— То есть ты думаешь, они ящики и мешки сюда перенесли? — Да, получается, что сюда, — признал Федор и сказал, как близкому другу, — мы ведь тут да столько-то лет все перерыли, всюду искали. А в прошлом году Клевцов что-то узнал… — Ты чего тут язык распустил? — донеслось сзади. — Так ты же сама сказала, что его потом… Ирма подошла и улыбнулась: — Вот дурак… 37 Гридин, едва проснувшись, стал одеваться, чтобы выйти к столу. Пожилой человек, почти всю жизнь проживший одиноко, он сейчас совершенно неожиданно стал ощущать радость, видя накрытый стол и людей, сидящих возле стола. Даже если он просыпался очень рано и выходил, когда все еще спали, он садился к столу в радостном ожидании. На этот раз за столом уже сидел Сава. Впрочем, к нему Гридин обращался именно так, как тот представился — Всеволод Аркадьевич. Судя по тому, что тарелки перед ним были почти пустыми, он заканчивал завтрак. Да и вид у Всеволода Аркадьевича был другой, нежели вчера весь день. Скорее экипировка путешественника, может быть, грибника. — Неужели в таком виде вы приметесь за ремонт забора? — усмехнулся Гридин, поздоровавшись. — Не примусь, — согласился Сава. — Дела у меня сегодня другие. Гридин поинтересовался из любопытства: — Помощь понадобится? — Понадобится, но, извините, вас беспокоить не стану, — с нотками извинения ответил Сава. — А что случилось? — опять-таки из вежливости спросил Гридин. — Алексей пропал, — ответил Сава просто. — Как пропал? — Простите, кто пропал? — донесся от крыльца голос Скорнякова. Сава подождал, пока и он приблизится к столу, и повторил: — Пропал Алексей. Наш Алексей. — Ну… возможно, кто-то позвонил и вызвал его в Город, — предположил Скорняков. — Алексей бы хоть кому-то из нас сказал об этом, — отозвался Гридин. Сава кивнул. — Может, вызвали, конечно. Я уже позвонил, попросил проверить все его концы… Мало ли что… Всякое бывает… Помедлил, потом поднялся: — Вот, смотрите, — он указал на пространство между домом и столом. Все подошли ближе. Сава ткнул пальцем вниз: — Видите спичку? Вы оба — курильщики. Можно было прикурить, если она только начала гореть? Нельзя, согласен. Идем дальше. Он зашагал дальше. — Вы знаете, что у дома мы не курим. Это была чистая правда: возле дома не курили после ворчания Нателлы: дескать, весь дым в избу идет, а потом и вовсе наметили единственное место, где можно курить. Ну, чтобы окурки по двору не валялись. — Вот, смотрите. Банка, в которую сбрасывали окурки, была пуста. — Я ее вечером опорожнил, — сказал Гридин. — Точно, я же рядом был, — подтвердил Сава. — Значит, Воронов и здесь не курил. Он повернулся от пустой банки к собеседникам: — И что это значит? — Алексей вышел покурить, зажег спичку, но не закурил. И исчез. М-да… — высказался Гридин. Скорняков кивнул и спохватился: — И что теперь? — Есть у меня мысль, — признался Сава. — Вот и собрался ее проверить. — Один? — упавшим голосом спросил Гридин. Сава сперва отвернулся, помолчал, потом повернулся и сказал виновато: — Мужики, мне одному проще будет, честное слово. Помолчал, глядя на обоих, и добавил: — Без обид, а? — Куда же вы пойдете? — спросил Скорняков, понимавший, что в тайге лично он — Скорняков Михаил Иванович — мало пользы принесет, а потому решение Всеволода Аркадьевича считал правильным. — К вчерашнему месту вернется, — ответил за него Гридин. И обратился к Саве: — Ты вот что… Мы, конечно, обуза, согласен… Но только в движении. Мы с Михал Иванычем тут покумекаем и, если мысли будут, как-то с тобой свяжемся. И… это… мы без обид… А, Михал Иваныч? — Совершенно правильно! — прижал руки к груди Скорняков. — Оружие-то есть? — уточнил Гридин. — Ножи у Нателлы Иосифовны восхитительные! — искренне восхищенно ответил Сава. — А хватит ножей? — Ну… посмотрим… На рожон-то я не полезу… 38 Идти Воронову совершенно не хотелось, но его и не спрашивали. — Встаем и идем, — велела Ирма и поднялась. Федор тоже поднялся, рывком поднял Воронова и, протянув веревку, связывавшую руки, между ног Воронова назад, толкнул его вперед: — Шагай, а то на веревке поволоку. И засмеялся, видимо, представив себе эту картину.