— Я так понимаю, вы хотите арендовать Маррит Грейндж, — сказал он, глядя на меня с некоторым любопытством. — Да, да. Это прекрасное место для врача, который находится посередине между двумя поселениями, даёт возможность брать и тех, и других пациентов. Хорошее местоположение, сухой и целебный воздух, пять акров хорошей земли и фруктовый сад. Действительно, очень желанный дом, — заключил он с сухой улыбкой, — и его можно арендовать со всей обстановкой на десять лет за умеренную плату! — Я не думал брать его с мебелью, — ответил я после паузы, — но это не помеха, конечно, если мебель приличная. — О, мебель бесспорно прочная и в достаточном количестве, доктор Фелпс, — кивнул он. — Последний арендатор покинул дом два года назад, но я хорошо присматривал за этим местом на случай, если кто-нибудь захочет жить в нём. Вы увидите, что дом элегантен, необычайно удобен и совсем как новый. Возможно, вы хотели бы посмотреть на него? — спросил он, взглянув на меня с сомнением. — Конечно. Я никак не могу заключить сделку без должного осмотра. — Разумно, — сказал он, выбирая нужные ключи из связки на стене. — Если вы не заняты, мы можем пойти прямо сейчас, чтобы не терять времени. Поскольку такой вариант совпадал с моими намерениями, я с готовностью согласился, и через несколько минут мы уже были на пути в Грейндж. Дарвер, худой и удивительно мрачный, рассказывал о комфорте дома, превосходстве его расположения и умеренной арендной плате. Когда он затронул последнюю тему, я был удивлен тем, насколько небольшую сумму требовалось внести за такой хорошо обставленный и большой особняк. Мы стояли в гостиной рядом с одним из трех французских окон, выходивших на каменную террасу, за которой раскинулась лужайка, опоясанная лавровыми деревьями. В центре зелени стоял солнечный циферблат, а широкие пологие ступени вели с террасы к гравийным дорожкам. По другую сторону пролегала дорога, а справа и слева я мельком увидел красные крыши и скудные дымоходы. Все это, вместе с белеющими вдали волнами Канала, выглядело чрезвычайно радостным под ярким солнцем, и я был более чем когда-либо полон решимости приобрести дом. Но смехотворно маленькая арендная плата удивляла, и во мне закрались подозрения. — С канализацией все в порядке, мистер Дарвер? — Да, доктор, в идеальном порядке. — Хм, прекрасное место, уютный дом, — с сомнением сказал я. — Почему он столько пустовал? — Дом сдавался несколько раз, — сказал г-н Дарвер, — но каждый раз арендаторы съезжали. — По какой причине? — Потому что они были дураками, — сказал он насмешливо, — ни один из них не остался дольше, чем на месяц. — Но арендная плата, которую вы просите, очень мала, учитывая все преимущества. — Именно так, доктор. Это возможность, которая выпадает не каждый день. — Возможность настолько прекрасная, что, мне кажется, должен быть какой-то недостаток! — сухо заметил я. — Ну же, мистер Дарвер, что не так с этим местом? — Ну, доктор, — сказал он, звякнув ключами, — я в любом случае собирался рассказать вам, поэтому сразу скажу, как есть. Говорят, в этом доме живут призраки. Я рассмеялся. Мои опасения не оправдались. — Ха! Все призраки исчезли, ещё когда начали использовать газ! Вы не можете напугать меня этими детскими сказками. — Рад это слышать, — мрачно сказал Дарвер, — предыдущие арендаторы думали так же, но, несмотря ни на что, через месяц собрали вещи и съехали. — Это уже интересно, — сказал я с презрением, которое не старался скрыть. — Вы верите в призраков? — Не могу сказать. Я никогда не ночевал там, — последовал лаконичный ответ. — Профилактика лучше лечения? Да? Что ж, мистер Дарвер, в каком виде появляется призрак — в белой простыне, ржавых доспехах, парчовом платье или как? — Это невидимый призрак, — ответил Дарвер. — Ничего не видно, ничего не слышно, но это просто ощущается. Объяснение было настолько нелепым, что я не стал тянуть дальше с заключением сделки. Эту бессмыслицу о чем-то сверхъестественном с лихвой перекрывало преимущество низкой платы. Действительно, думая о своем скудном бюджете, я мысленно благодарил призрака за то, что он настолько ее уменьшил. — Ну, мистер Дарвер, — быстро сказал я, — даже если другие опасаются жить в нём, я арендую этот дом. Давайте вернемся к вам в офис и обсудим этот вопрос. По дороге можете рассказать мне историю, откуда возникла вера в то, что Грейндж наводняют привидения. — Значит, вы действительно берёте этот дом? — воскликнул Дарвер с заметным удовлетворением. — Сразу же. Как только договор аренды будет подписан, я перееду и начну работу. Я надеюсь изгнать призрака, и если сделаю это, арендная плата, конечно, должна остаться на том же уровне. В арендном договоре следует уделить этому внимание. Ну, мистер Дарвер, расскажите мне эту историю, я хочу знать, чего же мне ожидать. — Это связано с одним исчезновением, — быстро начал Дарвер. — Миссис Бруней жила здесь десять лет назад. Она была богатой старой вдовой с недоверием к банкам и инвестициям и поэтому хранила большую часть своего богатства в доме. Будучи скупой, она держала только двух слуг: женщину, почти такую же старую и столь же скупую, как она, и мужчину, который был значительно моложе обеих. Они жили, перебиваясь с хлеба на воду, и, если в двух словах, все трое исчезли за одну неделю, и о них больше никогда не слышали. — Это, конечно, странно, что три человека исчезли одновременно. — Так все и решили, — ответил Дарвер, пожав плечами. — Но убил ли мужчина двух женщин, или они убили его и сбежали, трудно сказать. Наследники миссис Бруней не нашли денег в доме, так что, без сомнения, в этом деле был замешан грабеж. — Очень неприятная история, — ответил я, — эти трое не могли быть убиты, иначе нашлись бы доказательства преступления. С другой стороны, насколько я понимаю, не было причин, почему они могли исчезнуть. Тем не менее я принимаю рассказ как он есть, хотя и не вижу связи между исчезновением трех человек и вашим призраком. — Всё просто. Наследники миссис Бруней решили сдавать дом со всей обстановкой, и арендатора быстро нашли, ведь, как вы видите, особняк в прекрасном состоянии. Но менее чем через месяц жильцы сбежали, сказав, что потустороннее проникло в дом, заставило их вставать с постели и бродить по дому. Более того, они настаивали на том, что что-то или кто-то неизменно смотрел на них из-за плеча, когда они говорили, или ели, или читали. Короче говоря, они заявили, что в доме кто-то есть и они не могут жить спокойно, поэтому они уехали. Следующие жильцы рассказали ту же историю и поступили таким же образом; так же, как и в третий раз, пока не пошли слухи, что Грейндж — это дом с привидениями. Конечно, слух в разы сократил размер аренды, поскольку ни один человек не собирался здесь жить. Вы первый за двенадцать месяцев, решивший бросить вызов суеверию. Конечно, — многозначительно добавил Дарвер, — если вы все еще придерживаетесь того же мнения. — Неужели я ребенок, которого пугает страшилка? — резко ответил я. — Конечно, я не передумал. Если это дух или призрак, или как вы это называете, может заставить трудолюбивого доктора не спать и трудится до полуночи, я готов поверить в спиритизм. Однако, поскольку такое вряд ли произойдет, я просто арендую дом. Придя к такому решению, я не терял времени зря и в течение двух недель полностью переехал в Грейндж. То, что я пережил уже в первую ночь, заставило меня поверить, что у бывших жильцов действительно имелся повод покинуть столь зловещий особняк. ГОСТИНАЯ, КАК Я уже сказал, освещалась тремя французскими окнами, которые выходили на террасу. Это была большая и высокая комната, скудно обставленная старомодным образом и пронизанная холодной атмосферой, наводящей на мысль о призраках. Здесь было самое подходящее место, чтобы потустороннее явило себя, и, стремясь проверить правдивость необыкновенной истории Дарвера, я ждал в этой комнате весь первый вечер, ожидая чего-то сверхъестественного. Несмотря на июньскую жару, комната, долгое время остававшаяся необитаемой, была настолько холодной, что я зажег огонь и пододвинул свой стул к веселому пламени, размышляя над новой медицинской работой, которая недавно появилась. У меня были крепкие нервы и стойкий скептицизм, поэтому я был вполне готов столкнуться с силой, которая обратила в бегство бывших жильцов. Дважды или трижды я смотрел на закрытую дверь, ожидая, что она откроется и впустит призрачные силуэты миссис Бруней и ее слуг; но, разумеется, ничего подобного не произошло, и было уже около одиннадцати часов, когда я почувствовал первое проявление невидимого. Затем понял, что кто-то смотрит через мое плечо, пока я читаю. Резко обернувшись, я ничего не увидел, разумеется; и в смятении засмеялся над мгновенной паникой, охватившей меня. Такое же ощущение возникло через десять минут, и я снова ничего не увидел. Тогда мысль о том, что в комнате было что-то или кто-то, укоренилась в моей голове, и, положив книгу, я медленно зашагал вперёд-назад по полированному полу. Одна затененная лампа, поставленная на маленький столик у самого огня, освещала огромное помещение и проливала пучок света в окружающем мраке. Для адекватного освещения такого большого пространства было необходимо больше света, но я решил дать призраку все шансы и решил, что полумрак окажется более благоприятен для его появления. Пока минутная стрелка ползла к двенадцати, я занервничал. Мои трое слуг находились в отдаленной части особняка и были измотаны распаковкой и расстановкой мебели. Они, без сомнения, крепко спали. Во всем этом пустынном месте я был единственным бодрствующим существом, и, в прохладной гостиной наедине с невидимым существом, честно признаюсь, мои нервы начали шалить. Напрасно я напоминал себе о своем несокрушимом скептицизме, о том, что духов не существует, что я опровергал существование сверхъестественного. Все это было бесполезно, потому что чувство, будто кто-то шел рядом со мной, становилось все сильнее и сильнее, пока я не впал в панику. — Сейчас, — сказал я вслух, и звук моего собственного голоса несколько восстановил мою смелость, — я нахожусь в состоянии, которое может допустить появление потустороннего. Если здесь есть какой-нибудь призрак, пусть он или она появится. Призрак не принял мое приглашение, и тишина, казалось, стала ещё больше тяготить, хотя иногда она нарушалась потрескиванием огня. Рассказанная история и моя нынешняя изоляция от людей настолько сильно подействовали на мои нервы, что я неожиданно обнаружил себя стоящим в центре комнаты, напрягая слух и глаза. Конечно, я не видел и не слышал ничего, что могло бы вызвать хоть малейшее подозрение. И все же я заметил холодный пот у себя на лбу, а моя рука задрожала, когда я вытащил носовой платок. Внезапно, абсолютно неожиданно, я услышал легкий шаг на террасе. Что-то прошло первое окно, второе, и нерешительно остановилось у третьего, которое было дальше всего от того места, где я стоял. В это мгновение я представил себе глаз, смотрящий в комнату сквозь щель в венецианских жалюзи, разглядывающий одинокого человека, застывшего в полумраке в неподвижности. Никогда до этого момента я не испытывал страха, поэтому могу с уверенностью сказать, что я не трус; но мои стальные нервы и неисправимый скептицизм не могли помочь справиться со смертельной тревогой, которая охватила меня в тот момент. Казалось, я пережил столетие мучительного страха, и затем, приложив нечеловеческие усилия, вернул власть над своими конечностями и бросился к третьему окну. С невероятной быстротой я раскрыл шторы и распахнул окно, чтобы увидеть — ничего. Передо мной раскинулись широкие просторы террасы, неглубокие ступеньки, зеленая лужайка с солнечным циферблатом в центре и изгороди из лавра, темные и мрачные. Всё было покрыто холодным лунным светом, неподвижным и белым, и я не слышал и не видел ничего необычного, странного или потустороннего. — Ба! Я как ребенок, — сказал я, закрывая окно, но оставляя жалюзи открытыми, чтобы наблюдать за возможным посетителем. — Эта пустота и одиночество давят на нервы. Я пойду спать и завтра предприму меры, чтобы выяснить причину этих глупых страхов. Я больше не слышал шагов, и, как ни странно, ощущение присутствия чего-то в комнате прошло. Я пришел в себя и, потушив огонь, взял книгу и лампу и отправился спать. Насколько я понимал, время духов на эту ночь закончилось. Мне было не жалко выходить из странной атмосферы гостиной. Оказавшись в безопасности, лежа в постели, я посмеялся над своими страхами и удивился, почему мой хвастливый скептицизм не смог защитить меня в час нужды. И все же я не мог не признать — в гостиной появлялось нечто, что нельзя объяснить обычными законами природы. Чувство невидимого присутствия, отголоски шагов, смертельная дрожь и последующий паралич — все это кричало о чем-то сверхъестественном. Я не верил в призраков. Я смеялся и презирал рассказы о домах с привидениями. И все же теперь, когда сам приобрел так называемый дом с призраками, я погрузился в серьёзные сомнения по поводу своего скептицизма. С этими мыслями я заснул беспокойным сном. Не знаю, когда я проснулся, так как, протягивая руку за спичками, уронил их на пол и не смог найти. В темноте я не мог видеть время, и поэтому лежал, размышляя, почему так неожиданно пробудился ото сна. Это не было постепенным пробуждением, но в одно мгновение я открыл глаза и сел в постели, полностью овладев своими чувствами. Каждый нерв покалывал, каждый мускул был напряжен, каждая клетка настороже — почему, не знаю. Густая тьма казалась холодной и тяжелой, когда я сидел в страхе; по-видимому, забытый Богом и переданный силам эфира, в существовании которого я ранее был твердым неверующим. В исследованиях работы мыслей есть идея того, что намерение сделать что-либо возникает в сознании субъекта ещё до осознания самой мысли. Мысль растет и развивается до тех пор, пока разум не даст сигнал телу, и индивидуум, получив толчок, движется к желаемой цели с помощью непреодолимого импульса. В этот момент мои чувства были точно такими же. В моей голове мелькнула мысль — откуда, не знаю, — которая побудила меня подняться, поэтому, механически подчиняясь импульсу, которому не мог сопротивляться, я вскочил с кровати и накинул халат на плечи. Больше ничего не надевая, с босыми ногами на холодном полу, я стоял в густой темноте. Простой инструмент, мой разум, был бессилен, находился во власти какой-то невидимой силы. Это был не транс, ведь я знал, что делаю, и не сомнамбулизм, ведь мой мозг был совершенно открыт для внешних впечатлений. И вот я, Эдвард Фелпс, практикующий врач, скептик, человек науки, стоял, как ребенок, ожидая приказа какой-то силы, о которой ничего не знал, которую не слышал и не понимал. У меня не было времени подумать об истории Дарвера или упомянутом в ней присутствии чего-то потустороннего; все мысли были направлены на то, чтобы повиноваться приказам, которые, казалось, незаметно проникли в мой разум. На мгновение я задержался у кровати, повинуясь неведомому импульсу — словно кто-то проник в мои мысли — и подошел к двери. Выйдя в темный коридор, я скользил, как призрак. Я повернул направо, спустился по лестнице, пошел налево и остановился перед дверью гостиной. Как в стихотворении Шелли, дух в моих ногах потянул меня вперед, хотя куда именно, я не мог понять. Все попытки избавиться от властного заклинания были тщетны, и, хотя я колебался у двери — боролся с импульсом, в конце концов пришлось подчиниться. Я вошёл в гостиную и увидел красное сияние огня на полированном полу. С почти дьявольской ловкостью я уклонялся от мебели — это было крайне странно, поскольку я совсем не помнил обстановку — и направился к третьему окну. Жалюзи всё ещё были открыты, и я посмотрел на белый, холодный мир, спокойный и странный. Снова я пытался побороть импульс; снова он победил мой разум, и я поднял руку к защелке окна. Оттуда, по небольшим ступеням, я вышел на террасу, пошёл по мокрой траве и, наконец, положил руки на холодный камень циферблата. Влияние исчезло, и я с недоумением огляделся, размышляя о том, что делаю на улице так рано утром. В этот момент луна отбросила тень человека на траву рядом со мной. Я с криком повернулся, и он вцепился в моё горло. Мы покатились по траве, и я пытался спастись от его цепких пальцев. Каким бы сильным я ни был, он был сильнее и в конце концов взял верх. Прижав меня к земле, он схватил меня за горло, чтобы я не мог закричать; потом я потерял сознание. Что-то потустороннее привело меня к смерти. ЧЕРЕЗ ТРИ НЕДЕЛИ я пришёл в сознание и вернулся в земной мир, стриженый, выбритый, ослабевший и с пустыми глазами. Моя память обрывалась на моменте борьбы рядом с солнечными часами, причину которой я не мог понять. Я был удивлён, что оказался прикованным к кровати. Дарвер, который ежедневно навещал меня, вскоре пролил свет на происходящее. — Рад видеть, что вам лучше, доктор Фелпс, — сказал он с сухой улыбкой. — Мы очень переживали за вас. Если бы прохожий на дороге не был привлечен вашими криками и звуками борьбы, этот человек наверняка задушил бы вас. — Кем был этот человек, Дарвер, и почему он хотел меня убить? — А это, доктор, самая странная часть всей истории. Этот человек не кто иной, как слуга миссис Бруней, который убил ее девять лет назад ради денег. — Невозможно! — воскликнул я, совершенно сбитый с толку этим неожиданным заявлением. — Напротив! Он полностью признал свое преступление. Похоже, что служанка, о которой я вам говорил, была его матерью. Они оба знали, что миссис Бруней держала большие суммы в доме, и решили ограбить ее. К несчастью для себя, она поймала пару с поличным, поэтому, чтобы скрыть вину, сын убил старую женщину, а при содействии своей ведьмы-матери похоронил тело под солнечным циферблатом. Затем они сбежали со своими трофеями в Америку и жили там в своё удовольствие. Но раскаяние преследовало обоих, и мать умерла, в то время как сын, всегда опасаясь, что преступление будет раскрыто, вернулся в Денхемптон и внимательно следил за домом. — Чтобы знать, будет ли обнаружено тело его жертвы, я полагаю. — Именно так. Он видел, как жильцы поселялись в доме и покидали его, так что секрет был в безопасности. Затем появились вы, и в первую же ночь убийца наблюдал за гостиной из тени лавров. Он прокрался на террасу и увидел, что вы стоите в центре комнаты. — Ах, — прервал я его, вспоминая шаги. — Я слышал, как он крался вдоль террасы в ту ночь. — Именно так, и вы подошли к окну, но к тому времени он вернулся в своё укрытие. Он признался в этом среди всего прочего. Затем, когда вы вышли из дома рано утром и подошли прямо к солнечным часам, он подумал, что вы каким-то образом обнаружили его секрет. Вы стояли над могилой миссис Бруней. — Так он пытался убить меня, чтобы скрыть свое прежнее преступление? — Да, но, как я уже говорил, случайный прохожий проходил мимо, помешал ему и спас вас. Злодей признался, и мы начали копать под циферблатом, где и нашли скелет миссис Бруней. Вы были больны в течение трех недель, но скоро уже будете достаточно здоровы, чтобы предстать перед судом и дать показания о том, как узнали, что тело находилось под циферблатом… — Я этого не знал, я ничего не знал. Духи, о которых вы говорили, подняли меня с постели и привели к циферблату. Я не могу объяснить это. — Значит, вы верите в мою историю, — Дарвер с удовлетворением кивнул. — У меня нет выбора. Каким бы скептиком я ни был, что-то заставило меня найти могилу убитой женщины. — Без сомнения, именно ее дух заставил вас отомстить за ее смерть. — Возможно. Мой скептицизм уже не такой неисправимый, как раньше. Однако в одном я уверен: теперь, когда преступление раскрыто и преступник, вероятно, будет наказан, призрак миссис Бруней больше не будет беспокоить Маррит Грейндж… — Что?! Вы все ещё намерены оставаться в доме?