Помолчал и продолжил: — Мы навели справки, установлен абонент. Между прочим, соседка Сапожниковой. — Так! — констатировал Арданский и замолчал, погрузившись в размышления. — И что? — Мы его приняли в Москве, проводили. И он снова приехал к вашей родственнице. — Утром? — Утром. Очень рано. Теперь все становилось ясно. Утром позвонил их семейный врач, который заботился о здоровье всей семьи, получая за это такие деньги, что другими больными мог уже не заниматься, и работал в поликлинике только для того, чтобы не лишаться многих преимуществ работника бюджетной сферы. Врачу, который дело свое делал добросовестно, позвонили ночью со станции скорой помощи, сообщили о звонке соседки, поинтересовались, поедет ли он с бригадой? Врач отказался, попросив сделать все наилучшим образом. Но звонить ночью Арданскому не стал: все равно помочь уже ничем было нельзя, а траурные процедуры перевоза тела в морг выполнят и без родственников. Утром тоже звонить не стал, понимая, что может застать нанимателя дома, где может услышать жена или теща. Вот крику-то будет! Тем более что все уже было сделано вплоть до того, что уже начали копать могилу. Вот и позвонил только после одиннадцати, зная, что к этому времени Арданский уже точно будет на работе. Так и получилось, что звонок врача, сообщившего о смерти бабы Кати, и звонок Ледыха о том, что «есть дело», раздались один за другим в течение четверти часа. — А сейчас он где? — Там же. — Где «там же»? — не понял Арданский. — У родственницы в квартире. — А что он там делает? — Не знаю. Не лезть же туда с вопросами. Оставил там ребят для контроля, и о каждом его шаге мы будем знать. — Ну а ко мне зачем пришел? — будто бы удивился Арданский. — Во-первых, у вас могла быть информация, объясняющая его приезд, раз он приехал к вашей родственнице, — пояснил Ледых и замолчал, ожидая ответа. Не дождавшись, продолжил: — А во-вторых… Он откинулся на спинку кресла, достал сигареты и вопросительно посмотрел на шефа. Тот понял вопрос: комнату отдыха нельзя было прослушать. — Да, давай покурим, — кивнул тот. — Только пойдем в комнату отдыха. Вел туда, понимая, что осторожность никому и никогда не мешает. Вошли, и Ледых продолжил: — Есть еще интересная информация по биографии нашего фигуранта. Гридин в милицию пришел сразу после демобилизации. Начал с сержанта, вскоре перевели в уголовный розыск, и там он быстро вырос. Я ведь уже говорил, что его как сыскаря хвалили все. — Говорил, — признал Арданский. — А зачем мне это знать? Ты мне лучше расскажи о его службе в армии. Не успел ничего узнать? — Призван осенью семьдесят девятого. — Семьдесят девятого? — что-то щелкнуло в голове Арданского. — Афган? ВДВ? — Вряд ли. Демобилизовался осенью восемьдесят второго, то есть через три года. Видимо, служил во флоте. — Во флоте? Никак больше не мог задержаться в армии на год? Сверхсрочником или… А? — Задержаться? Сверхсрочная на год не заключалась. Ну, мог, конечно, в дисбат загреметь. Но тогда в милицию бы его никак не взяли… — Дисбат? Дисциплинарный батальон? Это ведь вроде зоны? Туда отправляли, насколько я знаю, по приговору суда? — Кажется, да. Но я не помню, какой там срок был минимальным… — Это ты тоже уточни, — почему-то встревожился Арданский. — Это важно знать. Очень важно. Он прошелся по комнате. Потом повернулся к Ледыху: — Что-то меня этот Гридин начинает беспокоить. Не так он себя ведет, как должен, не так. Что еще? — Да, ничего больше. Вернулся в восемьдесят втором, а тут как раз смерть Брежнева, и Андропов начинает «чистить» МВД. Ну, видимо, на этой волне Гридин и попер наверх. — Возможно, возможно. Ну, если ничего больше нет, свободен. Обо всех шагах сообщай мне. Сразу же, в любое время суток. Арданский подумал, что работы сегодня все равно не будет. Надо ехать домой, чтобы сообщить теще и жене о смерти Катерины. «А Гридин — не его забота», — подумал он. Но что-то в глубине сознания зашевелилось, заворочалось, вызывая глухое недовольство, и Арданский признался самому себе, что теперь как раз наступила пора его забот. Собственно, он ведь сам этого хотел, напомнил он себе. Он не думал, что все повернется именно так. Впрочем, когда приходит пора думать о будущем, всегда надо быть готовым к неожиданностям. Хорошее будущее не придет само, как обещали коммунисты, и оно не придет ко всем. Оно придет только к тому, кто сам его готовит и создает. В общем, Роман, ты этого хотел? Так, будь добр, получи! Есть вещи, которые надо делать самому, если хочешь, чтобы они были сделаны. Он и не предполагал, как стремительно начнут развиваться события. На следующий день ему снова доложили о том, чем занимается Гридин, и это меняло дело. Время действовать настало раньше, чем ожидалось. Все одно к одному. Ну и хорошо. Просто — отлично! 27 На площади перед аэропортом машин не было, но на некотором отдалении, ближе к аэропортовской гостинице, стояла иномарка с выключенными фарами. Водитель сидел на месте, и Гридин обратился к нему: — До города подбросите? Первый раз вижу, чтобы не было такси, — постарался он как-то объяснить свое положение. Водитель лениво открыл окно и так же лениво, будто роняя слова прямо под ноги Гридину, ответил: — Босса жду. Он не любит посторонних. И закрыл окно. «Ну, надеюсь, твой босс немного деликатнее», — подумал Гридин и отошел на пару шагов, не спеша расстаться с последней надеждой. Из соседнего здания вышла компания: двое мужчин и женщина. Они шли к машине, и Гридин понял, что кто-то из них и есть босс. — Простите, — преградил он им путь. — Вы не могли бы подкинуть меня до гостиницы? Кто из них был боссом, так и осталось неясным, потому что оба мужчины промолчали, продолжая путь, а ответила женщина: — Жалко вам, что ли? Мужик, садись сюда. — Она уже открыла заднюю дверцу. Все молчали, и Гридин расценил это как вынужденное согласие. Он сел на заднее сиденье и оказался стиснут между двумя мужчинами, а женщина села вперед. Видимо, она и была боссом. Машина тронулась. Гридин хотел объяснить, где его лучше высадить, чтобы не плутать потом по ночному городу, но что-то его кольнуло в плечо стремительно и очень остро. Уши будто заполнило ватой, и во рту мгновенно пересохло. Он хотел попросить остановить машину, но не успел… …Лежать ему было неудобно, и руки сильно болели в плечевых суставах. Он попробовал повернуться, но не смог этого сделать. — Ну что, приходите в себя? — донеслось откуда-то сверху. Голос показался знакомым, хотя и пробивался, будто сквозь вату. Лампа светила прямо в лицо, и Гридин попытался отвести глаза, но это движение сразу же вызвало легкое головокружение и тошноту. — Вы с ним поосторожнее, не мальчик уже. А лекарство сильное, действие еще продолжается, — снова проговорил тот же голос. Все более и более знакомый. — Посадите его, — попросил голос, и Гридин узнал Арданского. — Ну что, здравствуйте. Арданский сел прямо перед ним. — Извините, что я вас так необычно пригласил для беседы, но очень уж вы своенравны и проворны. Обычными путями за вами и не уследить. Почему же вы мне не сказали, что приехали в Москву? Я же вам доверял, — проговорил Арданский с укоризной. — Пить дайте, — попросил Гридин. — Напоите его, — велел Арданский. — Руки развяжите, — попросил Гридин. — Как же я пить буду? — Пить вам помогут, а руки вам пока не нужны. Вам язык нужен, ну, и, конечно, мозги, — ответил Арданский. — Пришла пора отвечать, понимаете? — За что отвечать? — удивился Гридин.