Дело в том, что вчера мы условились с дядей Юрой, что я посвящу в наш план капитана Кокушкина. Вот просто расскажу ему все как есть. Для того чтобы он был сговорчивее, мне пришлось пригласить капитана выпить кофе. Кстати, выяснилось, что он ужасно любит сладкое, так что после третьего пирожного он размяк и согласился на нашу с дядей Юрой встречу. А план был такой, что мы с ним спрячемся поблизости и будем наблюдать, пока дядя Юра не вынудит Аргольда проговориться насчет убийства и не подаст нам сигнал, что слова Аргольда записаны. Тогда Кокушкин его арестует. Вы не поверите, сколько сил ушло у меня на то, чтобы убедить капитана пойти со мной одному, не вмешивая своих коллег. Возможно, помогло сладкое… Ну и еще я, конечно, улыбалась ему заманчиво, поводила плечами и смеялась низким грудным смехом. Вот честно скажу, сама не знала, что все это умею! А уж утром, когда капитан увидел за соседним забором кучу служебных и бойцовых собак, мне пришлось взять его за руку, чтобы он не потерял лицо и не сбежал отсюда. Я оглянулась на Кокушкина, который прятался рядом со мной за подъемным краном. У него тоже был ошарашенный, потрясенный вид. Значит, не я одна видела это невероятное превращение. — Я что, сплю? — прошептал он. — Ущипните… ущипни меня! Я его послушно ущипнула. Кто бы меня ущипнул! Кокушкин приглушенно вскрикнул и поморщился: — Больно же! — Тут же он помотал головой и пробормотал: — Значит, не сплю… но ведь этого не может быть… и начальство мне ни за что не поверит. Да и никто не поверит… и как мне его арестовать? А монстр уже приближался к дяде Юре, явно собираясь на него броситься. Я непроизвольно вскочила, чтобы поспешить на помощь старику… но Кокушкин схватил меня за руку: — Куда? Ты с ума сошла! Он тебя загрызет и не поморщится! — Но как же дядя Юра?.. И тут на пустыре появился еще один персонаж. Размахивая руками, к монстру шагал Василий. Его было трудно узнать — всегда вялый, он был теперь полон лихорадочной энергии, тусклые прежде глаза горели ненавистью. Он что-то выкрикнул, глядя на монстра. Ветер дул от нас, и я не расслышала его слова. Оборотень их, однако, расслышал, он повернулся к Василию, забыв про дядю Юру, и изготовился к прыжку… Но тут Василий вытянул вперед руку, в которой что-то сжимал… Приглядевшись, я узнала тот камень, который он хранил в своей тайной комнате. Тускло-голубой лунный камень… Увидев его, оборотень зарычал, как от боли. Он словно боролся сам с собой, то пытаясь броситься на Василия, то отступая под действием некой незримой силы. Он снова зарычал — но теперь в его рычании можно было различить слова: «Отдай… отдай это мне…» — Даже не мечтай! — отрезал Василий. И тут на камень упал свет луны. Из тускло-голубого камень сделался багровым, как будто Василий держал в руке налитый кровью глаз. Из камня вырвался луч багрового света, который ударил прямо в лицо… точнее, в оскаленную морду оборотня. Оборотень взвизгнул от невыносимой боли, упал на бок и забился в судорогах. Его тело снова начало судорожно меняться — в нем то проступали человеческие черты, то снова он приобретал форму зверя. Василий не выпускал камень, хотя казалось, что тот причиняет ему боль. Еще бы, я даже отсюда видела, что камень буквально раскалился. Наконец по телу монстра пробежала последняя судорога, и он застыл, обессиленный, окончательно приняв человеческую форму. Аргольд лежал на земле, уставившись пустыми рыбьими глазами в небо, где все еще царила бледная утренняя луна. Губы его беззвучно шевелились, как будто он о чем-то просил луну или в чем-то перед ней оправдывался. Василий стоял в нескольких шагах от него, неподвижный, как статуя или соляной столп. В руке у него был зажат магический камень. Мне показалось, что он дымится. Я вырвала руку у Кокушкина, подбежала к Василию, схватила его за плечо, встряхнула… Он вздрогнул, словно очнувшись, завертел головой, увидел Аргольда и шагнул к нему, все еще сжимая камень в руке… Я еще раз встряхнула его и проговорила: — Камень! Отпусти его! Он удивленно взглянул на свою руку, как будто это было отдельное от него живое существо, и наконец разжал ее. Я увидела, что вся его ладонь была покрыта волдырями, как от сильного ожога. Только теперь Василий почувствовал боль и затряс обожженной рукой. Я наклонилась, дотронулась до камня… Он еще был горячим, но быстро остывал. В это время послышался шум мотора, и рядом с пустырем остановился черный представительский «Мерседес». Из него вышел элегантный пожилой мужчина с густой серебряной шевелюрой. Не обращая внимания на остальных, он подошел к лежащему на земле Аргольду, пнул его носком дорогого ботинка и презрительно проговорил: — Что за цирк ты здесь устроил? Аргольд молчал. Седовласый господин снова пнул его и резко выкрикнул: — Встать! Стоять, когда с тобой разговаривает глава Совета! Аргольд застонал и с трудом поднялся на ноги. — Простите… — проговорил он заплетающимся языком. — Мне… трудно… после двух метаморфоз, одна из которых принудительная… у меня нет сил… — Так, выходит, это ты? — процедил седовласый. — Значит, это было твоих рук дело? — Я… виноват… я ничего не мог с собой поделать… когда богиня… когда владычица входит в полную силу, я не могу ей сопротивляться… это сильнее меня… — Тогда… двадцать восемь лет назад, ты поклялся Совету, что это — твой брат, что он под влиянием Великой Луны превращается в зверя, что это он убил тех двоих людей. И твердо обещал, что будешь держать его взаперти, не допустишь новой метаморфозы. И Совет поверил тебе. Мы закопали то, что осталось от тех двоих, и сделали так, чтобы не допустить расследования. Но потом, четырнадцать лет спустя, история повторилась. Еще два человека были убиты. Ты сказал, что не уследил за братом, что он вырвался и снова совершил это. Ты сказал, что пытался остановить его, — и при этом твой брат погиб, попал под колеса машины… И вот все снова повторилось! Выходит, это не твой брат, а ты сам — отщепенец, оборотень! Ты убил собственного брата, чтобы прикрыть свои преступления! Хуже того — ты лгал Совету, а это не прощается! — Я ничего не мог с собой поделать… — бормотал Аргольд. — Это сильнее меня… — В любом случае ты за это ответишь! — Седовласый ткнул рукой в спину Аргольда, и тот, понуро опустив голову, поплелся к «Мерседесу». Тут из своего укрытия выскочил Кокушкин. Он побежал к Аргольду, выкрикивая на ходу: — Стой! Куда это ты? Куда вы его уводите? Это мой подозреваемый, я его арестую! — Остынь, капитан! — оборвал его седовласый господин. — Никого ты не арестуешь! — То есть как это не арестую? — возмутился Кокушкин. — Непременно арестую! Но тут на пустырь налетел порыв ветра, который поднял тучу пыли и песка, за которой ничего не было видно… Когда же ветер стих, на пустыре не было ни Аргольда, ни седовласого господина. Только вдалеке мелькнули тормозные огни «Мерседеса». — Вот черт! — выдохнул Кокушкин. — Опять он улизнул! И что мне теперь делать? Где его искать? И тут к нам подошел дядя Юра, который до того тихо стоял в сторонке. — Забудь, капитан! — проговорил он снисходительно. — Ты ничего не видел и ничего не знаешь. И смирись с тем, что это дело останется в разряде нераскрытых. — То есть как это нераскрытых? То есть как это не видел, когда я все это видел своими глазами? — А ты представь, что будет, если ты расскажешь своему начальству, что видел оборотня? Видел, как человек на твоих глазах превратился в зверя? Да тебя прямо с работы в психушку отправят! Кокушкин растерянно смотрел на дядю Юру, переваривая его слова. — Вообще-то да… — наконец признал он. — Вы правы… — Так что сам посуди, что лучше — получить выволочку за нераскрытое дело или угодить в дурдом? Тут в глазах Кокушкина мелькнуло какое-то недоверчивое выражение. — А вы вообще кто такой? — проговорил он подозрительно. — Что вы здесь делаете и откуда обо всем этом знаете? Я дотронулась до его плеча и проговорила: — Вы ему верьте. Он человек непростой… — Что значит — непростой? — нахмурился капитан. — Все люди непростые… простые только амебы…