Ему уже было известно о том, что в Андроповске действует капитан Волков из КГБ — вновь помогли друзья из тринадцатого. Но лишь на месте Борис узнал, насколько здесь все серьезно. Там, в Москве, ему не полностью раскрыли весь масштаб бедствия. И хоть до столицы уже доносились пугающие слухи, читатели «Московского вестника» думали, что дело всего лишь в распоясавшихся бандитах, на которых сломали зубы местные Анискины. Мол, рассекают по маленькому Андроповску жестокие убийцы на черной «Волге», возможно, иностранные шпионы или отечественные мафиози, о которых сейчас много стали говорить. Но мысли о чем-то более глобальном, более масштабном, вряд ли кому приходили в голову. А Лапин, анализируя совпадения в разных точках СССР и соседних стран, подозревал массовый заговор. В мистику и прочую паранормальщину ему верить не хотелось, и его собственной рабочей версией была разветвленная сеть западных диверсантов. А может, как еще раньше по секрету обмолвился один чекист-отставник, дело было в испытании секретного оружия, вышедшего из-под контроля. Как бы то ни было на самом деле, Борис поставил себе твердую цель выяснить это. Заселившись в андроповскую гостиницу, он планировал выйти на Волкова, чтобы узнать у него подробности, но знакомый предупредил его, что капитан плохо идет на контакт. Вера, спутница Волкова, на чары Бориса не поддалась, хотя он проявил все свои умения, ухаживая за ней в столовой. В итоге словоохотливый администратор Лев Гаврилович Бушматов «сдал» ему следователя из Калинина — Валерия Камышева, ведущего дело черной «Волги» от УВД облисполкома. О том, что Бушматов «двойной агент», Лапин с улыбкой понял сразу — тот чуть ли не записывал его нарочито странные вопросы, а лицо пожилого администратора читалось как раскрытая книга. Так и вышло — Бушматов, даже не заметив, что журналист рядом, тут же передал о нем информацию следователю. Молодой калининский сыщик Борису понравился — спокойный, уверенный в себе и знающий цену информации. И если капитан Волков из КГБ так и остался непробиваемой крепостью, то Камышев, правильно держа дистанцию, на контакт все же шел. И делал это профессионально — давал журналисту наводку, преследуя при этом свои цели. По большому счету использовал его, Лапина, журналистский азарт, но сам Борис не был против. Наоборот — ведь именно так он работал со своими друзьями в столичных органах. О местном сиротском приюте Лапин уже имел представление — в слухах и домыслах не было дефицита, достаточно было пройтись по магазинам и рядам центрального рынка. Уже знакомые ему синезубые, таинственная черная машина, загадочные исчезновения и еще целый ворох городских легенд вроде парка на костях, а также проклятого детского дома — Борис впитывал все это как губка, тщетно пытаясь найти рациональное объяснение. Он верил, что оно есть, просто нужно его откопать среди суеверного хлама. — Вот он, этот детдом, — таксист остановил возле старинного здания посреди мрачного леса. — Еще с царских времен остался. — Спасибо, — поблагодарил шофера Борис. — Сколько с меня? — По счетчику, — радушно пожал плечами таксист, но Лапин опытным взглядом считал в его глазах тонкий намек. — Вот, пожалуйста, — журналист отсчитал несколько купюр и монет, потом положил отдельно новенький хрустящий рубль. — А это, как говорится, вам на чай. — Всегда приятно иметь дело с воспитанными людьми, — заулыбался таксист. С Лапиным он попрощался как с закадычным другом, лихо потом развернувшись на маленьком пятачке и уехав на своей желтой «Волге» по направлению к городу. — Кис-кис-кис, — перед входом намывала спинку черная кошка, резво ускакавшая в кусты, едва журналист подошел к двери. Иван Николаевич Гальперин, директор детского дома, уже его ждал — они заранее договорились по телефону. Но обстановка в учреждении, как отметил Лапин, была тревожная. Он даже удивился, что ему на этом фоне все же не отказали в аудиенции. — Здравствуйте, Борис, — поприветствовал его Гальперин в пустом коридоре. — Добрый вечер, Иван Николаевич, — Лапин ответил на крепкое рукопожатие, осторожно затем оглядевшись по сторонам. Детские спальни в основном были закрыты, но из некоторых сквозь узкие щелочки в дверях выглядывали маленькие любопытные глаза и пыхтели носы. — Возможно, вы слышали, у нас тут ЧП… — директор виновато развел руками, а потом кивком головы пригласил Лапина следовать за ним. — Наш доктор, Савелий Прокофьевич Верховцев, пропал. Он у нас заядлый грибник, так что вряд ли заблудился. Боюсь, мы должны подозревать худшее. — В милицию вы ведь обращались? — осторожно поинтересовался Борис. — У милиции сейчас и так дел по горло, — Гальперин покачал головой. — Но мы, разумеется, сразу же сообщили. Вы знаете, раздражает то, что в лесу вокруг Андроповска сейчас куча милиции и военных, но ни эту чертову «Волгу» не могут найти, ни нашего доктора. Они вошли в кабинет директора, следом, покашливая и прихрамывая, шагала подтянутая и сухая женщина лет пятидесяти с туго собранными на затылке волосами. Борису ее движения показались неестественными, будто у зомби из американского фильма, который они с коллегами смотрели на закрытом показе. «Вроде бы еще совсем не старая, — отметил он про себя. — Хотя, возможно, это артрит или последствия раннего инсульта…» — Чай, кофе? — поинтересовалась женщина одновременно у Гальперина и журналиста. — Мне, пожалуйста, кофе, — попросил Лапин. — Ираида Петровна, будьте добры, — обратился директор к своей помощнице. — Мне как обычно. Женщина кивнула и, все так же прихрамывая, покинула кабинет. — Ну-с, — старорежимно выразился Гальперин. — Вы тоже хотите меня пытать на тему черной «Волги» и пожара восемьдесят четвертого года, когда меня здесь в помине не было? Разумеется, Лапин хотел задать и эти вопросы. Но, будучи опытным журналистом, понимал, что разговор с изначально настроенным против собеседником не состоится. А потому решил зайти с относительно безопасного фланга. — Иван Николаевич, я бы вас попросил рассказать о легендах про ваше учреждение, — вежливо сказал Борис, доставая портативный японский диктофон, подарок нынешнего редактора, и незаменимый блокнот. — Знаете, сейчас людям интересно все то, о чем раньше было не принято писать… — Понимаю, — директор заметно расслабился. — Я, конечно, не любитель всего этого паранормального… Но история у нашего детского дома и впрямь загадочная. Начнем с того, что пожар, случившийся до революции, это еще не все. О нем просто говорят чаще, потому что воспитанники погибли. Это ведь шок, кошмар, и неважно, когда такое произошло — до революции или после… Но о призраках здесь рассказывали еще при царе. — Обычное дело, — с пониманием кивнул журналист. — В каждом уважающем себя городе обязательно должен быть дом с привидениями. Только Октябрьская революция это правило отменила. Гальперин сделал вид, будто не понял шутку, и продолжил. Ираида Петровна тем временем принесла кофе для Лапина и какао для директора, аккуратно, насколько это возможно с трясущимися руками, расставила чашки на столе и все той же разболтанной походкой вышла, притворив за собой дверь. — У воспитанников было поверье, — говорил Иван Николаевич, — будто под зданием есть подземный город. Не знаю точно, кто его якобы построил, но этот кто-то, опять же по легенде, спрятал в галереях весьма ценный клад. В общем, стандартная история с сокровищем… Кстати, она довольно известна — мне рассказывали, сюда еще в шестидесятые пытались копатели приезжать, но их милиция задерживала. У детей, правда, иная версия. — Какая же? — полюбопытствовал Лапин. — Будто все они пропали в западном флигеле, — ответил Гальперин. — Том самом, который сгорел. Вы наверняка обратили внимание, что он не действующий. И вот будто бы копатели забирались туда, находили проход в этот подземный город, а там… По стеклам в окне директорского кабинета забарабанил дождь, что-то ярко сверкнуло. «Гроза в сентябре?» — удивился Лапин, а потом похолодел. В короткой вспышке проявилось перекошенное болью лицо с темными провалами глазниц и тут же исчезло. «Глупость какая, — отругал сам себя Лапин. — Облака испугался… Подумаешь, осенняя гроза. И не такое бывает. Значит, потеплеть должно». — Так вот, — Гальперин тем временем обернулся, видимо, тоже заметив блеск странной молнии без грома, но никак это не прокомментировал. — Будто бы там они находили старинные золотые монеты, которые нельзя ронять. — А что в таком случае происходило? — дождь усиливался, слегка убаюкивая расслабившегося журналиста. О жутком лице во вспышке он уже не вспоминал. — Когда хотя бы одна такая монетка падала, из нее появлялись желто-зеленые люди и разрывали несчастного заживо, — усмехнулся директор. — Потом они якобы исчезали. Вы не представляете, Борис, сколько бессонных ночей проводят наши педагоги после таких рассказов. А вытравить их, увы, никак нельзя. У нас один мальчик, Рома Старшинов, очень впечатлительный. На самом деле нашел старинную монету во время прогулки и теперь таскает ее с собой везде. Лишь бы не уронить. — А еще какие-нибудь жуткие байки знаете? — Лапин не спешил переходить к «Волге» и трагическим судьбам воспитанников детского дома. Пусть лучше Гальперин отвлечется на истории для рассказов в темноте, а потом… — Да сплошная чепуха, — покачал головой директор. — То же самое, что мы с вами в пионерлагерях слышали, пусть у нас и разница в возрасте… Хотя, говорят, над входом здесь статуи крылатых демонов были. После революции их откололи, и куда они в итоге делись — никто не знает. Но будто бы по ночам они иногда проносятся над детским домом, и в этот момент нельзя выходить на улицу. Схватят и улетят, не сыщешь потом. Слушайте, Борис, быть может, вы лучше с детьми пообщаетесь? Но только со старшими, а то младших нам потом всем персоналом успокаивать. — Да, если вы позволите, — улыбнулся Лапин. — Обещаю не мучить детей расспросами. Отказываться нельзя, думал он в этот момент, иначе Гальперин что-то заподозрит. А так и сами дети вполне могут рассказать не только страшилки, но и что-то полезное. Наверняка ведь истории с монетами и исчезнувшими копателями не возникли на пустом месте. И эти статуи демонов — в западноевропейской традиции их, кажется, называли горгульями. — Отлично, — расслабленно улыбнулся директор. — Я вас познакомлю с Петей и Гариком. Это друзья не разлей вода, а еще мастера истории рассказывать. Глава 38. Западный флигель Петя и Гарик, подростки шестнадцати лет, проживали в одной комнате еще с двумя парнями — смуглым Равшаном и вихрастым Виталиком. Но эти оба держались скромно, а заправилами в этом маленьком сообществе явно были мастера историй, как назвал их директор. — Значит, про нас в газете напишут? — глаза Пети блестели от предвкушения. — Не совсем про вас, — поправил его Лапин. — Про ваш детский дом и его легенды. — Если честно, дядя Боря, это жутковатое место, — вздохнул Гарик. За окном продолжал лить холодный осенний дождик, ветер качал вековые сосны, и в подступающей темноте это производило гнетущее впечатление. Даже странно, почему этот приют построили именно здесь, подумал журналист. При царе-то, может, и не подумали об этом, но потом ведь можно было перенести детдом в современное здание в какой-нибудь светлой березовой роще? — А что в этом месте такого жуткого? — вслух поинтересовался Лапин. — Ну, вы же не просто так сюда приехали? — развел руками Петя. — Знаете, что этот приют горел, куча детей погибло, призраки ходят… То есть мы-то их, если честно, не видели, но старшие, которые недавно выпустились, нам говорили, что встречали привидений. — И дэвы по ночам прилетают, — неожиданно добавил молчавший до этого Равшан. — Ну, демоны, если по-русски. — Это которые появились после исчезновения статуй? — показал свою осведомленность Борис. — Есть и такая история, — кивнул, подтверждая, Гарик. — У нас тут давно очень женщина работала уборщицей. У нее еще лицо красное было, ее некоторые старшаки из-за этого дразнили. Так вот она рассказывала, что раньше в нашем городе жили охотники на нечисть. Они демонов ловили и их в статуи запечатывали. Вот эти фигуры, про которые вы говорите, как раз одни из таких. «Занятная легенда, — подумал Лапин. — Эдакая инквизиция… Странно только, что про этих демоноборцев ничего в краеведческой литературе нет. Хотя это ведь пережиток старого строя, неудивительно. Но, с другой-то стороны, должны же какие-то упоминания остаться? В архивах, например. Надо, пожалуй, туда наведаться». — Эта женщина говорила, что после революции безбожники-комиссары статуи сняли и разбили, — продолжал тем временем черноволосый курчавый Гарик. — Тем самым они освободили демонов, они в кого-то вселились и с тех пор обитают где-то рядом, охотясь на детей. — Тут спать всегда очень страшно, — вновь подал голос Равшан. — Какое-то неприятное очень чувство… — Это правда, — неожиданно подтвердил Петя. — Заснуть тяжело. Младшие иногда жалуются, что в коридоре у дверей как будто всю ночь кто-то караулит. А если свет включить, никого нет, и ощущение пропадает. Поэтому у нас мелкота, кто повпечатлительнее, с включенными лампами спит. — И что, персонал не ругает? — поинтересовался Лапин. — Ругает, — уверенно кивнул Петя. — Просто ребята ждут, пока все уснут, и только тогда включают. — А вы? — Борис по очереди посмотрел на каждого из ребят. Подростки мялись. Видно было, что их и вправду что-то тревожит, тем более что они уже начали ему открываться, но вот признание в том, что они, взрослые парни, спят со светом, потому что боятся неизвестного в темном коридоре… Нет, это им явно давалось с трудом. — Иногда, — тихо сказал Виталик, но главное, что это прозвучало. — Вы ведь не будете смеяться? — Ни в коем случае, — заверил его и всех остальных Лапин. — Но вы же при этом никого на самом деле не видели? Того, кто в коридоре стоит? — Не видели, — кивнул Гарик. — Но ощущение есть.