— Сама-то я, конечно, не видела, — продолжала Нателла, — это ведь давно было, уж и не скажу — когда. Но так люди сказывали. — А ты мне не говорила, баба, — почти обиженно сказала Ирма. — Ну, уж и не помню. Может, ты вообще уснула посреди рассказа… — Ну, и что эта заимка? Что Клевцов-то сказал? — вернулся к главной теме Воронов. — Клевцов-то? А так, я же дороги-то не знала тогда. А то, что взрослый мужчина меня провожает, было приятно. Вот я и давай выдумывать причины, чтобы не рассказывать то, чего не знаю. — Почему так ему и не сказала, дескать, не знаю. — Так он бы и провожать перестал, — улыбнулась Ирма. — Согласен, — улыбнулся в ответ Воронов. — Ну, а еще что ты рассказывала про заимку? — Да я больше-то выдумывала. Вспоминала, что баба рассказывала, и сама додумывала. — В таком случае слово вам, — посмотрел Воронов на Нателлу. — Да, мое-то слово тоже недолгим будет. Недолгим и будет оно повторением, не больше. Видя явное нежелание говорить, Воронов вновь обострил обстановку: — Вы, Нателла Иосифовна, имейте в виду, что я не из праздного любопытства спрашиваю. Напомню, что перед смертью… — Да, помню я, помню, — отмахнулась Нателла. — Мы с ребятами эту заимку много раз искать принимались. Хоть и война, да мы-то об этом мало понимали. Взрослые тревожились, а мы — что! Игрались все. Мы ведь точно так же у костра-то сиживали, друг другу истории рассказывали. Вот я как-то про заимку начала, а кто-то вдруг в рассказ влез, давай еще что-то рассказывать. Может, правду говорил, может, врал, не знаю. Потом еще кто-то заговорил. В общем, стало нам всем интересно, и решили мы ее найти. Как-то поутру и отправились дорогу искать, да ничего не нашли. Ну, и не каждый день бегать-то получалось. Все-таки война, на поле через день да каждый день выводили, по деревне работы. Городские-то в деревне только что рассуждать да учить любят, а так-то болтаются как кила. Бабка спохватилась, глянула на Воронова, перекрестила рот. — Ну, еще как-то собрались, но снова ничего не нашли. В общем, оставили мы эту заимку, другие развлечения ведь есть. А один мальчонка из ленинградских все выспрашивал-выспрашивал про эту заимку. Над ним уж и посмеиваться стали. Мол, умом так тронешься. И вот как-то вечером, поздно уже, появляется он возле костра. Не помню уж, видела я его днем или нет, а вечером его поначалу точно не было. Я точно помню, потому как симпатию к нему имела, — едва улыбнулась Нателла. — Появился, значит, и рассказывает про эту самую заимку. И рассказывает так ладно, что все заслушались, когда он про дом рассказывал. Дескать, забор там такой же, как в любом нашем дворе, а изба совсем не такая, необычная, в общем! Мол, первый этаж из камня выложен и высоко поставлен. Метра два с лишком от земли, да и сам высоченный. А второй этаж уже деревянный, но не так, как у нас из бревен скатан, а дощатый. И внутри тоже деревом обшит, но уже, мол, с украшениями какими-то. Воронов смотрел на Нателлу так внимательно, что она смутилась. — Ну, чего смотришь! Я ведь только повторяю то, что он говорил. Мы, конечно, смеяться начали: мол, ври дальше. А он и дальше точно так же гладко, как по писаному, рассказывает, какие там комнаты, какие лестницы, даже посуда, говорит, стоит в шкапчике. Ну, закончил он рассказ, все дальше смеяться: мол, завтра веди нас туда. Он говорит: а и пойдем очень даже просто. Только, говорит, дрын надо с собой взять каждому парню, потому что там, наверное, много собак, потому что он все время лай слышал. Ну, тут снова кто-то насмехаться начал, а мальчонка-то и говорит: вот завтра и проверим. — И что назавтра увидели? — спросил Воронов, потому что Нателла вдруг замолчала. — А ничего «завтра», — ответила она. — Пропал мальчонка тот. Только через пару недель нашли в камышах. Ногами в траве запутался, а в воде трава длинная, густая. Кто в нее попадет, считай, уже утопленник. Он, видать, с утра купаться побежал, да и… Старушка перекрестилась. — Ну, больше мы про это и не вспоминали. Воронов подождал несколько секунд, а потом спросил: — Всё? Нателла кивнула. — Так. Значит, насчет заимки мы прояснили, — заключил Воронов. — Тема темная, запутанная, возможно, и вовсе пустая. — Это в каком смысле? — подала голос Ирма. — В том смысле, что этой вашей заимки может и вовсе не быть. — Ну… не знаю… — Ирма не скрывала растерянности. — Да разве это так важно? — Важно? — переспросил Воронов, глядя на нее в упор. — Важно, что убит Овсянников. Важно, что он счел нужным предупредить тебя. Важно, что он — ты ведь помнишь — мгновение сомневался, а потом все-таки решил предупредить при мне, чтобы я слышал, чтобы я был в курсе дел. Он закурил, наблюдая за Ирмой. — Важно, моя милая, что вскоре после этого он был убит! И сейчас мы с тобой должны, просто обязаны понимать его предупреждение как слова об опасности смерти. Я очень хочу, чтобы ты это поняла, в конце концов, и рассказала все, что может иметь хоть какое-то отношение ко всей этой истории. — Да что ты ко мне привязался! — со слезами в голосе вскрикнула Ирма. — Я не знаю больше ничего! Я тебе все рассказала. — Ирма, внученька, — бабка говорила каким-то необычным голосом — трепетным и осторожным. — Ты не шуми. Он ведь правду говорит: ничего не ясно. А просто так не убивают ведь. Может, и Иван тоже думал, что ничего важного не знает, а люди решили, что скрытничает. А? Она повернулась к Воронову всем телом, словно надеясь, что он сейчас развеет ее сомнения и защитит внучку. — Нет, — ответил Воронов, уперевшись взглядом в стол. — Если бы они решили, что он скрытничает, как вы сказали, Нателла Иосифовна, то они бы его не стали сразу убивать. Они бы его пытали. А они его убили быстро и просто, без затей. То ли ответ Воронова, не оставлявший лазеек для простого решения, то ли осознание того, что где-то рядом ходит смерть, были тому причиной, но старуха села, и слезы потекли по ее щекам. — Леша, как же так? — голос ее дрожал. — Что же такое творится-то? — Не знаю, — ответил Воронов и повторил: — Не знаю. Потом спросил: — У вас есть где спрятаться так, чтобы отсидеться полчаса-минут сорок? Нателла смотрела, не понимая, потом кивнула, и хотела ответить, но Воронов перебил: — Нет, мне знать не надо. Вы сейчас обе туда идите и сидите тихо, как мышки. Через час выходите, если я раньше вас не позову. Он оглянулся вокруг, увидел большой оцинкованный таз: — Вот! В него буду лупить, как в колокол, когда вернусь, ясно? Бабка после секундного колебания спросила: — А если не вернешься? Ирма испуганно вскрикнула: — Что ты несешь! А Воронов ответил спокойно: — Ну, тогда сами по обстановке. Выйдя со двора, он быстро зашагал к дому Овсянниковых. Ворота теперь были прикрыты, но неплотно. На мотоцикле, стоящем у ворот со стороны двора, сидел старлей и курил. — Здорово, старлей, — поздоровался Воронов. — Начальство вызвал? Полицейский поднялся: — Вы кто такой и что тут делаете? — Ты осмотр произвел? — не обращая внимания на его вопросы, спросил Воронов. — Обрати внимание на следы шин, метрах в тридцати по направлению к реке. Можешь их туда сориентировать, показать свой профессионализм. Скорее всего, обнаружат там горбатый «запорожец». Помнишь такие? Старлей уже готов был пригрозить Воронову, совершенно и бесповоротно игнорировавшему его, полицейского, вопросы, но, услышав про «запорожец», спросил: — Почему именно «запорожец»? — По базе, протекторам, много по чему, старлей. Ты типа выскажи предположения, а там уж пусть они сами. Теперь… — Мне вчера после обеда заявка поступила про угон горбатого «запорожца», — перебил старлей. — Откуда? — сразу же насторожился Воронов. — Да тут… — уклонился от ответа старлей. — Ну, правильно, молодец, — похвалил Воронов. — Мне это знать и не надо. Теперь вот что: сориентируй, чтобы осмотрели вон ту часть двора, ближе к забору. Воронов повел рукой, показывая место, которое предлагал осмотреть, и пояснил: — Скорее оттуда стреляли, если по положению тел смотреть. — А вы откуда знаете? — Да тут ведь полдеревни уже побывало, пока ты приехал. — Так мне ехать-то сорок кэмэ, — буркнул старлей. — Да разве я критикую? Наоборот, хочу тебе помочь. Две наколки я тебе дал? Дал. И ты не бойся меня. Я, парень, пенсионер, а до этого в ментовке работал. Так что глаз наметан, — пояснил Воронов. — Теперь вот что: есть у меня еще соображения, но я тебе их завтра изложу. Проверить надо, чтобы людей не обидеть. А у меня к тебе просьба. Ты ведь тут допоздна задержишься? — Да какое там «допоздна»! — с досадой буркнул старлей. — Вот, думаю, где ночевать?