— Так, его вещи-то, — раздумчиво ответил Воронов. — Должны подойти. Протянул ладонь майору и самым вежливым образом попрощался с той, которую совсем недавно называл «цыпой». 34 Воронов, конечно, не знал, в какой момент он побеспокоил Урванцева. А воистину побеспокоил, ибо обстановка в этот момент была весьма напряженной: он отчитывал Толика, который, собственно, был причиной не только визита в Город и область «команды Урванцева», но и всего скандала, за этим последовавшего. А скандал разгорался безмолвный, и оттого еще более опасный, непредсказуемый. На Урванцева сразу же обрушилось так много неприятностей, если не сказать хуже, что он и сам теперь не всегда был уверен в том, что делает. Но никто его не отзывал, и Урванцев сделал соответствующие выводы. К тому же он побеседовал с тем самым Веденеевым и узнал много интересного о Воронове. Сильнее его впечатлили не рассказы прапорщика, а его отношение к Воронову, сквозившее в каждом слове. Такое приказами не внедришь, понимал Урванцев, поэтому для себя, для «внутреннего применения», перевел Воронова в категорию «высших неприкасаемых», таких, за которых рассчитаются в любом случае. Даже в смертельном. А кому оно надо? Так вот, сейчас он отчитывал Толика, который уже давно перестал возражать и оправдываться. Он просто испугался и теперь ожидал любых последствий, включая самые страшные. Именно в этот момент позвонил Воронов. Едва начав разговор, Урванцев отогнал Толика подальше, но тот все равно — даже на расстоянии — мгновенно ощутил перемены в грозном полковнике и решил этим воспользоваться. Закончив один разговор, Урванцев тотчас начал второй, и, хотя вновь вел себя по-прежнему, Толик решил рискнуть. — Товарищ полковник, обстановка у нас, сами понимаете, меняется молниеносно… Урванцев промолчал, и Толик понял это как согласие выслушать. — Если вы не считаете, что все закончено, я немедленно приму меры для исправления ситуации. Меры самые решительные и, поверьте, результативные. — Сколько времени вам понадобится? — через нижнюю губу выронил Урванцев. Он прекрасно знал, как такое поведение действует на людей, подобных Толику. Более того, Урванцев прекрасно понимал, вернее начинал понимать, смысл происходящего и потому не исключал никаких продолжений, включая и триумф этого, в данный момент совершенно запуганного нахаленка. — Три дня… — Завтра к обеду — максимум! — рявкнул Урванцев. — В четырнадцать ноль-ноль звоните и докладываете. И напоследок уже по-отечески пожурил: — Дело надо делать добросовестно, а не так, как вы… Для себя ведь делаете. Для себя и для других… Ну, ступайте… Толик, обрадованный вымоленной отсрочкой, вызвонил Клевцова: — Немедленно ко мне! Клевцов примчался на своем «майбахе», выскочил, подбежал с тревогой на лице. — Что случилось? — Это я хочу узнать, что делается в нашем направлении! — встретил его окриком Толик. — Где результат? — Анатолий Викторович, — Клевцов умоляюще сложил ладошки, — все в процессе, что вы! Все в процессе и развивается по плану! — По плану? Это хорошо, когда по плану, — согласился Толик. — Излагайте. — Что излагать? — План излагайте. Пункты, ответственных за исполнение, результаты по шагам. Всё! Клевцов замешкался: — Видите ли… Сейчас основная группа действует автономно и связи пока нет, поэтому… — Поэтому ноги в руки и — к этой ваше группе! Немедленно! Утром я жду отчет! И повернулся, и ушел гордо и непримиримо, мстя за унижения, которые совсем недавно терпел от московского полковника… Клевцову два раза повторять не надо было! Уже идя к машине, он сделал несколько звонков, велел быть наготове. Потом заехал в гараж, где быстро, но без суеты пересел с «майбаха» на потрепанную «ниву». По местам, куда он собирался, только на ней и можно путешествовать. И не застрянет, и в глаза не бросается. Выехав на трассу, идущую в сторону Городка, набрал Ирму: — Федор с тобой? — Да. — Вы где? — Там, где и были. Ты чего такой?.. — Через пару часов буду на главной точке. Ждите там. Остальное на месте. — Говорил скупо, жестко. Как истинный руководитель! Ну а что… Каждому — своя судьба! Он уже поворачивал с трассы на грунтовку, когда снова затренькал гаджет и взорвался криком Толика: — Клевцов, вы в своем уме? Вы чем занимаетесь? Вам не нужны более наши деловые контакты? Вы не нуждаетесь в моей поддержке? У Клевцова затряслись руки, и он срочно затормозил. — Что случилось, Анатолий Викторович? Он, конечно, не знал, что Секисову только что звонила из Москвы Валерия, которая не просто обругала его, используя все резервы русского языка. Проще говоря, материла, как сапожник соседа! Суть претензий проста: где результат? Все ответы Толика называла детским лепетом и закончила так: — У вас, Секисов, десять дней на то, чтобы вашего губернатора и его окружение прочно увязали с идеями сибирского сепаратизма. Иначе все обещания отзываются. А с ними и все гарантии. И отключилась. Толик отшвырнул трубку, подошел к шкафчику, открыл дверцу, осмотрел батарею бутылок и закрыл шкафчик. Решил позвонить Клевцову и просто поторопить его, но, увы, не совладал с нервами. Толик кричал и понимал, что в голове у него нет никакого плана действий, никакого реального представления о том, что и как надо делать. И он, сделав долгую паузу, заорал: — На кой хрен я тебе помогаю, если ты сам ничего делать не умеешь! И прервал разговор. Клевцов бессильно опустил руки и долго смотрел перед собой. Потом заплакал. Он сидел и просто плакал, мигом постаревший человек, у которого только что отняли не только будущее, но и прошлое. Он вспоминал все, что сделал для этого сопляка, для его бесчисленных родственников и друзей, которые рвались сперва в университет, потом в науку, потом в руководящие кресла! И всюду им переставлял ноги он — Борис Клевцов! Клевцов отогнал машину с обочины чуть в сторону, перебрался на заднее сиденье и, свернувшись калачиком, уснул. Проснулся он уже под вечер. Будто автоматически вернулся к рулю, продолжил движение. Думал спокойно, стараясь быть конструктивным, стараясь уходить от негатива, который, как известно, ничего хорошего не несет. Через несколько минут схема сложилась: в конце концов, в его — Клевцова — возрасте люди уже уходят от всех суетных дел и просто живут для себя. Вот и ему надо сделать так же. Просто уйти от всех дел. И сделать это несложно: надо просто завершить начатое. На полянку к Ирме и Федору он пришел, уже почти успокоившись. В конце концов, этих двоих вполне достаточно, чтобы закончить начатое. Ну, а потом и их самих… закончить… Не те они люди, о которых нужно беспокоиться, ох не те… Подошел, поздоровался. — Ирма, дай что-нибудь поесть, — обратился к женщине. — В Городе что-то не сообразил. Федор громко хмыкнул. — Ты чего, Федор? — насторожился Клевцов. Он-то знал, что за этим деревенским хамом нужен глаз да глаз. — А ничё! — в том же тоне ответил Федор. — Мы тут сидеть неделями не подписывались. Живем, как каторжные…