— А когда была эпидемия? — В 1770, великая чума, остановили ее распространение в 1772. — Но как они могли заразиться в 1789? Подожди, а трупы сжигали? — По-всякому было, но людей чаще всего хоронили на отдельных кладбищах, которые потом закрывали. Строили новые бани, больницы, и понемногу эпидемия стихла. В этом письме, — я указала на листок. — Мария, пишет своей подруге, что свадьба прошла тихо, чуть больше недели назад, только вот она прихворнула немного, как и маменька, отец послал денника за доктором. Как могли заразиться не понятно, обычно заразу разносили крысы, клопы, мыши. — Доктор приехал поздно и лишь поставил страшный диагноз, невеселая история, — Ник потер глаза и отчаянно зевнул. — К сожалению, в письме не указана дата, и конца нет, видимо последний листок потерялся. Но врач, пишет, что дорогу к имениям, местами, сковало за ночь льдом. — Что может относиться и к осени и, к весне. Мария же пишет — в саду вызрели яблоки, новый сорт, отец хвалится нашим гостям при каждой встрече. — Осень, безусловно. Давай заглянем в отчет полицмейстера, может повезти. Распечатай, все же и снова поделим. — Распечатаю, конечно, вот часть смерти, насильственные и ненасильственные, просмотрим все. Эх выяснить бы их настоящие имена, а то ищем не пойми кого! — Не переживай, где-нибудь да найдем! Одно выяснили — имя дочери, и остальные имена по бумагам узнаем. У нас еще большая часть архива не перерыта! Не могу сказать, что это непыльная работенка, но нас-то пылью не напугаешь! — Оптимист ты, как я посмотрю! Непыльный мой! — Ого, по-моему, ты проговорилась! — Я не понимаю, о чем ты, я говорила об архиве! — показала Нику язык и уткнулась в отчеты обер-полицмейстера. — Так, список происшествий, сословия натворивших всякого-разного, а вот и описания, пожары. — Вот оно! — заорала я, Ник от неожиданности чуть не свалился со стула. — Пожары в имении Мавриных и молодых Веригиных. Причины не установлены. Все, ни слова больше. — Какого числа пожары произошли? — нахмурился Ник, он взял со стола распечатку письма Марии. — Двенадцатого октября 1789 года, — отчиталась я. — Вот оно как! Интересно, когда они заболели? Жаль в письмах нет чисел… яблоки… Осень. Слушай, скорее всего пожар произошел, когда они уже болели чумой, и об этом писал врач, местные что-то неладное задумали, — он ткнул в письмо пальцем. — Думаешь? Возможно, конечно, — я покачала головой и задумалась. — Утверждение голословное, но не лишено логики. — Да, это конечно же ничем не подтвержденное предположение, но представь, если народ испугался новой эпидемии и решили ее остановить в самом начале. Люди разные жили в деревне, многие своих близких потеряли в семидесятом году… — И у кого-то сдали нервы? Теория вполне жизнеспособная, но не единственная, возможно, слуги тоже заболели, а пожаробезопасность в старых домах и так хромала на обе ноги. Свечи, камины, печи. Версия о поджогах наиболее реалистичная, не поспоришь. Или еще вариант, узнав о болезни, кто-то из домочадцев с ума сошел и решил покончить со всем сразу, не мучаясь? Странно, что о причине пожаров в отчете ничего не сказано — следствие ведется, дело не закрыто. О захоронении тел тоже ничего не написано, как и в метрической книге. — Тоже вариант, если бы мне сообщили, что у меня чума, я бы тоже съехал с катушек, а вот с книгой совсем не понятно! Тела обнаружили или нет? Если да, то почему нет записи о смерти? — Вопрос…– я задумчиво полистала отчет. — Возможно не было на тот момент приходского священнослужителя? — Ник указал на распечатки. — В деревнях вообще храма быть не могло, максимум часовня, а храм был в ближайшем городе, и священник оттуда же… — Вот оно что… — Ладно, с 1700 годом закончили до появления новых данных. Что там с 1842? Ты упоминал, что купец тоже в пожаре сгорел? — Да, об этом мне и дед рассказывал. История старая и тоже странная. Не понятно, то ли он сам виноват, то ли помог кто! Ник протянул мне распечатанную карту 1850 года, я с трудом разобрала, где что изображено на карте. Квадратики, линии, ни названий, ни нормальных обозначений. — Карта более позднего времени, но усадьба еще сохранила свою территорию. Давай сравним со старой картой. Мы положили карты рядом, на столе, сравнили территории старого имения и усадьбы купца. — Он действительно выкупил имение и еще часть леса. Только по такой карте понять где находилось старое имение точно, не представляется возможным. Размахнулся мужик, — ухмыльнулся Ник. — Что о нем известно: купец первой гильдии, торговал пушниной, женился на молодой барышне, выкупил землю, начал строительство усадьбы, и вдруг от жадности приказал использовать для стройки развалины имения и склеп. — Отличная характеристика, щедрые жесты на публику и мелочность и жадность втихую. — Такое сплошь и рядом… Я уткнулась в экран монитора, открыла браузер и набрала 1842 год, Россия. — И не говори, еще что-то? Кстати, посмотри, нашла кое-что в сети: насчет пожаров, в те года архитекторов в России обязали нести ответственность за пожары в построенных ими зданиях. Такое решение было связано с тем, что 30 ноября 1831 года в Петербурге в Калинковской больнице произошёл опустошительный пожар из-за архитекторской ошибки: от оставления деревянного простенка между двумя печами в углах двух смежных комнат. Еще в Петербурге произошёл крупный пожар, уничтоживший около 250 домов, большое количество коров и лошадей. В огне погибло более 500 человек. Пожар начался в доме Сафроновых на Болотной улице между Свечным переулком и Разъезжей улицей. В этой части города стояли в основном деревянные дома: конюшни, навесы и сеновалы извозчичьих и ямских дворов. Это и предопределило огромный ущерб, причинённый огнём. Спустя несколько дней министр внутренних дел распорядился наложить запрет на строительство деревянных домов в Петербурге и поощрять строительство каменных, способствовать устройству колодцев во дворах и не устраивать складов с горючими материалами. — Вот, только наш купец строил усадьбу каменную, не деревянную. Пожар начался в его комнате, дальше не пошел, успели потушить. Усадьбу с тех пор только ремонтировали пару раз, но домище-то до сих пор стоит. — Ты прав, но загореться могло что угодно, мебель, отделка, шторы, ковер в конце концов, — я пощелкала по сайтам. Больше ничего интересного не нашла. — Вот еще интересный вопрос, а старое имение из каких материалов были построено? — Не знаю, но выяснить было бы неплохо. Можем обратиться к нашей раритетной бабульке. Она работала там до меня, и вообще в администрации сидит больше полувека, вдруг что-то слышала или видела. — Что за бабулька? Ты же говорил там только бухгалтер? — Нет, — помотал головой Ник. — Раритет — бабулька, Клара Васильевна Дубинина, обретается с главного входа в коридоре на право, завтра к ней зайдем. Она кем только в нашей администрации не работала, сейчас на пенсии, но в обучении новых кадров ей равных нет, вот и выделили ей небольшой кабинетик. — Кажется я поняла о ком ты, маленькая, сухенькая, голос тихий, часто мелькала за спинами наших народных мужей на выступлениях. Я в администрации как ни странно, ни разу и не была. — Точно, именно она. Что ж, вернемся к нашему купцу. Смотри, еще я нашел часть копии ревизии, переписи от 1826 года. Так как вот там и указан наш купец, то есть на тот момент потомственный мещанин, с кучей долгов от отца, тот записан как банкрот, в 1835 получил купеческое свидетельство. — В 1846 его уже не было в живых, тогда проводилась следующая ревизия, — кивнула я. — А ревизских сказок между этих переписей не нашел? — Не подловила, я тоже умею пользоваться интернетом, что такое ревизские сказки я посмотрел, но в архиве их не нашел. Пока… — Постой, а где было кладбище в 1772 году? Возможно на нем хоронили умерших от эпидемии и потом его закрыли, создали новое. Если по уму, то так и должно было быть, и трогать его нельзя было. — Это же небольшая деревня, может хоронили их на отдельном месте. Чудо, что вообще выжившие остались. Сложив стопкой распечатки, я перерисовала более старую карту в тетрадь. — Смотри здесь кладбище находится далеко от имения, у дальнего конца деревни, но это 1787 год. Предположим, что ранее оно могло находиться с противоположной стороны, а это означает… — Это означает, что, выкупив землю под имение, новые владельцы могли прихватить и часть старого кладбища. — Ну конечно, иначе как это купец мог разобрать склеп втихаря, строители ночами через всю деревню кирпичи таскали? — Вот я тоже об этом подумала, а если люди знали и помнили, что семья умерла от чумы, они не позволили бы разобрать склеп. Или их похоронили не в склепе? Почему же нет записи в метрической книге? Не могу понять. Ник покивал задумчиво, и замер, я прокручивала в уме все что мы выяснили и выдумали, вот только пока выдумки явно вели в численном перевесе. Время уже перевалило за час ночи, когда мы уставшие от бессмысленных разговоров, разошлись до утра. Голова гудела, я еще долго лежала в кровати без сна, обдумывая и сопоставляя, но в конце концов, усталость взяла свое. Всю ночь мне снились пожары, а лекари в чумных масках гонялись за толпами с факелами по дремучему лесу, загоняя их на кладбища. Проснулась я еще более разбитая и уставшая, чем засыпала накануне, бок все еще ныл. Кое-как привела себя в относительно божеский вид и не найдя своего жильца в доме, вышла в прихожую, Ник уже ждал меня сидя на крыльце у распахнутой входной двери, я протянула ему рюкзак с камерой. — Может, на сегодня изменим планы? — спросил он, поднявшись на ноги. — Есть идея? — Да, осмотреться на месте. — То есть в у-у-садьбе? — запнулась я. Признаться, неожиданное появление Ника в моей жизни немного притупило страх, поселившийся внутри после ночного посещения усадьбы, сейчас же он вновь, дал о себе знать. По спине пробежал холод, я поежилась, обхватив себя руками за плечи. — Настя, не переживай так, мы поедем вместе, днем и просто немного осмотримся, поснимаем, полазаем по лесу. Может что и найдем, ну, ты за? — Днем, за! — я не хотела ему показывать ни свой страх, ни слабость и трусость. Хотя далось мне это не легко, сидя в пыльном архиве, я чувствовала себя на своем месте, и в безопасности. — И как только у тебя это получается? Ты настолько ничего и никого не боишься? — Нет, я отлично умею притворяться, что ничего не боюсь, и иногда сам себе верю. Идем, накупим эклеров в пекарне и заглянем на чай к милой Кларе Васильевне, она кстати пирожные обожает. Я засмеялась и вдруг с удивлением поняла, что чувствую страх, любопытство, воодушевление и неуверенность, но не злость. Неожиданное открытие, все эти долгие полгода внутри постоянно клокотал гнев, как я думала на Ника, а оказалось, что злилась-то не только на него, но и на себя. С тяжелым вздохом я рассеянно осмотрела двор, ночью прошел небольшой дождь, на траве поблескивали капли воды, с ветвей росшей у крыльца вишни, за шиворот упало пара холодных брызг. Вернулась в дом и натянула ветровку, Ник на предложение взять старую отцовскую куртку лишь отмахнулся. Глава 6. Клара Ивановна Скупив половину пекарни, с пакетами и картонными стаканами кофе в руках мы ввалились в здание администрации. Ник целенаправленно свернул направо и отправился к комнате в самом конце коридора. Стукнул несколько раз и услышав из-за двери мелодичное — войдите, ввалился в кабинет, я неотступно следовала за ним. Огляделась по сторонам и распахнула рот от удивления, комната больше напоминала оранжерею. Куда не кинь взгляд стояли комнатные растения, всех форм цветов и размеров, на всех доступных поверхностях: на полу, столах, полках, подоконниках и весели в веревочных кашпо на окне. Саму хозяйку кабинета я узнала с первого взгляда. Именно такой я ее и помнила. Хрупкая, маленького роста, с легкими седыми волосами, однако одета безупречно и необычно по нашим временам: бирюзовый костюм с юбкой чуть ниже колен, блузка с кружевным воротником и манжетами, брошь с крупным янтарем у ворота. Она взмахнула руками, подошла к Нику, треща без умолку: — Ох, Николай, мальчик мой дорогой, какая радость! Давненько ты ко мне не заходил, понимаю, понимаю, тебе досталась самая бесхозная часть нашего города. Там давненько нужно было навести порядок, а это такая кропотливая работа. Уверена ты отлично справляешься с тем подвальным хаосом, и очень рада, что у тебя все же нашлось время меня навестить! Ох, да ты еще и не один! Представь, пожалуйста, свою спутницу!