Как уже говорилось, капитан не любил собак, но при виде покусанного бывшего мужа Лизаветы Перышкиной почувствовал к Оське нечто вроде симпатии — уж больно противный был мужик. Да какой он мужик, дрянь мелкая и трус… — Разберемся! — отрезал Кокушкин. — В доме еще кто-нибудь есть? Михаил замялся, и Кокушкин махнул рукой: — Разберемся! В течение нескольких минут он обошел дом — но больше никого в нем не нашел, и полиция уехала. Не было в доме ни хозяина, за которым он, собственно, и приехал, ни Лизаветы с собакой. Шум на улице затих. Я не могла понять, что там произошло. В какой-то момент мне показалось, что я слышу голос Кокушкина, но я не была уверена, что не ошиблась, и побоялась заявить о себе. С улицы не доносилось ни звука. Я выждала еще несколько минут… еще полчаса… Больше ждать не имело смысла. Я попыталась разобрать свою баррикаду, но это оказалось не так просто. Создать ее я смогла, потому что паника удвоила мои силы, сейчас же это было для меня чересчур. Стеллаж со своим железным содержимым плотно впечатался в окно, и отодвинуть его не было никакой возможности. И тут я увидела на потолке, в дальнем углу подвала, квадрат более темного цвета. Это явно было похоже на люк… Ну да, я же видела его в прошлый раз, когда закрывала окно, просто сейчас от стресса все из головы вылетело. Я пододвинула к этому месту несколько ящиков, влезла на них и нажала на потолок. Моя идея подтвердилась — это был люк, и он с небольшим сопротивлением открылся. Надо же, вроде в прошлый раз мне это не удалось — очевидно, сейчас от отчаяния прибавилось сил. Я подтянулась и влезла в люк. Следом за мной ловко вскочил Оська. Просто не собака, а цирковая обезьяна! Я огляделась. Это почти ничего не дало, потому что в комнате, где мы оказались, было темно. Тогда я включила подсветку своего телефона и посветила по сторонам… Сперва из темноты на меня взглянули какие-то лица, но потом луч упал на обычный электрический выключатель. Я щелкнула кнопкой, и под потолком вспыхнул свет. И тут у меня волосы встали дыбом. Все стены в этой комнате были оклеены фотографиями и вырезками из газет. Некоторые вырезки были мне знакомы. Здесь был фрагмент газеты «Нижнезаводские новости» со статьей о поиске пропавшей работницы Антонины Зайцевой и ее приятеля Павла Кружкина и о том, что были найдены их изуродованные тела. Только кроме самой заметки здесь было приколото несколько фотографий, от которых меня замутило — на фото были изображены окровавленные фрагменты человеческих тел. Также были здесь статьи о суперлунии — в частности, статья какого-то психиатра, который рассуждал о том, как это явление действует на сознание некоторых пациентов психиатрических клиник. А рядом с этой заметкой была приколота статья из какого-то научно-популярного журнала, посвященная культам луны в различных древних религиях. Здесь упоминались божества, о которых я слышала и читала: греческие Артемида и Геката, римская Диана, египетский Тот. Но гораздо больше было таких, о которых я никогда прежде не слышала: шумеро-аккадская Нанна, индийская Чандра, ацтекская Мецтли… Глядя на стену, я почувствовала, что ноги меня больше не держат, и опустилась на пол. Но это не помогло, потому что чуть ниже к стене было приколото еще несколько заметок. Эти заметки были намного более старые — бумага, на которой они были напечатаны, выцвела и начала желтеть. Внимательно приглядевшись, я нашла на некоторых из них дату — они были напечатаны двадцать восемь лет назад. Но самое интересное… нет, не интересное, а важное и пугающее — эти заметки были опубликованы в моем родном городе. В городе, откуда я с огромным трудом сбежала несколько дней назад. То есть именно это я рассказывала капитану Кокушкину, но тогда я присочинила, что в городе ходили слухи про двойное убийство, а теперь, оказывается, что об этом были заметки в газетах. Это были заметки из городской газеты, где говорилось о пропавшей в лесу семье местных жителей. Семья состояла из папы, мамы и ребенка. Тут же была ее фотография— довольно плохая, неразборчивая, выцветшая. На ней только и можно было разглядеть мужчину, женщину и мальчика лет десяти. Худенький такой мальчик, стриженный коротко, уши смешно торчат… Я оторвалась от чтения, чтобы осознать непреложный факт. То, что я увидела в этой комнате, мне прежде приходилось видеть только в кино. Зато очень часто. В триллерах и детективах такие комнаты с вырезками и фотографиями устраивают маньяки, серийные убийцы. И еще — я каким-то образом попала в ту самую комнату, куда мне категорически запретил заходить Василий. Я пыталась заглянуть туда из дома, но нашла только пустую комнату и печку — и никак не то, что я вижу сейчас. Стало быть, та, в доме, была обманкой, что подтверждает самые мои страшные предположения. Остается только сложить два и два, чтобы понять то, что я никак не хотела принять, во что не хотела поверить. Василий и есть этот самый маньяк-убийца… Я вспомнила, как он сидел, залитый лунным светом, и бормотал какие-то заклинания. А утром обнаружили два растерзанные тела… Вспомнила замазанные особенной красной глиной сапоги, которые он потом сжег… Вспомнила найденный Оськой старый проржавелый значок из города Нижнезаводска. И, как только я сложила в уме все части этого страшного пазла, печка в углу комнаты начала поворачиваться. Ну да, там была печка, точнее, только один ее край. Сначала я подумала, что у меня галлюцинация. Или просто голова кружится от перенесенного стресса. Я протерла глаза, пригляделась… Но нет, печка продолжала поворачиваться, как турникет в метро или на проходной. А в следующее мгновение из-за поворачивающейся печки появился человек. Хозяин дома. Василий. Тот самый Василий, который, как я только что поняла, не кто иной, как маньяк-убийца. Я в ужасе попятилась, пока не прижалась спиной к стене. Тут же рядом со мной оказался Оська, и я схватилась за его загривок, как за спасательный круг. Оська со мной, он не даст меня в обиду! Вдвоем мы как-нибудь с этим злодеем справимся! Но Оська вел себя как-то странно. Он не рычал на Василия, как недавно на Михаила, не скалил зубы, не собирался наброситься на него… он смотрел на маньяка вполне доброжелательно и даже… даже приветливо вилял хвостом! А Василий поглядел на нас, неодобрительно поморщился и проговорил с укоризной: — Ну говорил же я тебе — не ходи в эту комнату! Неужели так трудно это было запомнить? — Я… мы… мы случайно… мы нечаянно… — лепетала я в ужасе. — Мы вылезли сюда из подвала… Там полиция приезжала… Затем я оглянулась на стены, завешанные вырезками и фотографиями, и едва слышно проговорила: — Значит, это все ты?.. Он молчал, лицо его перекосилось. — И теперь ты меня убьешь? Тут он как-то странно всхлипнул и выдохнул: — Да ты что подумала? — А что я могу подумать? Что могу подумать, глядя на это? — Я обвела взглядом вырезки и фотографии. — Да ты сама посуди — сколько лет мне было тогда! — Он ткнул пальцем в вырезки почти тридцатилетней давности. — Как ты думаешь, мог я совершить что-то подобное? Ой, а я-то думала, кого мне напоминает этот мальчик на фотографии. Так это же Василий, только двадцать восемь лет назад! Надо же, совсем не узнать его сейчас… — Так ты что, думаешь, я мог? — повторил он жестко. — Тогда, допустим, да… то есть нет, не мог, — вынуждена была признать я. — Тогда ты действительно был ребенком. Но четырнадцать лет назад ты уже был вполне взрослым… тем более сейчас… и вообще, если это не ты — почему тогда ты все стены в этой комнате оклеил этими вырезками и фотографиями? — Почему? — переспросил он резко. — Да потому… потому что я — вот… — и он снова ткнул в ту старую вырезку. Точнее — в фотографию пропавшей семьи. — Я — этот ребенок… это моя семья пропала двадцать восемь лет назад.