Часть 36 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нацистская партия.
– Да, национал-социалистическая немецкая рабочая партия. Вероятно, и про отряды «Мертвая голова»33 ты слышал?
– Ты имеешь в виду дивизию «Мертвая голова»? Она была разбита под Харьковом в сорок третьем году, насколько я помню из истории.
– Правильно, дивизия – одно из первых соединение войск «Эс-эс» – была сформирована на основе отрядов. А отряды были созданы для охраны лагерей смерти еще в тридцать третьем году.
Грета качнула головой, поменяла позу, сложила руки в замок, подперла ими подбородок. Какое-то время молчала.
– А наименование «Эр-эс-ха-а»34 тебе знакомо?
– Э-э… полиция?
– Это был руководящий орган политической разведки и полиции безопасности нацистской Германии. – Грета говорила спокойно, несколько даже отстраненно. – Понимаешь, куда я клоню?
– Не совсем.
– Гуго с шестнадцати лет состоял в нацистской партии. В восемнадцать пошел служить в абвер простым шифровальщиком. В тридцать пятом году произошло разграничение полномочий всех спецслужб, абверу достались военные задачи, а все гражданские полномочия получило «Эр-эс-ха-а». Высокопоставленный родственник Гуго предложил ему службу в отряде «Мертвая голова». А с сорок второго года Гуго перешел на работу в главное управлении полиции безопасности, причем в одно из самых бесславных подразделений – четвертое.
– А что это за подразделение?
– Гестапо. Тайная полиция рейха.
– Которой руководил Мюллер?
– Да… – она удивилась. – А говорил, что не интересовался историей.
– Я просто несколько раз пересматривал фильм «Семнадцать мгновений весны».
– Наверное, хороший фильм?
– Отличный! Двенадцать серий о советском разведчике полковнике Исаеве, который работал под именем Штирлица в центральном аппарате «Эс-дэ»35. Конец войны, февраль-март сорок пятого года. Кстати, фильм показывали в ГДР. Есть дублированный на немецкий язык вариант. Так что советую посмотреть. В нем Мюллер является одним из главных героев. Отрицательный, естественно. Но о зверствах гестапо я знаю не из фильма о Штирлице. Значит, Гуго Эппенштейн работал в гестапо? – спросил Сильва без всякого перехода. – И он избежал наказания, так?
– Да, именно так.
– Поэтому и поменял фамилию? Чтобы впоследствии никто не смог установить связь между ним и преступлениями, которые совершали гестаповцы?
Грета ушла от прямого ответа.
– В апреле сорок пятого он смог сбежать в одну из африканских стран. Там женился. Вернулся в Германию уже в начале шестидесятых. С двумя дочерьми.
– И ни у кого из вашей большой семьи не возник вопрос: откуда взялся Гуго Эппенштейн? У тебя же дерево!
– Мы знали правду. Не знали только его настоящую фамилию. Жена Гуго Элоиза приходилась двоюродной сестрой Эльзы и Агнет. У обеих женихи воевали, были солдатами Вермахта.
– Вермахт – это вооруженные силы. Армия. А гестапо – это все же несколько иное. Значит, прошлое Гуго никого не смущало?
– Прошлое – это прошлое. Наши отцы и деды воевали во Вторую мировую, большинство из них – на восточном фронте. К тому же, не забывай, Гуго вернулся в ФРГ, а не в ГДР. К этому времени уже начали возвращаться в страну сбежавшие от суда немцы, состоящие ранее в НСДАП, многие военные освободились из тюрем после отбывания наказания, некоторые были помилованы. Так что прошлым Гуго Эппенштейна никто особо не интересовался.
– Понятно. – Сильва произнес это как-то удрученно.
– Я понимаю, что тебе неприятно слышать об этом. Я знаю, сколько горя причинили нацисты вашей стране. Но ты сам настаивал на этом разговоре. Я рассказываю все как есть, ничего не скрывая.
Сильва обнял Грету.
– Спасибо тебе. Я понимаю, столько времени прошло с тех пор. Но прошлое все равно напоминает о себе. У меня прадед Иосиф погиб в апреле сорок пятого. Он участвовал в наступательных боях центральной группы советских войск. Он погиб на западном берегу Одера при занятии города Штраусберга. Так значилось в похоронке. Хотя в официальных источниках министерства обороны написано: пропал без вести. Мы до сих пор не знаем, где его могила.
– Ты никогда об этом не рассказывал.
Они какое-то время молчали. Потом Грета склонилась к Сильве, положила свою ладонь на его ладонь и, чуть улыбнувшись, сказала:
– Что-то грустная у нас беседа получается. А не пойти ли нам прогуляться?
– С удовольствием! – ответил Сильва, обнимая тетушку и кота Теодора, который уже несколько минут топтался на коленях своего друга и требовал ласки.
После обеда Сильва все-таки уговорил Грету подняться на гору Тегельберг. Одевшись потеплее и захватив темные очки от солнца, они отправились к Тегельбергбану – канатной дороге, ведущей на вершину горы. В кабине фуникулера почти ни о чем не говорили, пьянея от воздуха и наслаждаясь фантастическими альпийскими видами. Сильва даже забывал снимать. Кейфовал.
Закладывало уши, морозный воздух щекотал щеки, а улыбка не сходила с его лица. Грета поглядывала на племянника и тоже улыбалась.
Поднявшись на вершину, они сначала подкрепились в ресторанчике яблочным штруделем, запивая его теплым глинтвейном, затем гуляли и наслаждались пейзажами. А внизу во всей красе открывались панорамные виды: обмелевшее озеро Форгензее, река Лех, махонькие домики – так это же Швангау! А еще холмы в снегу и долины, горное озеро Алатзее, чуть далее – озеро Вайсензее, слева от него – австрийский городок Фильс, а на крайнем холме гряды виднелись самые высокие руины в Германии…
– Посмотри, – Грета показала рукой на руины, – вот он – четвертый замок короля Людвига. Фалькенштайн.
Руины замка Фалькенштайн вернули Сильву к мыслям о баварском короле. И ко вчерашнему невероятному ошеломляющему открытию. Да, прошлое – далекое и близкое – не отпускает. Сколько еще загадок предстоит разгадать?!
Бавария – это удивительная земля. Это не только дивная природа и фантастические горные ландшафты, но еще и богатая история, мир древних германских саг, миннезингеров, романтических поэм. Это музыка Вагнера, в которой воплотились древние немецкие сказания и поэзия Средневековья, это мир «сказочного короля» Людвига, чья жизнь была окутана тайной, но еще более загадочной оказалась его смерть.
Со вчерашнего дня смерть короля Баварии больше не являлась для Сильвы загадкой. Теперь он знал, как погиб король-романтик. Что дает ему это знание? Понимание! Понимание того, как безжалостный и мстительный окружающий мир, его правящая элита могут сломить и уничтожить даже короля, если…
…если его мир не соответствует их представлениям о том, какой должна быть действительность. Мир Людвига – мир героев древних легенд, обращение к идеалам справедливости и милосердия, идеалам любви, великодушия и преданности. Король мечтал о счастье для своего народа, строил замки, в которых оживали легендарные герои Средневековых поэм Тристан и Изольда, Парсифаль, Тангейзер и Лоэнгрин. Любовь народа и отчужденность высшего света, ответственность перед своими подданными, обеспечение их рабочими местами и бесконечные конфликты с правительством – такова была реальность, с которой сталкивался король.
Вечером, перед сном, Сильва долго раздумывал: о судьбе Людвига и судьбе Баварии, о более близких событиях – самой кровавой войне, которая прокатилась по каждой советской семье, и о дне сегодняшнем. История, конечно, не повторяется в деталях, но исторические параллели и аналогии между прошлым и настоящим хорошо просматриваются там, где на события влияют яркие незаурядные личности.
Со стены на Сильву смотрел Лоэнгрин. Удивительно, но сегодня рыцарь как будто меньше следил за ним, и, более того, он не выглядел одиноким странствующим героем. Рыцарь, оказывается, находился в окружении других полотен. Да-да, Сильва наконец-то обратил внимание, что в комнате пять картин! Почему же раньше взгляд его цеплялся лишь за средневекового рыцаря? Мистика, да и только!
Кот Теодор расположился рядом, своим урчанием и топтанием напоминал о себе и притуплял тревожность, которая отчего-то появилась во время прогулки. Или тревога зародилась до того: до прогулки на Тегельберг? Когда? Может, после разговора с Гретой?
Странно, рассказ о Гуго Эппенштейне Сильву непосредственно как будто не касался, но у него возникло ощущение, что разговор остался незавершенным. Незаконченным. Предчувствие говорило ему, что будет продолжение. И это ожидаемое продолжение его пугало. Чувство тревоги, видимо, возникло от этих мыслей.
* * *
Сильва провел беспокойную ночь: плохо спал, не мог найти удобную позу, собрать себя. Мысли скакали одна через другую. Кот пытался его утешить: урчал и обнимал лапами голову. Крепкий сон пришел лишь под утро.
Ему снился зал средневекового замка: большое помещение с каменными колоннами, камином у стены и рыцарями в доспехах слева и справа от камина. В центре зала располагался огромный овальный стол, наполненный всякими яствами. Сильва закашлялся и проснулся: медовый запах свежеиспеченных сладостей поднимался из кухни и струился по комнате. Наверное, Урсула печет что-то вкусное.
В комнате было темно: шторы плотно закрыты, определить время не получалось. Он пошарил рукой на прикроватной тумбочке – телефона рядом не оказалось. Кота тоже. Сильва прислушался. Снизу доносились женские голоса. Ага, значит, завтрак готов, пора спускаться. Мысль о вкусных плюшках поубавила беспокойство. А оно с наступлением утра никуда не делось.
Причина беспокойства была понятна: ожидание Шлоссера. Подполковник, очевидно, придет не просто так, а с какими-то разъяснениями.
Сильва подошел к окну, отодвинул тяжелую штору. Небо хмурое… Странно, небесная канцелярия обещала солнце. Может, распогодится к обеду.
– Ма-ау… – раздалось позади него.
– Иду, – машинально ответил Сильва. Ответил и рассмеялся.
Каким чувством он понял, что Тео пришел за ним. Кот пришел пригласить его на завтрак. Ведь так! Грета сказала коту: «Узнай, проснулся ли Сильва. Если проснулся, пусть идет к нам. Хватит нежиться в постели». Он просто физически ощутил (интуиция?), какой между ними мог произойти диалог. Именно диалог: между тетушкой и ее питомцем!
Звякнул телефон: пришло сообщение. «Шлоссер», – подумал Сильва и разволновался. Выждал несколько секунд и открыл эсэмэску.
«Буду после обеда. Постараюсь прийти к двум».
И все? Ну, Йозеф! И как тут не волноваться!
Снова звякнуло. Ага, второе сообщение. «Не волнуйтесь вы так, все хорошо». Забавно… Оказывается, он на одной волне не только с котом, но и с баварским следователем.
– Ма-ау, – вновь протрубил Тео. На этот раз более требовательно.
– Иду-иду, мой хороший, – Сильва поднял кота, расцеловал. – Сейчас умоюсь и приду. Так и передай Грете.
Когда Сильва спустился в салон, Теодор сидел у хозяйки на коленях.
– Доброе утро, Грета, – он поцеловал тетушку. – Доброе утро, Урсула. Что у нас на завтрак?
– Пока ты нежился в постели, фрау Шварц приготовила вишневый штрудель, – ответила вместо Урсулы Грета.
– У-у… Собственно, запах штруделя меня и разбудил. А так бы я еще понежился.
– Я отправила за тобой Теодора.
Сильва поперхнулся.
– Это какая-то телепатия, Грета. Он действительно пришел и позвал меня. Я именно так его и понял. Честно. Это не кот, это чудо какое-то. Я… – голос дрогнул.
От осознания, что совсем скоро он уедет, а чудо-кот останется здесь, Сильве вдруг стало грустно и защемило сердце. Он тут же принялся за штрудель: еда отвлекала от грустных мыслей.
– Что с тобой? Ты какой-то взвинченный с утра, Сильва.