— Понравилось, — кивнул головой Воронов. — Рассказываешь ты хорошо, обстоятельно. Ты мне только вот что скажи: ты почему решила, что это каким-то боком касается вашего городища? — А таким боком, что мужик этот, перед тем как первый раз пойти, расспрашивал про городище, да ничего не вызнал. А когда вернулся, посмеялся: мол, ничего не знаете о том, что вокруг есть! Деревенские, мол, и есть деревенские. — И над чем он смеялся? Над кем конкретно? — продолжал спрашивать любопытный Воронов. — Да откуда я знаю? — взвилась наконец бабка Нателла. — Ты вон Ирку спрашивай! Они это городище все вместе искали! Воронов стал поворачиваться к Ирме, но и та уже забеспокоилась: — Ничего мы не искали! Это у нас вроде игры было! — «Вроде игры»? Как это? — Да чего ты к ней привязался, как мильтон? — сразу же переменила позиции бабка. Воронов расхохотался: — А и правда — «мильтон»! Я уж и забыл, что ментов так звали! — Вот и вспоминай, кого как звали, — от души посоветовала старуха. — Чего ты к девке вяжешься? Но «девка» сама вмешалась, продолжив: — Тебе же Овсянников рассказывал, как все начиналось, рассказывал, что школьники помогали. Меня как раз тогда к бабе сюда привезли. Уже не первый раз, конечно, а все равно — новенькая, никого не знаю. Ну, тут Овсянников и пришел: дескать, что дома сидеть, иди — знакомься с ребятами. Вот и ходили по Балясной, собирали разные рассказы про старые времена. — И много вам про это самое… — Воронов демонстративно с опаской посмотрел на бабку, — про городище рассказывали? — Да я вот сижу вспоминаю, — медленно проговорила Ирма. — Вроде и много, а вроде и ничего. Так как-то все было… к слову, что ли… будто вскользь. — Это как? — Ну, не про городище само — там никто не бывал, а про то, что вот, дескать, а еще врали, будто… То есть понимаешь, — речь Ирмы становилась быстрее, увереннее. — Люди откровенничали про вранье. Сразу же предупреждали, что вранье пересказывают. — А вы продолжали собирать? — Так нам же Овсянников такое задание давал, мы и собирали. Она подумала и продолжила уже торопливо, будто опасаясь что-то забыть: — А ведь Овсянников это скрывал от всех! — Ну, как он мог от всех скрывать, если вы открыто ходили и расспрашивали? — Да нет. От нас-то ему что скрывать! И от деревенских — тоже, — она задумалась. — Но — скрывал! И нам велел не рассказывать никому. Говорил: мало ли что, сплетни пойдут, вы же ребята взрослые, понимать должны… — Вот смотри, — заговорил Воронов. — Искали-искали, но городища этого не нашли, так? — Так. — Расспрашивали-расспрашивали, но ничего не узнали, так? — Так. — Ну а откуда, в таком случае, ноги-то растут у этого городища? — он посмотрел на обеих. — Вот ты, Нателла, говоришь, что только от старшей сестры слышала, значит, извини, до войны и — сказки. И при тебе ничего не находили, и никакой путник из тайги не выходил обросший и одичавший, так? — Ну! — перекрестила рот Нателла. Воронов готовил очередной вопрос, когда в ворота застучали сильно и требовательно. Потом раздался женский голос: — Наталья, ты дома? — Дома, чё орешь! — двинулась к воротам бабка. — А гости твои? — Дома все, дома, не ори! — снова попросила бабка. — Что случилось-то? — Да как «что»? Овсянниковых убили! Пошли, посмотрим. Бабка, охнув, прислонилась к воротам, Ирма схватилась за лицо, Воронов замолчал, соседка, оповестив, засеменила к месту происшествия. Воронов молчал недолго, взял Ирму за руку: — Есть короткий путь к дому Овсянниковых? — и, видя неподвижное лицо Ирмы, повторил громко: — Есть путь? Ирма кивнула, схватила Воронова за руку, потащила за собой. Возле распахнутых ворот овсянниковского дома стояли, не решаясь войти, люди. Ирма стала проталкиваться вперед, а Воронов остался сзади. Ему и отсюда было видно главное. Овсянникова все в том же спортивном костюме лежала почти посреди двора, широко раскинув руки и согнув ноги в коленях. Овсянников сидел за накрытым для обеда столом, уткнувшись в него лицом. Со стороны все это выглядело совершенно естественно. Будто Овсянникова решила удивить мужа балетным па или гимнастическим переворотом, но делала его неловко и упала. А Овсянников, увидев это, расхохотался так сильно, что аж прилег лицом и плечами на стол, показывая крайнюю степень веселости. Ничего себе, весело… Ирма, протолкавшись вперед, повернулась и крикнула: — Иди сюда! Но Воронов не только не пошел никуда, но и ей крикнул громко, будто их разделяли десятки метров: — Не надо там топтаться, милиция потом заругается. — Не «милиция», а «полиция», — поправил с чувством превосходства стоящий рядом мужичок лет пятидесяти. — Не знаем, как у вас, а у… — Ирма, идем, там бабушка одна. Мало ли что, — громко сказал Воронов, глядя прямо в глаза мужику. И тот, кажется, смутился. Домой возвращались не спеша, молча. Уже поворачивая с главной деревенской улицы к дому, Воронов увидел выезжающий мотоцикл с коляской, которым управлял человек в форме. — Участковый, что ли? — спросил он у Ирмы. Та кивнула головой. — Пошли домой скорее. Нателла все так же сидела у стола, положив руки на него. Увидев входящих Ирму и Воронова, не шевельнулась и, только, когда они подошли к столу, негромко спросила: — Что там? Ирма молчала, и Воронов сказал коротко: — Трупы там, Нателла, трупы. Два трупа. 6 Воронов слегка подтолкнул Ирму к скамейке, на которой сидела бабка: — Садись. Поговорить надо. Сам сел напротив, чтобы видеть обеих. — Нателла, а отчество как? — Что? — спросила бабка.