Не спеша со встречей, он неспешно навел справки о Клевцове. Первоначальные предположения подтвердились. Клевцов Борис Борисович, доктор наук, профессор, директор гуманитарного института, входящего в состав университета. По слухам, притязает на должность ректора и имеет неплохие перспективы. Во всяком случае, популярность его велика, и поддержка значительной части тех, кто будет принимать решение, достаточно вероятна. Ну, впрочем, это в теории. Как это перельется в практику — неизвестно. И потом, процесс «принятия решения» сам по себе достаточно сложен, если не сказать — запутан. Ну, и, конечно, совсем непубличен. Натасканный в аппаратных играх, Толя сразу же понял, что намек на поддержку Клевцов поймет сразу и долго раздумывать не будет: выборы ректора планировалось провести не позднее декабря, но министерство пока никак не реагировало ни на один «сигнал с мест». Молчали и все. Хотя формально в ноябре сроки пребывания в должности нынешнего ректора истекали, и вопрос подвисал. А сейчас июль, скоро — август, а там и начало учебного года. У вуза ведь свои правила и обычаи. Устроить случайную встречу с Клевцовым оказалось совсем несложно, и они встретились нос к носу на какой-то дежурной «летучке» по вопросам наплыва абитуриентов на период зачисления, а также поведения молодежи, особенно приезжей. Оторвавшись от мамы-папы, они ныряют в океан мирских соблазнов, глупостей и их последствий. В прежние годы случалось довольно много скандальных историй, в которых потом звучали громкие фамилии, поэтому сейчас были предприняты особые меры обеспечения порядка, и обсуждались эти меры и их результаты дважды в неделю по понедельникам и пятницам. В общем, Толя сделал так, что от университета был приглашен Клевцов, с которым они встретились случайно в коридоре и обменялись парой фраз. Толя сделал вид, что разговор закончен, а потом вдруг сказал: — Кстати, чуть не забыл: мне было интересно послушать ваш доклад. К сожалению, сегодня сложно заниматься историей: те, у кого есть деньги, хотят жить сегодняшним днем. Клевцов отреагировал в точном соответствии с замыслом Толи. — Да, но речь ведь идет не только об истории. Тут ведь главное в том, чтобы не замыкаться… — Да-да, я понимаю, — непреклонно перебил Толя и посмотрел на часы. Когда-то давно он решил, что карманные часы несут в себе гораздо больше смысла и значения, чем часы наручные, а тем более те, которыми сейчас пользуется большинство мужчин — на мобильном телефоне или любом ином гаджете, и купил себе часы карманные, на цепочке, которые носил — в полном соответствии с названием — в кармане жилета. Поэтому, когда он, чуть сдвигая полу пиджака, доставал серебряную луковицу и сноровисто открывал крышку, когда звучал негромкий мотив, когда становилось ясно, что хозяин часов превыше всего ценитвремяи не может позволить себе роскошь терять его, собеседник начинал смущаться и торопливо прощался. Клевцов повел себя точно так же, но Толя доиграл свою партию до конца. Вернув часы на место и видя руку Клевцова, протянутую для прощания, он медленно и задумчиво сказал: — Вот что… Потом еще раз: — Вот что… И снова замолчал, не скрывая, что глубоко задумался. И продолжил: — Вот что, вы мне позвоните сегодня… нет… завтра… после обеда. Интересно будет побывать на передовой научного фронта. Знал, что позвонит и примет все условия игры, которую Толя еще не продумал до конца. Но продумает. Непременно! Толя прежде ничего не слышал об этом самом сепаратизме и сейчас не стал себя изводить лишними знаниями, хотя и почитал кое-что по диагонали. Целостной картины никак не получалось. Скорее было впечатление какой-то театральной постановки, сделанной силами отдыхающих в санатории. Что касается Клевцова, то он к встрече подготовился весьма солидно и принес с собой книги, документы, даже географические карты и схемы, чего Толя, честно говоря, и не ожидал. Клевцов отнял кучу времени, но и пользы эта встреча принесла неожиданно много. Слушая нескончаемый поток слов, которые лились из Клевцова, Толя понял главное: на эту наживку клюнет не только губернатор, но и многие из тех, кто им управляет. И если все пройдет хорошо, если ряды «управляющих» будут прорежены, те, кто останется, не забудут его, Толи, заслуг. А это перспектива, и перспектива хорошая, но только не надо спешить! Поблагодарив Клевцова за «прекрасное и научное изложение сложной проблемы», Толя отправил его восвояси, уже точно зная, что вскоре тот о себе напомнит, и будет напоминать долго и настойчиво. Это и было первой частью плана. Прошло несколько недель, в Городе готовились провести семинар мелких и средних предпринимателей с участием кого-то из столиц: и федеральной, и региональной. Планировалось общение на нескольких площадках, и Толя выбрал для себя четыре, где следовало бы появиться. Во-первых, там могли появиться люди с интересами, а во-вторых, и это главное, там планировалось появление министра, а возможно, и премьера. Такие возможности упускать нельзя! Именно там, на одной из площадок, Толя и был выловлен Клевцовым, который на этот раз был почти бесцеремонен. Преградив Толе путь, он задышал ему почти в ухо: — Ну, вы же понимаете, что сейчас — самое подходящее время для того, чтобы выступить с вашим предложением и пригласить в область инвесторов? Ведь следующим шагом станет создание единого хозяйственного комплекса нескольких областей, понимаете? Толя повел себя стратегически. Он несколько секунд слушал Клевцова, сохраняя на лице гримасу недоумения «где-то я вас видел». Потом расслабился до состояния «ах, вспомнил, это ведь вы у меня были» и сказал: — Да-да, очень интересно, очень, но… Задумался и нашел выход. — Набросайте ваши идеи на бумаге. Потом спохватился «знаю я вас, ученый народ» и уточнил: — Страничку, не больше. И попрощался. 18 Похороны супругов Овсянниковых начались рано, и Воронов со Скорняковым еле успели, хотя и выехали, когда Город еще спал. Два гроба стояли на табуретах возле ворот дома Овсянниковых, и почти вся Балясная — а может, и вся — уже находилась там, то разбиваясь на кучки, то снова сливаясь в единый ком. Люди молчали, лишь изредка обмениваясь короткими фразами, да и то произносили их шепотом. Позже, когда все вместе отправились на кладбище, неся гробы впереди процессии, лица у людей разгладились, и они стали разговаривать чуть громче. Все так же, склоняясь к уху собеседника, но уже так, что и в двух-трех метрах было слышно, и Воронов подумал, что возле овсянниковского двора людей угнетало осознание того, что где-то рядом, в нескольких шагах, совсем недавно произошло страшное, вырвавшее из их сообщества двух человек, которых все они хорошо знали. Ну а уж с кладбища шли иначе. Не сказать, конечно, что спокойные, но… как бы это сказать… умиротворенные, что ли… Поминали во дворе дома Нателлы, где выставили несколько столов, куда уселись все желающие. Несколько человек — в основном молодых — ушли, сославшись на дела, но люди постарше уселись основательно. Скорняков после третьего стаканчика начал было подниматься, ссылаясь на то, что на поминках задерживаются не более чем на три рюмки, но его никто не поддержал, продолжая свои разговоры, и тогда Воронов отвел старика за избу, где и присели на скамью. Едва они закурили, появилась Нателла. Помялась вдалеке, потом подошла, и видно было, что преодолевает некоторое смущение. Воронов поднялся ей навстречу, повернулся к Скорнякову. — Вот, Михаил Иванович, хозяйка этого дома и бабушка уже известной вам Ирмы — Нателла, — представил он. И сразу же ощутил, как его обхватили слабые старушечьи руки, и Нателла прислонилась к нему: — Ирка-то пропала ведь, Лешенька, совсем пропала, — еле выговорила она. — Как «пропала»? Когда? — спросил Воронов, понимая, что вопрос неуместен. — Дак, с того самого времени и пропала, как тогда после обеда ушла, — отодвинулась и насупилась Нателла. — И ничего от нее не слышно? — снова спросил Воронов, подсчитав про себя, что Ирма ушла уже двое суток назад. Нателла сердито промолчала. — А может, они с этим… Федором… вместе куда ушли? — вспомнил Воронов имя ночного гостя и подумал, что ему это было бы очень неприятно, но не очень удивительно. Нателла насупилась еще сильнее. — Этот-то может… Что ему стоит девку опорочить… Да ведь не под кустом же они две ночи провели! А кабы где их видели, так уж давно бы прибежали сплетни принесли бы, — справедливо оценила своих соседей старуха. Помолчала и вынесла заключение: — Нет уж, в Балясной их нет. Я бы знала. Воронов на ее вывод ответил своим: — Ну, а какой смысл их куда-то выманивать? Кто мог здесь хоть чему-то помешать? Ты же видела, что с Овсянниковыми сделали? Кто бы помешал еще раз такое устроить? Как ни странно, такой парадоксальный аргумент произвел впечатление, и Нателла, вздохнув, согласилась: — Ну, так-то оно так… И отправилась обратно к столу. Несколько минут они сидели молча, потом Скорняков спросил сдавленным голосом: — Вы могли бы принести мне воды? Желательно — холодной. — Вам плохо? — Да, ничего… Просто что-то дышать трудно стало. У меня такое бывает, все-таки возраст. А сделаю несколько глотков воды, и все нормализуется, — пытался бодриться Скорняков. Воронову стоило больших усилий отвести его в избу, уложить и только после этого отправиться за водой. Когда он вернулся, Скорняков уже спал, мирно сопя. Алексей вышел во двор. Поминки закончились, все разошлись кроме нескольких женщин, помогавших Нателле прибираться.