– Вы не знаете, есть ли дочь у Греты? – Н-не знаю. – Сильва удивился вопросу не меньше. – Мне кажется, у нее нет детей. Она же сама сказала, что у них с мужем не было детей. Шлоссер ответил в трубку: – Он не знает, говорит, что у Греты не было детей… Что? Дай ей трубку… – Йозеф казался растерянным. – Да. Добрый день, фрау. Подполковник Шлоссер. Про чью дочь спрашивал Шлоссер? Греты? Сильва ничего не понимал. Но подполковник, видимо, тоже ничего не понимал. Он слушал, о чем говорила женщина, чуть покачивая при этом головой. Удивление на его лице перерастало в легкое недовольство. – Фрау Шпонгейм, мы будем в Шаттене через три часа. Максимум. Вы можете нас дождаться? Хм… Но иначе нам придется встречаться в полицейском участке! Спасибо. Оставляю вас в обществе Доминика. Он отключил телефон. Посмотрел на Сильву: – Ну как? Что вы об этом думаете? – О чем, Йозеф? – Позвонил Доминик и сказал, что в Шаттен прибыла фрау Шпонгейм и сказала, что она – дочь Греты. Ей пришла эсэмэска, что мать при смерти. – Что? Грета при смерти? – С Гретой как раз все нормально, мне прислали сообщение, что ее вывели из комы, состояние стабильное, чувствует она себя хорошо. Лучше, чем предполагалось. Но откуда взялась дочь? – А это точно ее дочь? Грета никогда не говорила, что у нее есть дети… В доме нет фотографий девочки. Есть рамка с фотографией внучатых племянников, внуков ее брата. Никакой девочки я не видел. – Фрау не девочка. Скорее, бабушка. – Какая бабушка? – Сильва, значит, по сути вы мне ответить не можете? – А в чем суть? – Пфф… – Шлоссер фыркнул. – Есть ли у Греты дочь? Вот в чем вопрос! Или эта мадам – мошенница? Самозванка! – Я только знаю, что Шпонгейм – девичья фамилия Греты. – А… Ну да, если эта дама действительно Шпонгейм, то вполне может быть дочерью… – он поднялся, – идемте на посадку, все пассажиры уже зашли в самолет, мы, кажется, последние. Сильва вдруг рассмеялся. – Вам смешно? – Шлоссер тоже улыбнулся. – Я тут подумал… у нас появился второй подозреваемый! Вернее, подозреваемая. Почему-то он сказал это очень весело. В Шаттен прибыли даже раньше, чем обещали: через два с половиной часа машина Шлоссера остановилась у синего «Оппеля» фрау Шпонгейм. – Номерной знак Земли Баден-Вюртемберг, – коротко бросил он и направился в дом. Конечно, первым их встречал Теодор. Он сидел у двери в царственной позе точно египетская статуэтка: хвост полукругом обвивал задние лапы и чуть подрагивал от нетерпения. Увидев Сильву, кот заурчал как паровоз и тут же напросился на руки. Сильва поднял его, обнял… Губы расплылись в улыбке, а некоторое напряжение, которое, безусловно, имелось в связи с предстоящей непредвиденной встречей с дочерью Греты (еще предстоит в этом убедиться!), куда-то испарилось. Нет, определенно, этот котейка имеет власть над ним! – Добрый вечер, фрау. Спасибо, что согласились подождать. – Вы мне не оставили выбора. Ходить по полицейским участкам у меня нет желания, – не очень любезно начала разговор фрау. Сильва рассматривал женщину. Определенное сходство с Гретой, конечно, было. И даже не в лице (как раз в лице похожести было мало), а вот осанка, манеры, что-то неуловимое в поведении говорили о том, что фрау Шпонгейм – не самозванка. Сильва вспомнил, какой он увидел шестиюродную тетушку двадцать лет назад… Вот эта женщина была похожа на ту, пятидесятитрехлетнюю Генриетту. Стройная шатенка, стильно одетая. За дымчатыми очками прятался тревожный взгляд, а подрагивающие пальцы скрывали нервозность. Она не использовала макияж (разве что чуть губной помады), отчего белая кожа казалась слишком бледной и даже какой-то болезненной. По мере того, как беседа развивалась, ее тревога и нервозность спадали, лицо становилось более спокойным, даже появился легкий румянец на щеках. – Фрау Шпонгейм, согласитесь, ваш визит оказался большим сюрпризом для нас. – А для меня большим сюрпризом было увидеть в Шаттене полицейского, а теперь еще и следователя по уголовным делам. А этот молодой человек, – она кивнула на Сильву, – вообще не представился. Что вы все делаете в этом доме? Сильва хотел ответить, но Шлоссер опередил его. – Это Сильвестр Эппенштейн. Гость вашей мамы. И ваш дальний родственник. Она рассматривала Сильву, вскинула брови: – Родственник? Это же с какой стороны? – Со стороны Луитпольда Эппенштейна, – гордо (он и сам не понял, почему так гордо прозвучала эта фраза!) произнес Сильва. – Ах, вы тоже увлекаетесь этими бреднями… – Чем, простите? Какими бреднями? – Генеалогическим деревом. Мать любит историю, копается во всевозможных архивах, библиотеках. А что толку? Значит, вы родственник в десятом колене? – Почему же, в десятом? В шестом! – Сильва даже несколько обиделся. – Ну да, это имеет значение конечно же, – ее тон никак не скрывал саркастических интонаций. – Вы приехали в дом к моей матери, и она почему-то сразу попала в больницу. Сильва аж задохнулся от такой несправедливости. Эта женщина только что обвинила его в том, что из-за него Грета попала в больницу. Он хотел ответить ей побольнее, даже приготовил грубую фразу, но враз как-то сник. В сущности, фрау права: именно из-за него с Гретой случилось несчастье. Наступила неловкая пауза. Она ждала ответа, а Сильва молчал. – Ладно… – она вдруг сбавила тон. – Мне сказал обер-лейтенант, что мать в больнице. Я не понимаю, что произошло. А еще мне кто-то прислал эсэмэску, что Грета при смерти. Это так? – Нет, это не так, фрау Шпонгейм. – Эмма… Меня зовут Эмма. – Это не так, фрау Эмма. Можно мне посмотреть, что написано в сообщении? – Сначала вы расскажите мне, что здесь произошло? – На вашу маму было совершено покушение. Ее пытались отравить. Скорее всего, отравить хотели Сильву, но так случилось, что именно Грета выпила отравленный чай. Шлоссер рассказал вкратце, что произошло в доме и как подставная Анка заварила чай с ядовитой травой. – …поэтому со вчерашнего дня здесь находится полицейский, – закончил он. Эмма слушала рассказ следователя с недоверием. – Я все равно не понимаю, – она пожала плечами, – зачем Анке травить мою мать? – Я же вам сказал, что отравить хотели Сильву… – А его зачем? Сильва и Шлоссер переглянулись. Действительно, зачем? И как объяснить это Эмме? А если она разыгрывает непонимание? Хотя, честно сказать, ее недоумение казалось очень искренним. – Это сложно объяснить. – Сильва подбирал слова. – Э-э… давняя история. В общем, я приехал погостить у Греты. Три года назад она гостила у меня в Москве… – Вы русский? – Эмма сняла очки. На лице отразился испуг. – Да. Вас это смущает? – Н-нет… Вы отлично говорите по-немецки. Вот я и удивилась. – Мои предки по отцу – немцы. – Вы говорите, что моя мать была в Москве? – Да, три года назад. А теперь я… э-э… с ответным визитом… Сильва не знал, надо ли рассказывать ей о гибели отца и прочих событиях. Он вообще не знал, что ей можно говорить, а что – нет. Он с мольбой посмотрел на Шлоссера: выручайте! – А теперь, позвольте все же узнать, как случилось, что никто не знал о вашем существовании? – Что значит, никто? Все, кому надо, знали. Просто мы поссорились с матерью. И не общаемся. – Давно поссорились?