ближе к твоему дому. Так, знаешь, на всякий случай. Вдруг, несмотря на все меры предосторожности, в моей машине все же установили «жучок». Или за ней следят каким-то другим способом. Скорее всего, это паранойя, но она столько раз спасала мне жизнь, что я привык ей доверять. — Ну конечно, здесь совсем близко! — уверенно сказала я. — Никаких проблем! Он открыл мне дверцу машины и проследил, как я дошла до ближней улицы и свернула за угол. Только потом я услышала звук отъезжающей машины. Я шла в задумчивости по поселковой улице, переваривая то, что узнала сегодня. Надо же, моя бабушка, моя милая, заботливая бабушка была сотрудником какой-то крутой спецслужбы, профессионалом высокого уровня! Это просто не укладывалось у меня в голове. Я вспоминала, как бабушка рассказывала мне сказки, читала детские книги, дарила игрушки, угощала удивительно вкусным брусничным вареньем… и она же, выходит, занималась какими-то важными секретными делами… За этими мыслями я шла по улице — и вдруг осознала, что вокруг меня незнакомые дома. Видимо, в задумчивости я свернула куда-то не туда или, наоборот, пропустила нужный поворот. Нисколько не волнуясь, я повернула назад. Прошла какое-то расстояние, надеясь увидеть знакомые дома, — но их все не было. Странно, ведь я шла от шоссе совсем недолго… Тем временем начало темнеть. Вскоре сгустились сумерки, и потом на поселок неожиданно быстро опустилась ночь. Фонарей на улице не было, и я шла осторожно, чтобы не подвернуть ногу. Я шла и шла, и вокруг по-прежнему были незнакомые дома. Более того, теперь по сторонам дороги вместо аккуратных деревенских домиков с застекленными верандами стояли какие-то полузаброшенные халупы и покосившиеся сараи — по крайней мере, такими они виделись в сгустившейся темноте. На душе у меня стало как-то тревожно. И тут на небо выкатилась луна. Она была убывающая, ущербная, как объеденная с одного края головка сыра. Но цветом она не была похожа на заплесневелый сыр — луна была какого-то тревожно-багрового цвета, словно огромный, налитый кровью глаз какого-то чудовища смотрел на меня с неба. Этот багровый свет, казалось бы, осветил дорогу и дома по ее сторонам, но он был неверным и обманчивым и только сделал мир вокруг меня каким-то незнакомым, опасным и неприветливым. Невольно я вспомнила, как проснулась посреди ночи и увидела Василия, залитого таким же багровым светом, бормочущего какие-то непонятные заклинания… Я прибавила шагу, чтобы скорее вырваться из этого незнакомого и опасного мира, но при этом споткнулась и чуть не упала, не заметив рытвину на дороге. С трудом я удержалась на ногах и снова пошла медленнее, настороженно оглядываясь по сторонам. Дома по сторонам дороги становились все реже, вместо них были теперь пустые бесхозные участки, заросшие пыльным высохшим бурьяном и густыми кустами. И из этих кустов доносились какие-то странные звуки. Там кипела своя ночная жизнь, мелкая и тихая, но незнакомая и враждебная. А потом мне послышалось, что в кустах крадется кто-то большой. Кто-то опасный. По-настоящему опасный. Мне стало очень страшно. Невольно я вспомнила убийство, которое случилось всего несколько дней назад. Там двоих не просто убили, а расчленили, руки, ноги, голова — отдельно и тело отдельно. Перед глазами встало мое тело, находящееся отдельно от конечностей. Я понятия не имела, как все это будет выглядеть, но заранее ужаснулась. Я хотела броситься бежать куда глаза глядят, но с трудом взяла себя в руки и справилась с этим порывом, понимая, что бежать в темноте по незнакомой дороге глупо и опасно. Я остановилась, огляделась по сторонам, пытаясь хоть как-то сориентироваться, найти хоть один знакомый дом — но ничего не получалось. Даже если я и бывала здесь днем, сейчас, в обманчивом и фальшивом свете луны, это было невозможно понять. Вдруг на дороге за моей спиной послышались неровные, спотыкающиеся шаги. Я вздрогнула и чуть не бросилась бежать — но в последний момент удержалась и оглянулась… По дороге ко мне приближалась какая-то странная сгорбленная фигура. Какое-то существо с рогами на голове… Как один из богов на египетских барельефах — с человеческим телом и головой животного… Я чуть не закричала от страха, но пригляделась и с облегчением поняла, что это самая обычная деревенская старушка, а то, что я приняла за рога — это концы завязанного на голове платка… Даже не платка, а черной банданы. И тут я узнала эту старушку. Это была та самая бабушка, которая показала мне дом Василия в тот день, когда я искала жилье для себя и Оськи. Та самая, которая странным образом исчезла, когда я хотела ее поблагодарить. Та самая, которая взяла Оську к себе, чтобы я могла съездить в салон красоты. Сейчас я бросилась к ней, как к родной: — Бабушка, милая, как хорошо, что я вас встретила! Представляете, я заблудилась и никак не могу найти дом, где живу! Вроде и поселок у вас небольшой, а все дома незнакомые! — Заблуди-илась? — переспросила старушка. — Это тебя луна водит! Сейчас луна такая, плутоватая! Морок она на людей наводит. Ты ведь у Василия поселилась? — Да, у него. — Так это же совсем рядом. Вон туда сверни и тут же придешь! — Она показала на проход между двумя темными домами. Я поблагодарила старушку — но той словно след простыл. Вот только была — и уже нет. Словно растворилась в лунном сиянии. Странная какая старушка! Не морочит ли она меня, как эта самая обманчивая, таинственная луна? Я опасливо подошла к тому проходу, который она мне показала, прошла по тропинке между домами, и — о чудо! — прямо передо мной стоял дом Василия, который на какое-то время стал теперь и моим. Дом, милый дом! Я бросилась к калитке — и тут же ко мне вылетел Оська, визжа от радости и облизывая меня куда придется. Он всем своим существом показывал, как скучал по мне, как беспокоился… И еще ясно дал понять, что больше никуда меня одну не отпустит. — Да я никуда вроде и не собираюсь, — успокоила я его и занялась ужином. Куриный суп эти двое съели днем, так что пришлось просто отварить макароны и сосиски. Унизительно для хозяйки, зато быстро. Помню, свекровь долго плясала на моих костях, когда я сделала такой ужин. Тогда я простудилась, осталась дома с температурой и еле ноги таскала от слабости. Куда уж тут в магазин идти. Так вот свекровь фыркала и плевалась, нарочно одну сосиску на пол уронила, а потом, напившись чаю, долго бухтела про то, что замужняя женщина должна готовить, что никого не интересует, как она себя чувствует, потому что муж должен, придя с работы, иметь полноценный и калорийный ужин. И что если я такая больная и немощная, то зачем вообще замуж выходила… В общем, она долго разорялась, у меня не было сил, чтобы ей ответить. Михаил, как обычно, удалился в свой кабинет — кстати, зачем он ему, мне до сих пор непонятно. Конечно, стоит у него там компьютер, но все вопросы он решал в офисе, а на этом в игры играл или музыку слушал, не знаю… В социальных сетях он не зависал. Короче, свекровь в конце концов утомилась и ушла спать, а я осталась мыть посуду. Кстати, сама она готовить абсолютно не умеет. И муж, насколько я знаю, у нее если и был, то быстро весь вышел — во всяком случае, Михаил про отца никогда ничего не говорил. Я не спрашивала, потому что сама отца не помню, он разбился на машине еще до моего рождения. В общем, Василий съел все макароны и попросил добавки, потом поблагодарил вежливо и ушел к себе. Я прибралась на кухне и тоже ушла, потому что Оська, набегавшись за день по участку, отказался от вечерней прогулки. Так что мы пошли спать, а когда проснулись, наш хозяин уже ушел. Я задумалась было, куда он ходит, то есть, наверное, где-то работает, но спросить вечером было неудобно. Раз он ничего у меня не спрашивает, значит, я тоже не буду.