Внутри здание детского дома выглядело менее мрачно, и все же его стены давили своей толщиной и местами облупившейся зеленой краской — как в больнице. По коридору сновали коротко стриженные воспитанники, предусмотрительно держась подальше от посетителей. — Товарищи милиционеры? — раздался бодрый голос с четким, практически дикторским произношением. — Пройдемте в мой кабинет. Директор детского дома, Иван Николаевич Гальперин, своим гардеробом и манерой держаться напоминал академика, а еще — знаменитого телеведущего Кириллова. Он быстро провел их по запутанным коридорам, открыл обитую коричневым дерматином дверь и пропустил гостей в помещение со сводчатым потолком. — Присаживайтесь, товарищи, — он приглашающим жестом указал на стулья, аккуратно расставленные вдоль длинного массивного стола. — Чаю? — Если можно, — лаконично ответил Камышев. Гальперин кивнул заглянувшей в кабинет женщине с туго затянутыми на затылке волосами, и она вскоре принесла гремящий поднос с пузатым фарфоровым чайником, сервизом и простенькими конфетами «Дунькина радость». Получается, их ждали с минуты на минуту, отметил Валерий про себя. Расставив чашки, помощница директора так же молча удалилась, притворив за собой дверь. — Нас интересуют две ваших бывших воспитанницы, — начал Камышев, отхлебнув крепкого чая. — Зинаида Федотова и Галина Ветрова. Как вы наверняка знаете, они обе числятся пропавшими без вести, и скорее всего погибли. — К сожалению, я в курсе этого чудовищного происшествия, — покачал головой Гальперин. — И я очень надеюсь, товарищи следователи, что вы наконец-то поймаете этих таинственных похитителей. Я ведь не ошибаюсь, в исчезновении Зины и Гали как-то замешана черная «Волга»? — Это так, — подтвердил Валерий. — И нас заинтересовал тот факт, что преступники почему-то выбрали обеих подружек. — Вы знаете, эти девушки не единственные из тех, кто пропал, воспитывались в нашем детском доме, — Гальперин пристально посмотрел на Камышева, безошибочно определив, что диалог вести лучше всего именно с ним. — Я об этом раньше не задумывался, но сейчас вы меня натолкнули на мысль… — А много ли еще из ваших воспитанников пропали? — подал голос Апшилава, который уже начал что-то строчить в своем блокнотике с девушкой в откровенном наряде. «Странно, — подумал Камышев. — Эдик же официально ведет это дело, а про сирот как будто впервые слышит. Хотя и я сам, честно говоря, таких деталей в досье не припомню. Пол, возраст, обстоятельства исчезновения, протоколы допросов — все было, а вот где родились и воспитывались — нет. Словно кто-то это все вырезал. Но кому это могло понадобиться? Может, просто не указали? В конце концов, полных биографий там ни на кого нет…» — Дайте подумать… — Гальперин тем временем прищурился, вздернув подбородок и отведя глаза в сторону. — Да, точно — трое. Николай Росляков, Максим Лютов и Оксана Пылевая. Неплохие ребятки, я хочу отметить: парни на МТС устроились трактористами, а Оксаночка, насколько я знаю, на швею выучилась в нашем андроповском ПТУ. Камышев про себя отметил, что нужно еще раз и очень внимательно перечитать биографии всех пропавших, которых уже насчитывалось одиннадцать. И еще было бы неплохо, как и предложил Апшилава, поднять архивное дело семьдесят девятого года и тоже тщательно его прошерстить. С другой стороны, сейчас как раз есть возможность… — Иван Николаевич, — Валерий решил сразу уточнить у директора, нет ли какой связи тех пропавших с андроповским детским домом. — Вы ведь наверняка слышали о похищениях на городских танцах в конце семидесятых, — Гальперин кивнул. — Среди исчезнувших парней не было ли ваших воспитанников? — К сожалению, я здесь с восемьдесят пятого, — развел руками его собеседник. — Думаю, вам смогут помочь в городском и районном архиве. Наш, к сожалению, сгорел в восемьдесят четвертом… Документы сохранились только те, что были заведены позже. — Очень жаль, — Валерий искренне покачал головой, ненароком отметив, что как-то уж не везет этому детскому дому с пожарной безопасностью. И подумал, что это могло быть причиной отсутствия в деле информации, что некоторые жертвы тоже были местными воспитанниками. Получается, она могла банально затеряться. — Тогда вспомните, пожалуйста, были ли у тех пятерых, о которых мы говорили, какие-либо проблемы со здоровьем? — Для максимальной точности надо бы, конечно, проверить все по их медицинским картам, — покачал головой Гальперин. — Но в целом почти у каждого из воспитанников есть какие-то особенности. Вы же понимаете, товарищи, что у многих как минимум есть психологические травмы, как у той же Гали — ее родители погибли в автокатастрофе. А есть дети, которых забрали из, скажем так, неблагополучных семей. — И что конкретно было у пятерых пропавших? — напомнил Камышев. — У Коли наблюдались проблемы с почками, — принялся перечислять Гальперин. — У Максима с желудком, у Оксаны, к сожалению, были проблемы по женской линии. У Гали, как я сказал, с детства сохранялась психотравма, это даже у нее выливалось в частые кошмары и даже сомнамбулизм. А Зина… Зина страдала астмой. Валерий мельком посмотрел на коллег — помимо Эдика заметки делала и Вера, только не в блокнот, а в пухлую школьную тетрадь на пружинке. Надо потом обсудить с ней, что она для себя отметила, решил следователь. Кажется, Волков что-то говорил о психологии, наверняка эксперт Терентьева сделала предварительные выводы о той же Ветровой с ее криками и сложным детством с лунатизмом. — У вас ведь сохранились истории болезней? — уточнила Вера. — Да, я попрошу нашего медработника ознакомить вас с архивными записями, — подтвердил Гальперин. Они проговорили еще около получаса, и за это время выяснилось, что все пятеро пропавших воспитанников были примерно одного возраста и мало с кем общались. Ветрова и Федотова, как уже знал Валерий, стали подругами именно здесь, в детдоме, но никого больше к себе не подпускали, парни тоже приятельствовали исключительно друг с другом, а Оксана Пылевая не имела подруг вообще. И здесь Камышев тоже обратил внимание на некое сходство с теми же пропавшими школьниками — не совсем здоровые и не сильно общительные. Хотя о той же Федотовой соседи по коммуналке были очень хорошего мнения, но при этом сетовали, что та все никак не могла завести собственную семью. Затем следователи занялись формальностями — взяли у Гальперина письменные показания, а в это время Вера старательно изучала истории болезни воспитанников, которые принес в кабинет директора пожилой врач с типичной профессорской бородкой и в массивных очках. — Если я вам пока не нужен, позвольте, я отлучусь, — расписавшись в показаниях, попросил Гальперин. — Сейчас подвезут продукты для кухни, мне нужно принять экспедитора. — Разумеется, Иван Николаевич, — кивнул Камышев. — Оставайтесь пока в моем кабинете, сколько потребуется, — директор перевел взгляд на зарывшуюся в бумагах Веру. — И если возникнут еще вопросы, с радостью отвечу. Гальперин отправился по своим делам, и Апшилава, посмотрев на Валерия, предложил ему выйти на крыльцо и покурить. Камышев, подумав, согласился — но просто постоять за компанию. Они оставили Веру, которая даже не обратила внимание на их разговор, и, преодолев запутанный коридор, выбрались на стылый дождливый воздух. — Что думаешь? — спросил Эдик, прикурив и затянувшись. — Пока не знаю, что нам это может дать, — пожал плечами Валерий. — Пятеро детдомовцев из одиннадцати пропавших — странное совпадение. А еще, как ты наверняка обратил внимание, все они чем-то страдали. — Думаешь, что версия с черными трансплантологами несостоятельна? — предположил курчавый напарник. — Если они больны, что с них взять тогда… — Как раз наоборот, — возразил Камышев. — Если исключить органы с патологиями, все остальные вполне можно использовать как донорские. Я, конечно, не врач, но это довольно-таки очевидно. Значит, или их заболевания никакого значения для наших «мясников» не имеют, или есть между этими воспитанниками еще что-то общее. То, о чем мы пока не знаем… — Дяди, вы же из милиции? — едва Апшилава кивнул, соглашаясь с Камышевым, к ним подошел худощавый короткостриженый мальчишка с крупными родимыми пятнами на макушке. Лицо его было костистым и изможденным, как будто он неделями недоедал. — Из милиции, — повернулся к воспитаннику Валерий. — Что-то случилось? — Да, — полушепотом ответил мальчишка. — У нас происходят странные вещи, но Иван Николаевич мне не верит. — Ты можешь рассказать нам, — Камышев доверительно положил руку на плечо мальчишке. — А пойдемте тогда на лавочку? — предложил тот. Валерий скептически посмотрел на серое небо, поливающее дождем старинный сиротский приют и окружающий его лес. — Давай-ка лучше зайдем внутрь, посидим, например, в столовой, — на такой вариант мальчишка легко согласился. В сводчатом зале, где располагался пищеблок, было тепло и тихо. Кормили воспитанников строго по расписанию, но просто попить чаю им не возбранялось. Следователи сели напротив паренька, который с наслаждением хлебал горячую заварку из граненого стакана, и терпеливо ждали. — Я очень боюсь призраков, — наконец-то заговорил мальчишка. — Мне кажется, они меня хотят забрать на тот свет. Глава 18. Тени Воспитанник, которого звали Рома Старшинов, поведал следователям неправдоподобную с рациональной точки зрения историю, но при этом от Камышева не ускользнуло то, что мальчишка был искренне напуган и явно искал защиты. Увы, директор Иван Николаевич, хоть и показал себя при общении хорошим человеком, обеспечить конкретно этому ребенку безопасность не смог — отмахнулся от его жалоб, как от бессмысленных россказней. Рома же поведал о том, что призраки погибших на пожаре воспитанников превратили жизнь его и еще нескольких детей в кошмар. По ночам, говорил он, раздаются странные стуки, в коридоре слышится шарканье и заунывные вздохи. А еще, по его словам, унитаз иногда смывает кровью — например, такое было сегодня. — Может, это не кровь, а ржавчина? — предположил Эдик. — Нет, — парнишка отчаянно замотал головой. — Ржавчина коричневая, а жидкость в бачке — красная… В этот момент кто-то громко заверещал, да так резко и жутко, что Камышева мороз продрал по коже. Не сговариваясь, они с Эдиком бросились из столовой, мальчик, несмотря на свой испуг, помчался за ними. В коридоре уже собралась огромная толпа разновозрастных воспитанников и работников детского дома, в том числе пожилой врач и директор. Следователи, мягко, но уверенно отстраняя детей, пробрались к распахнутой двери в одну из комнат, куда как раз вошел взволнованный Иван Николаевич. В середине небольшого помещения с четырьмя кроватками стояла зареванная девочка, которую обнимала молодая воспитательница, а та указывала пальцем куда-то в стену. Камышев проследил за направлением и увидел на выцветших обоях огромное красное пятно. — Она за мной придет ночью! — захлебываясь слезами, протянула девочка. — Глупости, Таня! — строго сказал директор, склонившись над ребенком. — Никто за тобой не придет! Это всего лишь пятно от сока. А тот, кто это сделал, будет наказан. На последней фразе он повернулся к выходу и взглядом, не предвещавшим ничего хорошего виновникам неприятного розыгрыша, обвел стоящих воспитанников. — У меня такое же пятно сегодня ночью над кроватью появилось, — Камышев почувствовал, как кто-то дергает его за рукав, и, повернувшись, увидел испуганного Рому Старшинова. — Петя и Гарик! — окликнул директор двух воспитанников, которые тут же замахали руками, показывая, что услышали. Валерий посмотрел на них — уже довольно взрослые парни, лет по шестнадцать на вид. — Иван Николаевич, это не мы! — упавшим голосом проговорил один из них, рыжий и голубоглазый. — А кто? — развел руками Гальперин. — Сначала рассказываете младшим страшилки, потом пугаете их. Неужели не стыдно? — Иван Николаевич, жуткие истории мы действительно рассказывали, но больше ничего не делали, правда, — сказал второй парнишка, темноволосый и кучерявый, чем-то похожий на Апшилаву. — Оба ко мне в кабинет, — приказал директор и направился к выходу. Проштрафившиеся воспитанники, тяжело вздохнув, понуро пошли за ним. Оставшиеся дети обступили следователей, о чем-то возбужденно переговариваясь, но Валерий с Эдиком пробрались через их толпу и вошли в комнату. — Тебя как зовут? — Камышев обратился ко все еще плачущей девочке. — Таня? — Иванова Таня, — всхлипывая, проговорила она. — Почему ты так испугалась этого пятна? — спросил следователь. — Потому что оно Красное, — из глаз Тани снова брызнули слезы, и молодая воспитательница, встав рядом с девочкой на колени, крепко ее обняла. — Дядя милиционер, — Валерия подергали за рукав, и он сразу же догадался, кто это может быть. — Вы разве никогда не слышали историю про Красное пятно? Едва Камышев успел отрицательно помотать головой, как его сразу же окружили дети, наперебой принявшиеся объяснять, о чем идет речь и почему этого явления стоит бояться. Воспринимать информацию в форме галдежа было невозможно, поэтому калининский следователь призвал всех к тишине и выбрал в качестве докладчика Рому Старшинова. Поначалу тот смущался и запинался, но потом увлекся, и слушать его стали не только Камышев с Апшилавой, но и все остальные дети, а также молодая воспитательница, еще две женщины-педагога возрастом чуть за сорок и пожилой врач с профессорской бородкой.